Раннее христианство и переселение душ - Страница 56

Почему — предмет уже другого разговора [389]. Но от самых своих истоков христианство непохоже на религии кармы и перевоплощения. Христианство действительно другая религия. И попытка стилизовать его под восточные религии есть насилие над реальностью.

Если мы хотим, чтобы насилия в нашей жизни было меньше — то лучше отказаться от теософского мифа об оккультном всеединстве религий и признать право каждой религии быть непохожей на другие.

Настоящая публикация, оппонирующая теософам, предназначена не для теософов. Если бы она была обращена к ним, то ее автор, приводящий многочисленные доказательства того, что ни библейские тексты, ни раннехристианская традиция не разделяют идеи перевоплощения душ, оказался бы в положении человека, усердно доказывающего, например, что Российская Государственная Библиотека находится именно в Москве, а не в Эдинбурге тому, кто твердо верил бы именно в последнюю версию. В самом деле, для того, кто в данном случае был бы прочно «закодирован» на столицу Шотландии, никакие официальные документы, карты Москвы или свидетельства самих читателей данной библиотеки доказательствами не были бы. Он счел бы все эти данные лишь средствами конспирации, само их количество уже достаточно подозрительным, а все попытки уверить его в их объективности лишь признаком «тоталитарного» мышления. Сходным образом, того, кто закодирован на эзотерическое видение религиозных текстов и символов, никакие аргументы, приводимые здесь, не разубедят в том, что Иоанна Крестителя иудеи принимали на самом деле за реинкарнацию Илии (но только по каким-то причинам тщательно это скрывали) или что евангельский слепорожденный расплачивался за проступки, совершенные им в прежних рождениях.

Автор настоящей публикации должен быть поэтому избавлен от подозрения в желании обращать теософов, и у нас есть все основания полагать, что он апеллирует не столько к ним непосредственно, сколько к тому кругу читателей, на которых направлена идеология теософского типа. В этой идеологии можно выделить один важный пункт: ее сторонники утверждают, что все разномыслия традиционных религиозных мировоззрений вполне вторичны, как выражения их внешнего, феноменального слоя, тогда как на уровне глубинном, ноуменальном они раскрывают единую Истину, постулаты которой (один из коих и относится к архетипу реинкарнации) и составляют догматику единой Религии, которую частные религии в различной степени выражают, но не исчерпывают. Подобными философскими формулировками популяризаторы теософии, конечно, не владеют — их разрабатывают некоторые представители той области философии, которая называется философией религии [390]. Популяризаторы теософии обычно апеллируют к мистическому свету, позволяющему тем, кто учится у «махатм», открыть сокровенный смысл «частных» религиозных мировоззрений. Однако этот свет скорее напоминает свою противоположность, а именно, пользуясь выражением другого философа, Гегеля, ту ночь, в которой все коровы кажутся одинаково черными [391].

Различные религиозные мировоззрения действительно содержат нечто общее — попытки решения важнейших, экзистенциальных, или «пограничных» (по выражению К. Ясперса) вопросов жизни, а также, поскольку человек в определенном, и притом весьма немаловажном, смысле является «бытием-к-смерти» (по выражению М. Хайдеггера), и вопросов, связанных с его посмертным существованием. Несходства обнаруживаются, в первую очередь, способах ответа на эти вопросы.

Идея перевоплощения выросла не только на почве фольклорно-мифологического сознания, но и на почве самых серьезных исканий человеческого духа, от которых никак не может отвернуться никакой мыслящий человек, даже если он вполне добросовестно отвергнет саму эту идею. Доктрина реинкарнации обнаруживает следы бесспорной интуиции разума и сердца, которая заставляет верить в то, что человеческие деяния имеют результаты, которые не исчерпываются кратким промежутком его земной жизни, но сохраняются и после разрушения его тела. Учение о перевоплощении содержит и попытку решить проблему всех проблем, связанных с земной жизнью человека и объяснить несоответствие нравственных достоинств людей их судьбе. Наконец, это учение содержит бесспорную надежду на то, что идеал, к коему стремится человеческая жизнь, не достижим в рамках этой жизни и его осуществление должно быть передано будущему.

