Расколотый мир (ЛП) - Страница 12

Запястья связаны за спиной. Я передвигаю пальцами по веревке, чтобы найти ее обмотанной вокруг металлического столба, грубо врезанного в жесткий пол. Веревка короткая и завязана достаточно высоко, так что я не могу лечь без того, чтобы болезненно не вытянуть руки вверх. Я не могу не что стоять, я даже сесть нормально не могу. Кто бы это ни сделал, он точно знает, насколько это неудобно.

Перед моими глазами всплывает красивое лицо. Ромео. После всего этого злополучного путешествия по болоту я до сих пор не знаю имени этого ублюдка. И вряд ли узнаю такими темпами. Вероятно, где-то там хромой мятежник достает из бедра два дюйма ярко-розового пластика. Они оставили меня здесь, чтобы дать мне умереть от обезвоживания, либо попытаться получить информацию или припасы от армии в обмен на мою жизнь.

Но мы не заключаем сделок с мятежниками. А это значит, что я умру. Я не могу не думать о моем взводе и о том, как они справятся без меня. Я знаю каждого из них так же, как себя. Я наблюдаю за ними каждый день, слежу за их снами, наблюдаю, как каждый из них справляется, живя так близко к обрыву, который так близок к ярости. Я могу сказать, когда один из них на грани, когда им хватит находиться здесь и надо срочно переправить их куда-нибудь с Эйвона, прежде чем они причинят кому-то боль. Кто будет следить за ними, когда я умру?

В темноте мозг вызывает в воображении образ того, что я видела на болоте. Вспышка того, что Ромео утверждал, он видел: объект, где его не должно быть, высокие заборы и прожекторы, и охранники. Невозможно чтобы что-то существовало в один момент, а в другой этого уже не было — гораздо более вероятно, что у меня была галлюцинация, как побочный эффект того препарата, который использовал Ромео, чтобы вырубить меня.

Хотя это не объясняет то, что я нашла, то, что в моем ботинке, то, что я не могу сейчас достать со связанными руками.

Я немного кручусь, пока не достаю до подошвы ботинка рядом со столбом, вколоченного в пол. Обернув руки вокруг веревки, чтобы снять давление с запястьев, я тяну так сильно, как могу, напрягаясь и пытаясь почувствовать малейшую податливость веревки.

Ничего не выходит. В любом случае шансов было мало.

Я отпускаю веревку, у меня занимает несколько секунд, чтобы отдышаться. Я не чувствую никаких намеков на то, что он использовал, чтобы вырубить меня на этом острове. Шепоты исчезли, и за исключением нескольких холодных судорог, мое тело снова под контролем. Больше не трясется. С металлическим привкусом во рту.

Если веревки не поддаются, может, сможет камень. Они здесь совсем не владеют высокими технологиями — возможно, дыра, которую они пробурили, не идеальна. Я напрягаюсь изо всех сил, без каких-либо провисаний веревки и отдаляюсь назад, долбя по столбу подошвой ботинка.

Ничего.

Я останавливаюсь, тяжело дышу и корчусь на полу. Мне придется подождать, пока они не передвинут меня. Что им, в конце концов, придется сделать несмотря ни на что. Они могли бы просто застрелить меня здесь, но гораздо проще переместить тело, заставив его вставать и пойти куда надо, чем таскать.

Опять же, один из них ошивался рядом, задавая вопросы в военном баре, как будто это была хорошая идея. Они не самые умные мятежники.

Стиснув зубы, я снова принимаюсь за работу. Должно сработать. Каждый удар отражается в ноге и заставляет челюсти болеть. Но пусть лучше немного поболит сейчас, чем застрять здесь на неделю, умирая от жажды. Я могу прочувствовать свой страх: кислый, как желчь в моем горле.

Нет. Капитан Чейз ничего не боится.

— Его расшатать довольно трудно. — Забавляющийся голос исходит из тени, заставляя мое сердце гореть от страха. Но через минуту я узнаю его — и в темноте любой знакомый голос будет радушным изменением от молчания.

— Не вини девушку в том, что она попыталась. — Я сбавляю обороты, стараюсь не слишком шуметь, когда ищу в тени Ромео.

