Расколотый мир (ЛП) - Страница 76

Флинн подзывает меня ближе, и мы становимся на колени на ослепительно белом полу. Он показывает мне почти невидимый шов в полу и слабый контур человеческой руки — сканер, предназначенный для разблокировки панели управления внизу.

— Он просто требует руки, — говорит он мне. — Руки любого… ловкий способ держать нас, мы же не касаемся ничего. Мы и раньше пытались привести сюда других, но наш хранитель, похоже, наслаждается нашими неудачами.

— Привести других… — но прежде, чем я успеваю сказать, понимание приходит ко мне. — Блуждающие огоньки. — Местные жители были правы. Огоньки вели их куда-то.

— Другие пытались годами, — продолжает шепот. — Но когда я понял, что хочу чего-то другого, я испугался.

Я ищу слабые черты какого-то признака страха на лице и не нахожу ничего от этого существа, у которого нет возможности выразить себя.

— Испугался чего?

— Умереть в одиночестве. — Шепот, за лицом Флинна, встречается с моими глазами. — Умереть, не повидав тебя.

Я оглядываюсь назад, сердце колотится от горя — из-за меня, из-за Флинна, из-за этого потерянного существа, сжавшегося в нем. Прежде, чем я могу говорить, пульсация проходит по лицу Флинна, заставляя меня подпрыгнуть.

— Ты должна поторопиться, — задыхается шепот. — Остальные не будут долго ждать, я не могу их вечно сдерживать.

Я проглатываю рыдание и подношу ладонь к углублению, пытаясь не дрогнуть от покалывания тока, который проходит через меня в ответ. Сканер подает звуковой сигнал и мигает зеленым цветом, в результате чего часть пола поднимается вверх, вверх и снова вверх, пока не появляется восьмифутовая колонна, нашпигованная платами и проводами, возвышаясь надо мною. Уничтожь это, и шепот умрет.

Я чувствую, что все это гудит от силы, так сильно, что заставляет зубы стиснуться, волосы приподняться, как будто вот-вот ударит молния. Не будет трудно закоротить все это, с таким количеством энергии, проходящей через него.

Флинн шатается, но ловит себя, прежде чем успевает упасть. Его голос — это рашпиль, но пока у него есть контроль.

— Когда все будет сделано, ты должна пойти и остановить то, что происходит снаружи.

— Снаружи?

— Твои люди, его люди… эта тюрьма стала полем битвы

Живот ухает. Мы знали, что фианна была рядом с нами, когда мы нашли объект, но военные, надо полагать искали нас. Две армии сошлись, бушует битва, подпитываемая смертями, которые ничего не значат, нет понимания того, что они все должны быть на одной стороне против безумных, садистских планов одного человека. Это будет кровавая бойня.

Это говорит мне существо, которое утверждает, что не может понять смерть… его сострадание лишает меня дыхания. С этим осознанием приходит другое, и я тяжело сглатываю.

— Это был ты, — шепчу я. — Ты взял меня в ночь резни, а не остальные. Ты привел меня туда, в пещеры.

— Этот сосуд… этот человек… его боль… твоя, вы разделяете ее так, как мой вид разделяет все. Ты будешь скорбеть об этих смертях, как и он. Но я привел тебя туда слишком поздно, чтобы остановить это.

Я была там, чтобы спасти их. Даже благодаря своему гневу и боли, это существо, чьи родственники заставляли сходить с ума моих друзей, пытался уберечь Флинна от горя.

Шепот терпеливо ждет, пока я оглянусь назад, затем говорит.

— Я ответил на твои вопросы. Ты дашь мне что-нибудь взамен?

— Что же? — голос ломается.

— Можно я… дотронусь до тебя.

Я моргаю, впиваюсь глазами в него.

— Э-э… прости?

— Мы не можем испытывать физические ощущения в нашем мире, и в этой вселенной мы всегда были одни. — Лицо Флинна выглядит таким юным.

Я сглатываю.

— Ладно. Ладно, конечно.

Рука Флинна скользит вперед, тянется к моей. Я позволяю ему взять ее, его кончики пальцев проходят по моей коже, когда он переворачивает мою руку. Его костяшки пальцев на моей ладони — его глаза сфокусированы на наших руках, удивительно преображая черты его лица.

