Раскаленное солнце (СИ) - Страница 19

Она отложила альбом, и я сразу же узнал её. Это была Юля-страпонщица, одна из проституток Артёма, будущий экономист. Она тоже меня узнала.

— О, привет!

— Привет, — улыбнулся я ей.

— Вот эту хочу! — тут же потеряв ко мне интерес, Юля ткнула пальцем в фотографию понравившейся татуировки.

Ёжик отложил кольчугу в сторону, кряхтя, поднял с кресла своё богатырское тело, подошёл к девушке и заглянул в альбом.

— Пять, — произнёс он.

— Ну, Ёжик! — возмутилась Юля.

— Ладно, — вздохнул он. — Для тебя четыре.

Девушка цокнула языком, закатила глаза, но возражать больше не стала. Я понял, что речь шла о цене.

— Где? — спросил мастер.

— Вот здесь, над лопаткой, — указала клиентка, повернувшись так, чтобы ему было хорошо видно, где именно следовало разместить татуировку.

— Пожалуйте на трон, — Ёжик картинным жестом, слегка поклонившись, указал ей на рабочее кресло. Юля, оставив диванчик, присела в лёгком реверансе и последовала его указаниям, а я заварил себе чай.

Девушка выбрала в качестве клейма маленького разноцветного колибри. Птичка смотрелась скромно, но интересно. Было над чем повозиться, я бы за такую пока не взялся. Через полчаса в салон пришли ещё две девчонки, одна из которых хотела себе на запястье иероглиф «любовь». Эта работа была по мне, и я сразу же взялся за дело. Правда, девушка долго не могла решить, делать двухсантиметровую татуировку чуть левее или чуть правее. Я заверил её, что правее символ будет смотреться лучше с точки зрения композиции и анатомически более выгодно, хотя не видел принципиальной разницы в смещении на пять миллиметров. По опыту вешанья картин под руководством моей маман я знал, что подобный бессмысленный выбор может растянуться на часы. Поэтому давно отметил для себя, что пресекать его нужно на корню с уверенным видом профессионала и тонкого ценителя.

Юля не спешила нас покидать, когда её татуировка была закончена и даже когда Ёжик занялся другим клиентом. У них оказалось море общих тем для разговора, и как-то так вышло, что речь зашла об Артёме. Я узнал, что его не посадили, даже суда не было. Дело замяли, но ему за это пришлось отдать квартиру и уехать из города. Мне стало грустно и стыдно, когда я понял, что к Симе на могилу уже очень давно никто не приходил… Вообще-то, я никогда не любил кладбища и не считал, что в этом месте открываются какие-то особые каналы связи с умершими. Если таковые вообще существовали. Я всегда был готов обратиться к дорогим мне людям откуда угодно и не сомневался, что они услышат меня. Закапывание трупов в земле казалось мне устаревшей и лишённой смысла традицией, а тем более закапывание в земле пепла. Я решил, что свой пепел я непременно завещаю развеять над чем-нибудь. Над чем, правда, пока не придумал. А ещё в голове мелькнула тревожная авантюрная мысль: выкопать Симину урну и развеять его пепел. Надо сказать, что эта идея довольно плотно засела моей голове…

В голове моей на тот момент сидело уже столько всего, что думать становилось физически больно. Мысли распирали черепную коробку, не помещаясь в пределах моего разума, и, когда до конца рабочего дня оставалось меньше часа, по записи клиентов больше не было и с улицы никого не намечалось, я плюнул на всё и спросил:

— Ребят, у вас есть чё? Для расширения сознания? Мне очень надо.

Ёжик и Юля переглянулись.

— Псилоцибы, — пожала плечами девушка. — Сама собирала.

Закрыв салон, мы все погрузились в Юлин «порше» и через час, заскочив по дороге в «Перекрёсток», были в её новой квартире в пятнадцати минутах (быстрой езды на авто или маршрутке) от метро Девяткино, как гласили рекламные плакаты строительных фирм. Новый район, частично строящийся и довольно пустынный в это время. Жильё здесь и впрямь стоило по-божески, но, даже несмотря на это, такая внезапная обеспеченность для студентки, ещё полгода назад работавшей проституткой, вызывала много вопросов. Как выяснилось, разбежавшись с Артёмом, Юля не щёлкала клювом, обзвонила постоянных клиентов и сообщила, что работает отныне на себя, оставила им свои контакты, уведя, таким образом, за собой добрую половину клиентской базы. С тех пор Юля считалась лакшери, брала за свои услуги бешеные деньги и не разменивалась по мелочам. И это не считая профессиональной специфики. Страпон-секс по-прежнему оставался её основным козырем и приносил внушительную часть дохода.

