Раннее христианство и переселение душ - Страница 16

Первый раз эта тема зазвучала в рассказе о наречении имен животных. Человек, который в порядке физического времени — новичок в мире, последыш, оказывается главой земной семьи. В глазах Бога он «старше», важнее, существеннее всех животных (даже самых «древних») [102].

Во второй раз тема передачи прав первородства появляется в четвертой главе книги Бытия. Уже в рамках человеческого рода достоинство первородства отымается от Каина и переходит сначала к Авелю, а после его убийства к третьему сыну Адама — к Сифу. Наконец, пройдет еще некоторое время, и в середине книги Бытия этот мотив зазвучит уже весьма резко. Исав «за чечевичную похлебку» уступит своему младшему брату Иакову право первородства (Быт. 25, 29-34). Более того — минуя старшего Исава, на Иакова от их отца Исаака перейдет участие в Завете с Богом (Быт. 27). Иаков на смертном одре благословляет младшего Ефрема, отстранив старшего Манассию (Быт. 48). А в следующем ключевом пункте еврейской истории первенство наследует Давид, отстраняя семерых старших братьев (1 Цар. 17, 12-14).

Так что эпизод с Исавом и Иаковом понятен без «кармической мудрости» — и понятен именно из собственного и целостного контекста Библии.

Следующий библейский эпизод (уже собственно новозаветный), которому теософы повелевают служить подпоркой реинкарнационного мифа — это рассказ о слепорожденном. В этом евангельском эпизоде ученики задают Христу вопрос: «Кто согрешил: он или родители его»? (Ин. 9, 2). Комментарий теософов понятен: если человек был слеп от рождения, как он сам мог согрешить? — Не иначе как в прошлой жизни.

Это рассуждение выглядит логичным опять же лишь при отрыве одной фразы от целостного библейско-исторического контекста.

Во-первых, если кто-то спрашивает о чем-то Иоанна или Христа — это не означает, что вопрошаемый согласен с той теорией, на которой основывается вопрос. Меня часто на лекциях спрашивают об НЛО, но это не означает, что я сторонник уфологии, или что уфология — это традиционная и народная религия России. Точно также, если бы люди, спрашивавшие Христа, верили в переселение душ, это вовсе не означало бы, что Христос и евангелисты разделяли эту веру.

Во-вторых, стоит заметить, что этот вопрос предполагает не слишком хорошее знание Писания. Вопрошающий считает, что несчастье слепорожденного можно объяснить двумя причинами: грехами его самого или грехами его родителей. Так вот, второе предположение означает, что автор вопроса, хоть и знал «десять заповедей», но не помнил позднейших книг Пророков. Действительно, синайское законодательство времен религиозного рождения Израиля говорило, что Господь есть «Бог ревнитель, наказывающий детей за вину отцов до третьего и четвертого рода, ненавидящих Меня, и творящий милость до тысячи родов любящим Меня и соблюдающим заповеди Мои» (Исх. 20, 5-6).

Кстати, заметим, что это не может быть голосом «кармы»: Бог Ветхого Завета явно не есть закон автоматического воздаяния за любые поступки человека. Он любит усиливать последствия добрых поступков, в то время как последствия злых дел Он гасит, неизмеримо умаляя их последствия по сравнению с последствиями добрых деяний (последствия добра испытывают тысячи поколений, тогда как последствия зла — только три). Смысл этой формулы Декалога отнюдь не в угрозе наказаниями и местью, а в возвещении того, что Бог желает быть Богом любви, а не Богом возмездия. Смысл этой формулы в возвещении того, что Творец не измеряет обилие Своих наград с незначительностью тех даров, что может принести Ему человек (см., например, евангельскую притчу о работниках одиннадцатого часа или слова Спасителя: «Не мерою дает Бог Духа» — Ин. 3, 34).

Но даже эта формулировка Десятословия, столь далекая от принципа кармического воздаяния, затем отметается как не вполне открывающая полноту Божией любви. Спустя несколько столетий после Моисея пророку Иезекиилю Господь уже говорит: «Зачем вы употребляете в земле Израилевой эту пословицу, говоря: «отцы ели виноград, а у детей на зубах оскомина»? Живу Я! говорит Господь Бог, — не будут вперед говорить пословицу эту в Израиле. Ибо вот, все души — Мои: как душа отца, так и душа сына… Вы говорите «почему же сын не несет вины отца своего?». Потому что сын поступает законно и праведно, все уставы Мои соблюдает и исполняет их, и он будет жив. Душа согрешающая, та умрет; сын не понесет вины отца, и отец не понесет вины сына, правда праведного при нем остается, и беззаконие беззаконного при нем и остается» (Иезек. 18, 2-4 и 19-20).

