Расколотый мир (ЛП) - Страница 75

— Я не воображала себе все это. — Фрагменты памяти отказываются соединяться, оставляя мне кусочки правды, слишком раздробленные, чтобы помочь мне сейчас. — В Вероне были шепоты, я думала, что это призраки. Я помню… — Я проглатываю внезапную, головокружительную волну горя. — Тогда, это была ярость, что вызвала беспорядки там. Ты заставил тех людей убить моих родителей?

— Смерть не существует для нас. Как мы могли тогда понять, что наш хранитель заставлял нас делать? — Его челюсть теперь резко вычерчена, черный взгляд заключен на мне.

— Заставлял? — вторю я. — Лару?

— Он сказал нам, что если мы согласимся, он отправит нас домой. Только после того, как он перевез нас сюда из места, которое ты называешь Вероной, мы поняли его обман, но к тому времени он научился причинять нам большую боль.

— Он мучает вас. — Живот скручивает, меня тошнит от ненависти к человеку, которого я видела только в головизорах и в лентах новостей.

Флинн кивает.

— Каждый раз, когда он наказывает нас, другие становятся все более и более отдаленными. Они потерялись в одиночестве. И их агония поражает ваш вид… это то, что сводит их с ума.

— А ты? Почему ты другой?

— Потому что я помню тебя, Джубили Чейз.

— Я не особенная, — огрызаюсь я. — Я не больше важна чем кто-либо другой.

— Ты самое важное существо в этой вселенной. Ты… этот сосуд… люди этой планеты… влюбленные, воины, художники, лидеры, сны многочисленнее звезд. Каждый ум уникален, каждая мысль создается на мгновение, а затем разбивается на части, чтобы сформировать новые. Ты не понимаешь невыносимую красоту быть собой.

Глаза горят, и хотя я пытаюсь достичь отрешенности, каменного барьера, который стоял у меня после смерти родителей, голос дрожит, когда я произношу.

— Мы все еще можем чувствовать себя одинокими.

Шепот смотрит на меня глазами Флинна. Я чувствую себя пустой, такой пустой, как этот взгляд, и все же где-то в глубине разума тлеет узел сочувствия. Возможно, я не могу понять агонию истинной изоляции, но прямо сейчас, глядя на Флинна в нескольких дюймах от меня, но бесконечно далекого, я чувствую, что могу себе это представить.

— Ты хотела быть исследователем, — говорит существо, все еще приковывая к себе мой взгляд. — Ты хотела исследовать моря и звезды. Ты так ярко об этом мечтала. — Позади него белая комната меняется. Синий и зеленый разворачиваются от стен, разливаясь по полу, обволакивая меня. Водоросли и кораллы прорастают как цветы, и миллион видов рыб, каждая разного цвета, плавают тут и там.

Я задыхаюсь, но я могу дышать этим океаном, как дышу воздухом.

— Ты однажды назвала меня другом.

— Ты… ты был там. — Тысячи воспоминаний возвращаются ко мне. — В Новэмбэ… со мной.

Видение океана исчезает, рыбы становятся призраками самих себя, все еще плывущих к чему-то в тот момент, когда они исчезают. Но память остается, а вместе с ней и память о сне, давно забытом и погребенным под горем. Но не менее реальном.

— Я обидел тебя, — тихо говорит шепот, и хотя его выражение лица не выказывает стыда, он говорит медленно, каждое слово тяжело от сожаления. — Мои действия не являются действиями друга. Я украл у тебя.

— Мои сны. — Я все еще цепляюсь за океан, память о сне, окутывающем меня, за что-то, чего я не испытывала с тех пор, как мои родители были убиты.

— Я думал, что помогаю тебе, избавляя тебя от переживания боли из-за смерти твоих родителей во сне. Я думал, что облегчаю твою боль. Но даже твои мучительные сны прекрасны, Джубили Чейз, и я не имел права забирать их у тебя. Они менялись по мере того, как ты росла, и в них было исцеление. Они были нужны тебе, а я забрал их у тебя.

— Все эти годы ты перехватывал мои сны? Забирал их для себя? Зачем?

— Потому что через них я чувствовал себя менее одиноким. — Флинн вздыхает, откидывая голову назад, глядя на купол тюрьмы шепотов. — Другие считают, что нет никакой надежды для вашего вида, что всплески насилия, которые они вызывают, ваша ярость, ничего не значат. Но я чувствовал твое горе, твою потерю. И хотя ваш вид способен на ужасы, он также способен на красоту. Закончить это сейчас было бы не лучше, чем забрать твои сны… смерть лишает ваш вид шанса на исцеление.