— Чувствуйте себя как дома, — произнесла она, на ходу сбросив полусапожки, скинув пальто и проскользнув на кухню.

Свет в прихожей зажёгся сам по себе, стоило ей вставить ключ в замочную скважину — сработал датчик движения. Такие же были установлены по всей квартире. Я подумал, что это, должно быть, дико неудобно, особенно если у тебя есть домашнее животное. Вот ты спишь, и вдруг загорается свет. А иногда просто хочется посидеть в темноте… Но оказалось, что освещение, помимо датчиков, регулируется ещё и специальными пультиками. Вот это уже мне показалось изобретением века.

Двухкомнатная квартира с просторной кухней и здоровенным балконом, на котором можно было жить. Он был полностью застеклён, причём окна шли от самого пола и до потолка. Снаружи дом напоминал стеклянную башню. Пол на балконе был застелен ковролином, на котором покоились три большущих кресла-мешка. В них мы с Ёжиком сразу и завалились. Юля заварила ароматный чаёк и поставила перед нами коробок-боробок с волшебными грибами.

Я уже пробовал галлюциногены. В основном химию. Грибы — только один раз и не помню, чтобы меня как-нибудь по-особенному торкнуло. Я и теперь не ожидал ничего выдающегося. Откинулся назад, и моё тело погрузилось в невесомое пенополистироловое облако. Казалось, что этот мешок будет проминаться бесконечно, что он даже способен меня поглотить.

Тяжёлые мысли никуда не исчезли, но они стали легче, словно тесное пространство, в которое они были заключены, начало расширяться, места становилось всё больше, и этим мыслям было где развернуться. Как гигантские пузыри, они курсировали по просторам моего расширенного сознания, сталкиваясь, содрогаясь, пульсируя. Удивительно было сознавать, что я прекрасно ориентируюсь в этих пузырях. Для меня это не просто галлюцинация — это упорядоченная система, имеющая некий алгоритм. Я не смогу объяснить этого, но в тот момент мне всё было предельно ясно как на ладони. Я понял, что действительно не жалею о совершённом убийстве и я совершил бы его снова, а мой страх быть пойманным абсолютно иррационален: он не имеет никакого смысла. Если меня и поймают, если меня даже убьют — это не будет иметь значения. Просто не будет, и всё. Это совершенно не важно. Моя жизнь в этом мире, возможно, имела одну единственную цель — это самое убийство. Это карма. И всё, что ни произошло бы после этого, — лишь отработка и искупление, никоим образом от меня не зависящие.

После этого озарения меня накрыла непередаваемая тоска. Ведь я осознал бессмысленность своего существования. Я мог встать в позу и заявить, что никакая судьба или карма не смеет указывать, что мне делать, я сам решу, но… У меня не было ни целей, ни амбиций. Для чего живут люди? Для чего они получают образование, постигают что-то, строят свою карьеру? Большинство находят свои половинки и продолжаются в детях, ради них, наверное, и стоит делать что-то в этой жизни. Кто-то просто обожает потреблять и всю свою жизнь посвящает тому, чтобы вкусно кушать, весело проводить время, хорошо выглядеть — в общем, всячески услаждать своё тело. Есть созидатели, посвятившие себя науке или искусству. Но если я не собираюсь размножаться, равнодушен к себе и совершенно бездарен… Для чего же я существую? Я не гожусь даже в потребители, потому что мне ничего не нужно. А может, стоило обрить голову налысо и рвануть вместе с Саррой в Индию?

Я вспомнил про Сарру, а вслед за ней и про космос, и понял, что пространство вокруг моих пузырей напоминает бесконечно расширяющуюся вселенную, а сами пузыри лишились своей оболочки. Мысли из них расплывались цветными фракталами, проходили прямо через меня. Только теперь я осознал, что это не они во мне, а я в них.