Раскаленное солнце (СИ) - Страница 15
— Потому что он колючий, но милый, — смеясь, пояснила она.
Я остался в салоне до конца рабочего дня. Практиковался на кусках кожи, наблюдал за работой, под вечер мне даже доверили небольшую тату. Клиентка и работодатель остались довольны, а я получил свою первую зарплату, на которую в этот же вечер угостил всех выпивкой. В баре мы дружно сделали вид, что я уже большой, и никто ничего не заподозрил. Я ведь и правда забывал иногда, что я ещё школьник. Спокойно общался на равных с людьми старше меня лет на десять, а мои ровесники казались мне малолетками. В этот вечер я и думать забыл про Евгения Викторовича и своё обещание не прогуливать школу.
Я уже успел забыть, каково это — удивляться… Но в тот вечер я об этом вспомнил. Когда Сарра подвезла меня и мы распрощались у парадной, я поднялся в свою квартиру, открыл дверь и вошёл в прихожую. У матери был гость. Мужчина. Не такая уж редкость. Не первый год она искала себе хахаля. Я, собственно, и не был против, даже наоборот — мне было бы спокойнее, будь у неё ещё кто-то, кроме меня. Но мне не нравились её методы: накормить, напоить, затащить в постель. Не в один день, разумеется, но схема всегда одна, и она не очень-то работала. Самые долгие её отношения после смерти отца длились четыре месяца. Один из её мужиков даже жил у нас, я тогда зависал у Артёма и пересёкся с ним всего пару раз. Как и на почве чего они разбежались, мне неизвестно. Что ж… Маман имела полное право устраивать свою личную жизнь, и я тут мог только не путаться под ногами.
Дверь на кухню была закрыта. Сквозь матовые стёкла я видел лишь тени и слышал голоса. Судя по тембру и маминому щебетанию, они активно флиртовали. Я надеялся проскочить незамеченным, но у меня не вышло. Я услышал характерный щелчок за своей спиной. Так срабатывал шариковый стопор на косяке. Я ожидал услышать голос матери, но вместо этого…
— А с мамой поздороваться? — укоризненно произнёс Евгений Викторович.
Я застыл на месте, затем обернулся и посмотрел на него. Мама робко выглядывала из-за учительской спины, делая вид, что она очень занята перекладыванием бутербродов с тарелки на тарелку и приготовлением чая.
— Саша, иди чаю попей! — позвала она меня.
— Я не хочу, — отказался я без всякой задней мысли. Я действительно не хотел — перекусил в баре… Но прозвучали мои слова так, будто я застал свою мать как минимум целующейся с любовью всей моей жизни. Самому противно стало. Я, конечно, не ревновал, но что-то во всём этом меня, определённо, задевало. Алкоголь, хоть его было и немного, всё же затуманивал разум, и я предпочёл больше ничего не говорить, дабы не усугублять ситуацию, а просто развернуться и уйти в свою комнату. И, как всегда, поздно до меня дошло, что это выглядело ещё страннее.
Евгений Викторович последовал за мной.
— Эй, не хочешь кое-что объяснить? — спросил он.
— Нет, — коротко ответил я, закрывая перед его носом дверь своей комнаты.
Замка у меня не было — мой косяк, — так что учитель без труда справился с этим препятствием.
— Я поверил в тебя.
— Лох.
— Что ещё за разговорчики? — возмутился он, скрестив руки на груди.
— А что не так? — я плюхнулся на свой диван в гору скомканного постельного белья.
— Уважение к старшим. Субординация, — пояснил Евгений Викторович. — В этой стране принято обращаться…
— Ой, исчезни, — перебил я его.
— Где ты был? — спокойно спросил он, усаживаясь на край моего дивана.
— Как вам моя мама?
— Хорошая женщина.
— Дарю.
— Ты к ней несправедлив. Она очень переживает.
Я промолчал.
— От тебя… пахнет алкоголем, — заметил мой учитель.
— Неа, это не от меня, — соврал я.
— От тебя.
— Как вы можете быть уверены, находясь от меня на таком расстоянии? — ухмыльнулся я.
У меня чуть сердце из груди не вскочило, когда он резко наклонился ко мне, несильно сдавив пальцами мой подбородок. Его лицо оказалось так близко, что впору было бы поцеловаться.
— Вот теперь я абсолютно уверен, — произнёс Евгений Викторович.
Я чувствовал, что так просто не усну этой ночью.
— Вы вторгаетесь в моё личное пространство. Это что, домогательство? — проговорил я.