Я гневно вытираю щеки, ненавидя, что я чувствую из-за этого несчастного существа, носящее лицо Флинна, ненавидя, что я больше не могу сражаться, не чувствуя. Ненавидя это сейчас, я удивляюсь, как я когда-либо так делала.

— Я хочу, чтобы Флинн вернулся, — говорю я надломленным голосом. — Если ты чувствуешь мое сердце, тогда ты знаешь, что он мне нужен.

— Твоя связь с этим сосудом… вот почему я выбрал его.

— Перестань называть его сосудом, — вспыхиваю я, гнев снова и снова вызывает слезы на глазах. — Он — человек. Он умный и добрый, и храбрее, чем ты когда-либо мог понять, а ты пришел и забрал его, как будто это ничто.

— Ты влюблена в этот сос… в этого человека?

В ответ я открываю рот, он застал меня врасплох. Абсурдность вопроса здесь, в недрах секретного исследовательского центра, ведя беседу с существом из другой Вселенной, настолько поразительна, что мне приходится бороться с истерическим импульсом, чтобы не засмеяться. Но его глаза настолько печальны, настолько серьезны, что желание исчезает, и я остаюсь смотреть на него, а сердце болезненно сжимается.

— Я… я не знаю, — шепчу я. Я помню форму его сердца и своего, и его поцелуй в воде. — Но я хотела бы понять.

Глаза Флинна мерцают. «Он сейчас здесь», — сказало существо. Я сглатываю, желая накричать на него, умоляя его вернуться ко мне.

— Я не знаю, как оставить его, не разрушив его разум. Но если ты разрушишь мою связь, нашу связь с ним… возможно, тогда он останется цельным.

— Разрушу, — повторяю я тупо. — Ты имеешь в виду…

— Я хочу, чтобы ты убила нас Джубили Чейз.

Слова выбивают воздух из легких, оставляя меня неспособной ответить, пока я не отдышусь.

Существо внутри Флинна наблюдает за мной, ища признак моей реакции.

— Я не хочу становиться похожим на остальных, впадать в насилие и отчаяние, и чувствовать боль. Мы не созданы для этого. Мы не можем этого вынести.

— А ты думаешь, мы можем? — Я давлюсь рыданием. — Жизнь — это боль. Мы все постоянно испытываем боль.

— Есть и другие вещи в этой вселенной, — говорит существо. — Свет. Жизнь. Прикосновение. Ощущение. То, как вы все сделаны из одних и тех же частей, с теми же осколками звездной пыли, и все же вы все такие разные, все такие одинокие.

— Думаешь, одиночество — это хорошо?

— Для нас это агония, — просто отвечает он. — Для вас: сила в индивидуальности. Мы восхищаемся этим. Но мы не были созданы, чтобы подражать этому.

Я смотрю на него, пытаясь увидеть следы существа внутри Флинна, когда он наклоняет голову. Но все, что я вижу, это скулы Флинна, его рот, его волосы, падающие на лоб. В нем нет ничего, что говорит о пассажире внутри него, кроме пустоты в глазах. Я кусаю губу, в мозгу все переворачивается.

— Ты уверен в этом? — спрашиваю я мягко. — Может быть, есть какой-то другой способ освободить тебя, отпустить, чтобы ты мог… — но голос срывается. Я вижу ответ существа на лице Флинна.

— Ошибка нашего хранителя — создание тюрьмы на базе собственной энергии. Мы являемся его частью. — Флинн делает шаг навстречу мне. — Уничтожь технику, удерживающую это место вместе, и ты уничтожишь нас вместе с ним. И без нашего вмешательства, вынужденного хранить этот мир в тайне, всегда скрытым, вы сможете транслировать свою историю звездам. Возможно, начнете свое исцеление. Докажите, что ваш вид заслуживает жизни.

— Но все те вещи, про которые ты говоришь, были хороши в этой вселенной. Вещи, которые ты мог бы испытать. Свет и прикосновение… — голос срывается.

Флинн медленно качает головой.

— У меня нет желания жить без надежды вернуться домой. Я хочу… отдохнуть.

— Хорошо, — шепчу я. — Я помогу тебе.