Тем не менее те способы ответа на эти «запросы» человеческого духа, которые содержатся в доктрине реинкарнации, оказываются несовместимыми с самими основоположениями христианского мировоззрения. И эта несовместимость является доказательством того, что теософское здание единой Религии с ее набором архетипов, обнаруживающихся во всех «частных» религиях и лишь получающей в них различные способы выражения и формулировки, является на деле карточным домиком.

Учение о перевоплощении предполагает, во-первых, безначальность того, что соответствует душе, и «свободный», «нефиксированный» характер ее связи с телесными образованиями, которые выполняют для нее функцию внешних одежд, в которые она без труда переодевается. Обе эти «позиции» совершенно несовместимы с основными христианскими догматами. С догматом о творении — поскольку он означает, что нетварным, безначальным началом может быть только Бог, который является Творцом всего сущего, в том числе и души. С догматом о творении человека в частности — поскольку уже первый человек был создан как неразделимое личностное единство одной души (отображающей образ Нетварного бытия, но тварной по природе) и одного тела, созданных вместе и «привязанных» друг к другу их общим Создателем, и передал это нераздельное единство всем своим потомкам. С догматом о Боговоплощении — поскольку уже сам Бог «воспринимает» в единство своей ипостаси одну человеческую душу нераздельно связанную с одним телом, а не меняет свои телесные формы подобно Протею языческих религий [392]. С догматом о Воскресении — поскольку душа вочеловечившегося Бога соединяется со своим единственным телом после воскресения последнего (а по образу воскресения Богочеловека Христа и человеческие души должны соединиться со своими единственными телами в конце времен). С догматом о Вознесении — поскольку воскресший Бог «подтверждает» здесь свое ипостасное единство со своим единственным телом навсегда для того, чтобы не только человеческая душа, но тело могло быть «обожено». Поэтому конечной задаче человека, поставленной перед ним в христианстве — «обожению», идеал, непосредственно следующий из реинкарнационной доктрины — «освобождение» противостоит самым радикальным образом. В первом случае речь идет о полном восстановлении личности в душевно-телесном единстве ее природы и о реализации в человеке «образа» Божия — во втором о полном разъединении того, что можно назвать душевными и телесными компонентами индивида посредством последовательного демонтирования личностного самосознания (результат которого и мыслится как реализация божественной природы по устранении «принципа индивидуации»). Поэтому вопрос о христианстве и реинкарнационной доктрины может быть решен таким образом, что там, где есть христианство, нет этой доктрины, а где есть эта доктрина, нет христианства. Неоднозначное же отношение к данной доктрине отдельных мыслителей, которые в целом были христианскими (например, Оригена) объясняется всецело их увлечениями античной философией и тем, что процесс воцерковления этой философии в патристической традиции в их эпоху лишь начинался.

Поэтому вовсе не случайно, что раннехристианские авторы заняли полемическую позицию по отношению к учению о перевоплощении, которая и документируется в нижеследующей публикации. Наиболее ярким доводом среди тех, которые они предложили в этой полемике, представляется аргумент св. Мефодия Олимпийского, подвергающий сомнению сам ретрибутивный принцип, на коем настаивали древние сторонники этого учения: «падшие» люди наказываются воплощением среди демонов, животных и насекомых, при котором они, с одной стороны, не могут (в их «новом» состоянии) осознать ни своих грехов, ни своего наказания, с другой — прочнейшим образом «закрепляются» в этих формах в своем падшем состоянии. Наряду с этим доводом можно привести, на наш взгляд, и некоторые другие возражения в связи с доктриной реинкарнации в общем контексте христианского мировоззрения [393].