Ракетная рапсодия - Страница 79

— Я не вполне понимаю вас. Вы говорите об оружии? Странно утверждать, что оно преследовало не наши, а чьи-то иные интересы, учитывая, что за последний век система дважды шла на нас войной.

— Система никогда не шла на вас войной. На вас шла Германия, которая тогда не была частью системы. Она потому и начинала войны, что была противником этой системы и хотела разрушить эту систему, она стала частью этой системы лишь после окончательного поражения и не но своей воле, а в силу обстоятельств. Вам это, в силу определенных причин, не слишком заметно, но это очень заметно нам. И мы это помним. Разумеется, были и другие войны, в прошлые века, но тогда ваша страна как раз была частью системы, по крайней мере во многих отношениях, и поэтому те войны, хотя и велись, и были жертвы, но они не угрожали существованию ни вашей страны, ни других стран, тогда все вели эти войны, это был спорт королей, да, люди погибали, и это ужасно, но это не война систем, это как баскетбольный матч — кто-то победил, кто-то проиграл, тому, кто проиграл, это, конечно, неприятно и унизительно, но в конце концов все хлопают друг друга по плечу и вместе идут пить пиво в баре. Это не те войны, это будни мира, такие войны идут и сейчас, только цивилизация делает свои шаги, и там же, и по тем же причинам, где раньше посылали флот, сейчас просто замораживают счета и поднимают пошлины и тарифы — и с тем же результатом, а то и еще эффективней. Это не та война, и то оружие, которое лежит в вашем купе, оно совсем не для этого.

Слушая, Сергей на секунду непонимающе поднял глаза.

— Это оружие — вызов системе?

— Это оружие не вызов системе. Для системы оно как булавочный укол, она его и не заметит. Это — повторюсь — показатель того, присоединяясь к системе, сохраняете ли вы внутреннее единство, делаете ли вы это осознанно, по естественному выбору или же сами не понимаете, что делаете.

Задумчиво, Сергей посмотрел в сторону.

— Возможно, и не понимаем. А что, по-вашему, мы не понимаем?

— Вы не понимаете главного. Система никого не порабощает. Да, была война во Вьетнаме, это была ошибка, система тоже ошибается, но каковы были цели этой войны и что было бы, если бы система победила? Что, вьетнамцев превратили бы в рабов, поставили бы над ними надсмотрщиков и заставили работать на плантациях? Вы же понимаете, что это абсурд.

— Ну, как сказать. Еще лет двести назад так оно и было.

— Так оно и было, но система сама изжила эти пороки, она освободила рабов, не побоявшись для этого вступить в гражданскую войну, и отказалась от бессмысленного насилия за своими пределами. Надеюсь, вы понимаете, что национально-освободительные движения — так, кажется, у вас их называли — это выдумка вашей прошлой пропаганды, вернее, выдумка, что именно они победили, освободив свои народы, все они были подавлены, а освобождение пришло потому, что система сама осознала неэффективность и порочность сложившегося положения и дала ему рухнуть, что, кстати, создало для этих народов массу проблем, с которыми они не могут справиться до сих пор, и сегодня система ежегодно вкладывает миллиарды фунтов, чтобы хоть как-то им помочь и дать хотя бы основы для дальнейшего развития. Но это другие континенты и другие народы, это расовые проблемы, которые при всей неприемлемости расистского подхода все же существуют, мы говорим не об этом. Возьмите Германию, потерпевшую жесточайшее поражение, полностью разрушенную и оккупированную системой. И что было дальше? Рабство? Система вложила в Германию сотни миллиардов долларов, позволив сложиться таким условиям для развития общественной жизни и промышленности, которые она и у себя-то в отдельные периоды не могла обеспечить, в результате породив конкурента, который создал и сегодня создает ей массу проблем в экономике и уже начинает создавать проблемы в политике — для чего все это? Или вы думаете, все это было сделано в пику Советскому Союзу? Но если цель была уничтожить Советский Союз, то надо было вкладывать эти деньги в вооружения и диверсии, а не в немецкие заводы по производству зубных щеток и гражданских автомобилей. Или дело в культурной близости европейцев? А как тогда с Японией? Политика та же самая, притом что никакого «японского чуда» еще не было и в проекте, а для подавляющего большинства населения системы японцы были всего лишь злобной бандой узкоглазых варваров-азиатов. Значит, дело в другом. Системе не нужна ни чужая свобода, ни чужая собственность, система не собирается ничем повелевать. А что же нужно системе?

— А что?