Он снимает что-то с фонаря, посылая лучик света, прорезавшего мрак. Я привязана к столбу посреди пещеры, в ней есть только длинный туннель позади Ромео, ведущий в тень. Лампа горит, не питается от батареи. Я смотрю на пламя, пока не заслезились глаза, крошечная часть меня рада, что меня хотя бы не убьют в темноте.

Я точно не ожидала увидеть его снова. Он не показался мне типом, который без сомнений придет, чтобы выполнить дело. И все же, вот он. Может, Ромео сложнее, чем я думала.

Он выходит вперед.

— Ты ударишь меня, если я подойду достаточно близко, чтобы дать тебе немного воды? — В руке он держит фляжку.

У меня перед глазами по-прежнему все плывет, голова до сих пор гудит, и во рту на вкус, как болотная грязь.

— Это зависит от кое-чего, — говорю я сквозь зубы. — Ты собираешься снова накачать меня наркотиками?

— Я не накачивал тебя наркотиками тогда, и теперь не собираюсь. — Ромео делает еще один шаг вперед, и я ничего не могу поделать — я отодвигаюсь назад, веревка трется по камню, как змеиная кожа. — И я мог бы почистить эту царапину у тебя, если ты позволишь мне. Я не понимал, насколько это плохо, пока мы были на воде.

Я смотрю вниз, чтобы увидеть, что выглядит, как чернила в свете фонаря, окрасившие бок моей футболки. Наша борьба в грязи снаружи «Молли» возвращается ко мне, и с памятью приходит осознание боли, проходящей через меня, как крошечный огонь.

Он снова начинает двигаться вперед, и на этот раз я рву назад, прежде чем я успею подумать.

— Ты можешь остаться там, где находишься.

Пальцы сжимаются вокруг веревок, связывающих мои руки. Я не смогу с ним справиться, если он подойдет. Может быть, я могла бы сбить его с ног, но этого было бы недостаточно, чтобы убить его, и даже если бы было достаточно… то, что после?

Но он все равно останавливается, молча наблюдая за мной. Через некоторое время он накидывает ремень фляжки через плечо и скрещивает руки.

— Как ты себя чувствуешь? — Его улыбка оскорбительна.

Ты вытащил меня из бара, выстрелил в меня, заставил дышать химическими испарениями, отвез меня в никуда, накачал наркотиками, а затем привязал к столбу в подземной пещере. Как ты думаешь, что я чувствую?

Но я оторву руки, пытаясь освободиться, чем дам ему удовлетворение честным ответом. Я улыбаюсь, выдавая ему каждую унцию злобы, которую я могу вызвать.

— Просто превосходно, Ромео. Как твоя нога?

Его улыбка исчезает, и я вижу еле уловимое смещение его веса с одной ноги на другую. Интересно, кто вытащил из ноги ярко-розовый пластик, и были ли у него проблемы из-за этого.

— Это наименьшая из моих проблем.

— Твоих проблем? Ромео, ты не должен был притаскивать меня домой, если не считал, что я понравлюсь твоим маме и папе.

— В следующий раз я буду знать лучше. — Он наклоняет голову на бок. — Уверена, что ты не хочешь воды? — Он трясет фляжку так, что слышно как плещется вода. Во рту стало так сухо, будто он наполнен песком.

Я хочу сказать ему, чтобы отправлялся в ад. Я хочу сказать ему, чтобы он обледенел. Я хочу ударить по этой идеальной челюсти, пока не спадет самодовольство.

Но воды я хочу больше.

Я сглатываю, пытаясь игнорировать, насколько сухо у меня в горле.

— Выпей первым. — Не то, чтобы это помогло мне раньше.

Он закатывает глаза, как будто как я могу не доверять ему. Он откручивает фляжку и подносит ее ко рту.

Я ожидаю, что он сделает один глоток. Вместо этого он, прихлебывая начинает глотать воду. Когда он, наконец, опускает фляжку, он демонстративно всматривается в ее горлышко.

— Ой, блин, большая часть пропала. Хочешь, что осталось?

Только боль в плечах удерживает меня от попыток снова вырваться из пут.

— Ты редкостная сволочь, не так ли? Красивые все такие.

Он делает вид, что удивляется.

— Ты считаешь меня красивым? Почему Джубили… ты заставляешь меня краснеть. Слушай, ты хочешь ее или нет?

Он выяснил, что его наплевательское отношение бесит меня. Мои челюсти сжаты так крепко, что я боюсь, что они вот-вот сломаются.