Итак, вопрос о слепорожденном не мог исходить от некоего ученого носителя израильской «эзотерической традиции» — ибо исходит от человека, который не знает толком даже основополагающих библейских текстов. Если же из двух предлагаемых им вариантов ответа один явно отвергается Библией, то тем более нет оснований полагать, что другой предлагаемый им ответ родился именно из глубокого проникновения вопрошателя в суть религии Пророков.

В-третьих, даже если поверить Флавию и признать, что у некоторых израильтян была вера в реинкарнацию, то придется признать, что именно сторонник метемпсихоза и не мог спросить «Кто согрешил: он или родители его?». Ведь грешники не перевоплощаются. А значит, даже если автор вопроса и был реинкарнационистом, он, задавая свой вопрос о грехе, не мог думать о реинкарнациях.

В-четвертых, иудеи могли считать, что мальчик согрешил еще прежде своего рождения — но при этом не видеть в этом ни указания на его прежние жизни, ни указания на бывшие в них грехи. Дело в том, что в иудейской околобиблейской литературе есть представление об Адаме Кадмоне — об Адаме-Всечеловеке. Все души (или по крайней мере души всех евреев) существовали в Адаме, и поэтому все они согрешили в нем [103]. Значит, вопрос мог исходить от людей, которые слышали об этой теории и теперь вот поинтересовались: страдает ли юноша во искупление своего первородного греха, или за частные грехи родителей.

В-пятых, раввинистическая традиция развивала и учение о некоем «внутриутробном грехе». Некий христианин спросил раввина Иуду Патриарха: «С какого времени злое влияние оставляет свой след на человеке, со времени образования зародыша в утробе или от момента рождения?». Раввин ответил: «С момента формирования зародыша». И сослался на Быт. 4, 7, где Господь говорит Каину: « у дверей грех лежит», делая из этого вывод, что грех может ожидать человека у дверей утробы [104].

В-шестых, если уж столько внимания уделяется вопросу, заданному Христу, то тем серьезнее стоит отнестись к ответу Христа. «Иисус отвечал: не согрешил ни он, ни родители его, но это для того, чтобы на нем явились дела Божии». И исцелил слепого. Это не отрицание грехов (в конце концов, нет ни одного человека, который не грешил). Но это перенос самой проблемы совершенно в иную плоскость. Здесь тот же случай, что и в споре о первородстве. Будущее чудо, которое должно было привести к вере самого этого человека и явить слепоту фарисеев (см. всю девятую главу у Иоанна), и было причиной рождения его слепым.

В Священной истории телеологическая причинность встречается весьма часто [105]. Многие события не имеют смысла в себе, но он к ним придет из будущего — из того будущего, которое, по слову Никейского Credo, Господь творит «нас ради человек и нашего ради спасения». Человек, который верит в Промысл, знает, что многие события можно осмыслить, если начать постижение их смысла не с утверждения «потому, что…», но с ожидания — «затем, чтобы…». Историк ищет предпосылки: «почему». Пророк раскрывает смысл: «затем, чтобы». Историк смотрит из предыстории, из прошлого. Пророк — из будущего, из метаистории.

Христа спрашивают о слепорожденном: «Почему?». Он отвечает: «Затем, чтобы…». Причем здесь реинкарнация? Подстраивание сюда «кармы» означает низведение Пророка до уровня медика-диагноста. Теософы, любящие говорить о «тайном» и «непостижимом», именно тайны Промысла и не видят здесь, все упрощая до кармического позитивизма. Бог, в Вечности знающий цели и итоги каждой из созданных Им жизней, Промыслом Своим помогает (но не насилует!) людям подойти к этим целям. Нечувствие этой библейской идеи, стремление заменить личного и свободного Бога пророков безликой и механической кармой понуждают оккультных пропагандистов видеть реинкарнацию в библейских выражениях типа Иер. 1, 5 («И было ко мне слово Господне: прежде нежели Я образовал тебя во чреве, Я познал тебя, и прежде, нежели ты вышел из утробы, Я освятил тебя; пророком для народов поставил Я тебя»). Библейский Бог открывается прежде всего как Воля. Его воление может иногда казаться несправедливым, ошарашивающим (вспомним жертвоприношение Авраама). Откровение об Абсолюте предполагает, что человеческие рамки не могут Его вместить и объяснить. И причем речь идет о всех человеческих рамках — в том числе и этических и этикетных… Оккультисты с восторгом готовы разъяснять «апофатическое» содержание взаимопротиворечивых откровений языческих божеств (например, явление Кришны в Бхагавадгите 11, 15-32). Но они не желают заметить и оправдать и то обстоятельство, что Бога Библии также нельзя «приручить» и сковать никакими законами. В том числе — и законом кармы. Бог Ветхого Завета выше справедливости. Новый Завет объяснит, почему: потому что Он — Бог любви.