— В суд на меня подашь? — усмехнулся он.
— Пошёл вон, — решительно произнёс я. — Завтра можешь не приезжать. Я собираюсь выспаться.
Евгений Викторович ничего не ответил, распрямился, потянулся. Я ждал, что он скажет что-нибудь наставительное и уйдёт, но…
— Какого хрена?! — вырвалось у меня.
Мой учитель неожиданно схватил меня и закинул себе на плечо. Я не пушинка, да и он не Геракл, но ему хватило сил, чтобы удержать меня и, несмотря на сопротивление, вынести из комнаты. Сопротивляться, надо сказать, было очень неудобно… Я болтался вниз головой, из-под мышки увидел круглые глаза моей матери.
— Мы немного прогуляемся, — улыбнулся ей Евгений Викторович. — Проветримся.
Когда он вынес меня из квартиры и потащил вниз по лестнице, я и вовсе перестал брыкаться. Мне было любопытно.
— Самое время сказать, что у тебя есть ноги и ты в состоянии идти сам, — как бы намекнул учитель, дотащив меня до третьего этажа.
— Хрен тебе, — буркнул я. — Сам я пойду только в свою комнату. А если у тебя на меня другие планы — тащи и не ной.
Он усмехнулся, перехватил меня поудобнее и понёс дальше.
========== Глава 7 ==========
Меня затолкали на заднее сидение автомобиля. Хах… Звучит как показания жертвы похищения. Но настроение у меня было романтически-активное, другими словами — блядское. Я уже предвидел развитие событий предстоящей ночи, фантазия бежала вперёд паровоза, и тело не на шутку разгорячилось.
«Движения твои очень скоро станут плавными», — пропел мой внутренний Бутусов, и в голове заиграла старая знакомая мелодия. Я ощутил потребность вытянуться во весь рост, что в машине сделать было крайне проблематично, и я вынужден был изогнуться той самой буквой «ом».
— Ты чего извиваешься? — усмехнулся Женя.
Я уже для себя решил, что весь этот официоз пора опустить. А то вдруг мне придёт в голову простонать его имя во время секса? Практика с Артёмом показала, что бурное веселье в процессе утех не способствует оргазму, а если я начну в пылу страсти произносить: «Евгений Виии…» — вот где-нибудь в этом месте мы умрём со смеху.
— Э-эй, — свистнул он и щёлкнул пальцами перед моим носом. Я вздрогнул от неожиданности. — Куртку накинь, в машине холодно.
Под своей головой я обнаружил чёрную кожаную куртку. Я не замёрз, но всё-таки послушно закутался в неё. Женя занял водительское сидение и повернул ключ в замке зажигания, заводя мотор. В салоне загорелся тусклый жёлтый свет, по телу пробежали мурашки от мерной вибрации автомобиля. Учитель захлопнул дверцу, и свет погас.
Мы поехали куда-то, а я всё думал, что в такие моменты для серьёзных разговоров по душам принято направляться на какую-нибудь гору, с которой открывается феерический, вдохновляющий вид ночного города, но, по иронии судьбы, Петербург располагается на болоте средь равнин. Нет тут никаких гор. Ну разве что Пулковские высоты, с которых открывается расчудесный вид на Пулковские кусты. Но Женя не повёз меня в кусты… в смысле, к высотам. Мы ехали по городу куда-то в сторону центра. Разговор начался ещё по дороге.
— Вот сразу видно: пацан без отца рос, — произнёс мой учитель. — Некому тебя пороть было.
Я ещё подумал, что, если ему захочется меня выпороть, я вовсе даже не против.
— Некому было тебе втолковать, что значит быть мужчиной, — продолжал он. — Что о близких, тем более о маме, нужно заботиться.
Я поморщился от этих нравоучений. Он говорил мне очевидные вещи, обо всех этих социальных «понятиях», по которым мне следовало жить, так, словно я не понимал и отрицал это. Но, как бы вычурно и по-детски это ни звучало, он ничего обо мне не знал. В первую очередь того, что я вовсе не запутался, а сделал специфический выбор. Что я делаю только то, что мне хочется делать, а не пытаюсь привлечь к себе внимание вызывающим поведением. Что я предпочёл бы отдать сыновний долг своей маме деньгами, а не заботой. Если уж на то пошло, я лучше найму человека, который в старости подаст ей стакан воды. Всё это и многие другие ответы на невероятно «оригинальные» замечания Евгения я мог бы выдать без заминки, но мне безумно хотелось ебаться, а не разводить дискуссии по понятиям.