Раннее христианство и переселение душ - Страница 2

Пятый — действительно ли Ориген учил переселению душ и было ли это учение «отменено» в шестом веке на Константинопольском соборе.

Если исходить из убеждения в том, что идея кармы и душепереселения (лат.– реинкарнация; греч. — метемпсихоз) является универсальной, то, конечно, странно слышать христиан, которые отрекаются от нее и тем самым противопоставляют себя всему человечеству и всей истории. Но — действительно ли христиане такие «выродки»? Если мы обнаружим, что и в самом деле люди, хранящие Библию, никогда не признавали переселение душ, будет ли это их неприятие кармизма чем-то уникальным, беспримерно-скандальным верованием, которое изолирует их от всего остального человечества? Если все окрестные народы и предшествовавшие религиозные традиции веровали в реинкарнацию, то в общем-то естественно предположить, что эта идея могла так или иначе сказаться и в христианстве.

А если в религиях Древнего Востока не было идеи реинкаранции? В таком случае неприятие христианами идеи кармы уже не покажется чем-то слишком скандальным. Можно будет предположить, что в этом вопросе христиане продолжают традицию, присущую более древним культурам Ближнего Востока. Итак, ради того, чтобы подготовить теософов к самой неприятной для них неожиданности (то есть к демонстрации негативного библейского отношения к реинкарнации), начнем наш разговор об отношении христианства в идее метемпсихоза издалека. Начнем ab ovo. С Древнего Востока.

Присмотримся к тем танатологическим представлениям [6], которые были распространены на Ближнем Востоке.

Согласно теософскому мнению «в Египте прежде, чем где-либо появилось и оттуда уже перешло и распространялось у других народов учение о душепереселении» [7]. В самом деле, о теории реинкарнации у египтян рассказывает Геродот (История 2, 123). Во II веке по Р. Хр. египетский христианский писатель Климент Александрийский говорил о «чисто национальном происхождении» реинкарнационных мнений своих языческих соотечественников (Строматы. VI, 4). В египетской «Книге мертвых» есть множество глав, называющихся «О перевоплощении в…». Душепереселение признается герметической литературой, распространявшейся из Египта в позднеантичный период.

И, однако, всех этих свидетельств недостаточно для того, чтобы обосновать теософский тезис.

Да, в «Книге мертвых» есть главы с названиями, столь радующими сердца сторонников реинкарнаций. «Глава о перевоплощении в лотос», «Глава о перевоплощении в правителя верховных принцев», «Глава о перевоплощении в божественного сокола» и т. д. Но в них не идет речь о том, что человек рождается в новом теле, снова вернувшись в земной мир. Нет, это заклинания, уверяющие духов, богов и демонов в том, что умерший человек преобразился в одного из богов, что он стал обоготворен, что его нужно принять как своего в царстве вечности. Это формулы новой идентичности человека, которую он обретает (надеется обрести) в мире богов [8]. Но это не выражение надежды на то, что у души появится новое тело на земле, отличное от того, которое превращено в мумию.

Для примера процитирую одну из глав о «перевоплощении»: «Глава о превращении в ласточку. Я ласточка, я ласточка. Я Скорпион, дочь Ра. Приветствую вас, о боги, чей запах сладок; приветствую вас, о боги, чей запах сладок. Приветствую тебя, Огонь, поднимающийся из-за горизонта. Приветствую тебя, житель города, я привел туда Стража его Бухты. О протяни же ко мне руки свои, чтобы я мог провести свои дни в Водоеме Двойного Огня, и позволь мне говорить, ибо мне есть, что сказать. Открой мне двери, и я расскажу тебе о том, что видел. Гор стал божественным правителем Ладьи Солнца и занял престол своего божественного отца Озириса, и Сет, сын Нут, лежит связанный путами, которые он приготовил для меня. Я подсчитал все, что находится в городе Секхем, я вытянул вперед обе руки при слове Озириса, я прошел испытание суда, и мне было разрешено говорить; да будет на то воля твоя, чтобы я мог продолжать и рассказать новости свои. Я вхожу в Зал, меня судят, и я, признанный невиновным и достойным блаженства, выхожу из ворот Неб-ер-тчера. Я чист в великом месте прохождения душ, я избавился от грехов своих, я защитил себя от всех обвинений, и я не уничтожил зло, пытавшееся проникнуть в члены мои на земле. Приветствую вас, божественные существа, охраняющие двери, освободите мне путь, ибо смотрите же, я подобен вам. Я вознесся к свету, я шел на своих ногах, я стал хозяином своих ног перед Богом Света, я знаю сокрытые пути и врата Секхет-Аару, истинно говорю, я, именно я, пришел и поверг врагов своих на землю, и мое бренное тело по-прежнему в гробнице» [9].

Итак, ласточка (или другие животные, упоминаемые в этих заклинаниях) не есть обычные обитатели зоосада, но тотемные символы божеств и их силы. Увидеть здесь вместо надежды на облечение высшей божественной мощью воплощение души в низшее и немощное животное тело — означает навязать мистическому тексту откровенно профанное содержание.

Геродот (грек, а не египтянин) ошибся, истолковав египетские представления в духе популярной греческой философии. Стремление «Книги мертвых» представить душу в других обликах надо было понимать не на языке отвлеченного теоретизирования, а на языке конкретного религиозно-практического магизма: упомянутые животные «в плане тотемизма мыслились египтянами как могучие божества, способные устоять перед опасностями загробного мира. Превращение в них было для души средством оградить себя от этих опасностей, то есть обеспечить себе бессмертие. Желание умершего превратиться в то или иное божественное животное диктовалось исключительно стремлением обеспечить себе вечную жизнь в потустороннем мире — безотносительно к мыслившейся греческими философами «очистительной» процедуре» [10]. Ошибка Геродота оказалась живуча (и по своим мотивам она была усвоена и теософами [11]) но от этого она не перестала быть просто ошибкой. Впрочем, при современном уровне египтологических познаний ее воспроизведение обличает либо невежество человека в области истории религии, либо готовность действовать подлогами.

Герметическая литература совсем не так архаична, как хотелось бы теософам. Блаватская, склоняясь к мнению о Гермесе Трисмегисте как «допотомном» маге [12], полагает, что герметизм и индуизм являются религиозными философиями, во-первых, тождественными, во-вторых, древнейшими [13]. Уже из того, что индуизм, якобы тождественный герметизму, провозглашается «древнейшей» философией (несмотря на то, что индуизм пришел на смену брахманизму), видно, что оценке, которую Блаватская дает древности герметизма, доверять не стоит [14].

В исторической науке еще в 1614 г. в лондонском издании книги швейцарского филолога Исаака де Казобона «Prolegomena in Annales» было выяснено, что герметическая литература появляется на рубеже эр, в эллинистический период истории Египта [15] (а «библия» алхимиков и теософов — «Изумрудная скрижаль» вообще лишь в средневековый период). Герметизм представляет собой страницу не столько в египетской религии, сколько в греческой литературе (Ф. Зелинский представляет герметизм как «образчик той греко-египто-еврейской смеси, которой пробавлялось суеверие эллинистической эпохи») [16].