Ракушка на шляпе, или Путешествие по святым местам Атлантиды - Страница 9
Перед нами — портреты придворных Генриха VIII. Тут есть и сам король, и Анна Болейн, его несчастная королева, и первый поэт английского Возрождения Томас Уайет, чей куртуазный роман с Анной сделался романтической легендой. Король Генрих унаследовал от отца мрачный, еще вполне средневековый двор и полностью преобразовал его, превратив жизнь королевской семьи и своих придворных в беспрерывное празднество. Он приглашал лучших музыкантов из Венеции, Милана, Германии, Франции. За музыкантами шли ученые и художники, в том числе и Ганс Гольбейн из Аугсбурга, рекомендованный Генриху Эразмом Роттердамским. Король и его придворные упражнялись в сочинении стихов и музыки; постоянно устраивали красочные шествия, праздники, даже рыцарские турниры (собственно говоря, бывшие уже анахронизмом). В общем, это был Золотой век, в особенности по сравнению с ушедшей, казалось, в далекое прошлое эпохой войн, интриг и злодейств.
Злодейства, как известно, все-таки воспоследовали. Король, так долго и упорно ухаживавший за Анной, все-таки женился на ней, но наследника мужского пола не дождался, а после рождения мертвого младенца послал свою королеву на плаху, обвинив в измене (само собой, измена королю автоматически превращалась в государственную измену!). Анна и несколько ее предполагаемых «любовников» и «сообщников» были арестованы. Одновременно взяли и Томаса Уайета. Из окна своей темницы в Тауэре он мог видеть казнь своих друзей Джорджа Болейна, сэра Генри Норриса, сэра Фрэнсиса Уэстона, сэра Уильяма Брертона, Марка Смитона — и ждать своей очереди.
Неизвестно, что его спасло, чье заступничество, какой каприз короля. Но жизнь Уайета будто переломилась пополам; «в тот день молодость моя кончилась», — писал он в стихах. Уайет уцелел, но был отправлен — с глаз долой — в свое поместье в Кент, под опеку отца. Отныне он будет перелагать стихами покаянные псалмы и писать сатиры на придворную жизнь. Например, так:
Опасные строки? Но ведь это лишь перевод стихов итальянца Луиджи Аламанни, обращенных к другу Томмазо. Уайет переадресовал их Джону Пойнцу (которого мы также можем видеть на рисунке Гольбейна) — придворному и другу, понимающему его с полуслова:
Репродукция виндзорского портрета Анны Болейн висит в моей комнате. Глядя на него, хочется воскликнуть пушкинскими словами: «волшебный карандаш» Гольбейна! Думается, именно этот портрет — да еще воспоминания о Виндзоре — внушили стихи о поэте и Анне:
Ракушка седьмая. Виндзор
(Продолжение: граф Сарри)
Второе, что мне крепко запомнилось из поездки в Виндзор, кроме Капеллы Св. Георгия, это как мы поднимались на старинную башню (не то Генриха III, не то Эдуарда III), с которой открывался широкий вид на окрестности замка, на Темзу и заречные луга. И так прочно оно соединилось в голове со стихами Генри Говарда, графа Сарри, который провел в этом замке свои отроческие годы (а потом дважды ссылался сюда за скверные проделки), что сейчас и не вспомнить, перевел ли я их до своей поездки или после.
Вот на этот самый край стены опирался граф Сарри и видел примерно ту же картину, что вижу я сейчас. Сонет «Весна в Виндзоре» написан, надо думать, во время его второго заточения в Виндзор в 1543 году — за ночной дебош в Лондоне, когда он с друзьями шатался по городу и развлекался битьем окон из рогатки. «Как это вышло?» — с очаровательной наивностью спрашивает поэт.