— В нашем мире, — шепчет он, — мы всегда вместе, полностью и абсолютно. Мы все являемся частью друг друга. — Он медленно выдыхает, его дыхание опаляет теплом и нежностью наши руки. — Но это означает, что мы никогда не знаем, как ценно быть в состоянии сделать это, быть порознь, а затем собраться вместе. — Он переплетает наши пальцы.

Я наполовину ожидаю, что его рука будет липкой или будет покалывать на ощупь. Но его кожа теплая и знакомая, и наши пальцы переплетаются, как будто наши руки предназначены для этого.

Капли падают на руку, и я поднимаю взгляд. Глаза Флинна мокрые, и когда я смотрю, еще одна слеза свободно скользит по щеке, прежде чем упасть.

— Спасибо, — шепчет он. — Джубили Чейз, я желаю…

Он прерывается, когда его пальцы судорожно сжимают мои. Его глаза снова щелкают. На этот раз я вижу панику, почти человеческое отчаяние, тянущееся сквозь эти пустые черные глаза.

Я не могу вечно сдерживать остальных.

— Подожди! — Я плачу, сердце колотится от внезапного страха. — Просто… просто держись. Пожалуйста, должен быть способ…

Спасти тебя.

Есть только мерцание горя — истинного отчаяния — в его чертах, прежде чем пустота проносится через него. Изменение в Флинне, населенном призраком из Новэмбэ, было настолько постепенным, что я почти не заметила, насколько он отличался от других шепотов. Но эта холодность, эта пустота — она вызывает ответный холод во мне. Призрак из Новэмбэ исчез.

Штуке-Флинну нужно всего несколько секунд, чтобы сфокусироваться на моем лице, и через меня пробегает толчок. Я оставила пистолет на полу, он лежит между нами, и он тоже его видит. Как только я двинусь, он тоже — у меня будет только один выстрел.

Один выстрел.

Я отрываю руку от него и бросаюсь вперед, когда мы оба ныряем за пистолетом. Рука обхватывает его, когда я ударяюсь об пол и скольжу, уверенная, что я буду чувствовать, когда нечеловеческая хватка существа в любой момент раздавит мою лодыжку или мою трахею. Воздух густеет от шепчущих голосов, зовущих меня, видений близких, давно умерших, мерцающих перед моими глазами. Рот наполняется вкусом меди. Я отчаянно моргаю, когда становлюсь на колени, с кружащейся головой и ослепленная ложными сообщениями, которые существа посылают мне в голову. Я размахиваю пистолетом, делая один вдох, и время замедляется до ползания. Затем я выдыхаю и стреляю.

Системная плата внутри механизма взрывается, распадаясь на части, посылая ударную волну электричества через проводку. Вся комната дико мерцает, ядро машины мелькает в темноте, как импульсная лампа. Шепот, в нескольких дюймах от того, чтобы схватить меня, внезапно падает на пол с криком. Я вижу расширенные глаза Флинна, смотрящие на меня, губы раздвинулись от боли.

Сила трещит и пульсирует, здание ревет, и заставляет меня рухнуть на пол. Я поднимаю голову, пытаясь увидеть Флинна — пытаясь увидеть существо внутри него, существо, которое умирает — но я вижу только его контур, силуэт которого составляют искры и всплески. Я кричу, но не слышу собственного голоса из-за рева. Я тянусь к Флинну, пытаясь встать, но также, как я собираюсь взять его руку, все ядро ревет от силы, которая отправляет нас обоих в полет, и комната становится черной.

Девушка протягивает руку. Звезды так близко, что она может дотронуться до них кончиками пальцев, но каждый раз, когда она касается одну, та разбивается на тысячу осколков. Девочка находится в невесомости, ее волосы витают в потоках Эйвона; в воде, темноте и в пространстве не сложнее дышать, чем воздухом, и она ищет призрака Новэмбэ. Она знает, что он скрывается здесь, и она должна спросить его, почему он ушел, почему он бросил ее в тот момент, когда ей так не хватало снов.

Она пробирается сквозь разбитые звезды, которые раскалываются и падают вокруг нее, как занавесы дождя, исчезая в бездонных водах, внизу в сердце Эйвона.