— Системе нужно продолжить себя. Системе нужно, чтобы ее ценности — честность, ответственность, вера в Бога, продуктивность и эффективность в работе, почитание семьи и человеческой личности — распространились и охватили возможно большее количество народов и государств и, если возможно, стали общими принципами. Это может получаться или не получаться, в какие-то периоды времени это получается лучше, в какие-то хуже, но всякий, кто умеет видеть, видит, что никаких других целей у системы не было и нет. И он увидит, что система представляет угрозу. Она представляет угрозу для тех руководителей и лидеров и вообще для всех тех, кто не разделяет ценностей системы и потому враждебен системе, либо, втайне разделяя ценности системы, признавая неизбежность победы системы везде, в том числе и в своей стране, вместе с тем не чувствует себя способным соответствовать требованиям системы настолько, чтобы, присоединившись к системе, сохранить свою власть, либо, обладая этими способностями, не находит в себе решительности и воли возглавить изменения. И это автоматически делает их враждебными системе, хотя сама система не угрожает ни им, ни их собственности, а лишь властным амбициям. Все страны, не примкнувшие к системе, одинаковы, их руководство делает несколько шагов но направлению к системе, но сути необратимых, но оно не делает главного шага — оно не обеспечивает возможности прямого и независимого ведения бизнеса, что и составляет основу независимости каждой личности, а значит, и основу ментальности и морали, и это ведет за собой целый комплекс последствий на всех уровнях. Уж не знаю, надо ли объяснять вам, чем отличается экономика России от того типа экономики, который принято считать нормальным на Западе.

— Не надо.

— Для стран, не примкнувших к системе, это можно сформулировать коротко: всякая подлинно частная компания там лишена возможностей развития, талантливый инженер, изобретатель, программист может создать и поддерживать на плаву свою собственную компанию, но он никогда не создаст из нее крупную. Но у вашей страны есть вдобавок своя особенность — ваши руководители вооружаются. Они продолжают делать это, по всей видимости, по инерции, хотя это бессмысленно, глобально противостоять системе у них нет ни решимости, ни желания, их представления о том, что вооружения добавят им веса и влияния, наивны, сами вооружения, даже ядерные, ничего не решают — в конце концов, они представляют собой членский билет некого элитного клуба, доставшийся наследнику разорившейся фамилии, состоять в клубе кажется ему престижным и тешит самолюбие, но не решает никаких проблем. Но вашим руководителям все видится по-другому — знак достоинства и успешности политика, его цель и предмет гордости они видят не в обеспечении священных нрав граждан на все виды законной деятельности, не в создании дружественных условий для свершения частных инициатив в бизнесе и публичной жизни, не в обеспечении твердого и верного движения страны как суммы движений частных личностей, а в ракетах и боеголовках. Вооружения и средства их доставки, изделия, не способные быть продолжением эффективного труда, обращающие в пыль усилия миллионов граждан, денежный результат этих усилий, отданный государству, способные лишь прерывать человеческие жизни, воплощение всего самого отвратительного, что было создано человеком, то, на что другие правительства тратят средства с сожалением и скрепя сердце, лишь под давлением внешней необходимости, эти руководители считают чем-то возвышенным, увеличивающим их значение и мощь, этим они гордятся, как гордятся дикари ярким и бесполезным украшением. В этом, а не в службе согражданам они видят свою цель. И причина этого не в любовании военными игрушками, а в искреннем убеждении в том, что именно так правитель должен помогать государству, в непонимании того, что служить ему можно как-то иначе, а это, в свою очередь, имеет свою причину, другую и самую главную — они не видят в своих согражданах равных себе. С отвратительным самомнением и уверенностью они видят себя суперличностями, возвышающимися над неразумным стадом, которое надо погонять и направлять, за которое надо думать и которое надо осчастливливать своими решениями, оберегать от тлетворных влияний как неспособных и недоразвитых особей, которые настолько второсортны, что их нельзя предоставить их собственному попечению, и которые должны быть им покорны и благодарны за заботу. Им и в голову не приходит взглянуть на ситуацию по-другому и увидеть в согражданах личностей, равных, а то и превосходящих их, плодами своего труда оплачивающих их работу по общественному благоустройству. И именно потому такие руководители опасны. И именно потому опасно оружие, находящееся в их распоряжении. Оно опасно потому, что оружие, управление которым осуществляется по принципам, отличным от принципов системы, может быть применено в самое неожиданное время и с самой неожиданной целью, потому что оружие, управление которым осуществляется не по принципам системы, по определению является угрозой. Пусть руководители вашей страны выглядят вменяемыми людьми, пусть у нас нет оснований сомневаться в их чувстве самосохранения, все равно, мы не можем, не имеем права доверяться благим пожеланиям и ослабить контроль за происходящим. И пока в распоряжении ваших руководителей появляются новые вооружения, пусть напрямую и не угрожающие системе, пусть с минимальной вероятностью их какого-либо применения, мы обязаны об этих вооружениях знать все — потому что, пока у власти такие люди, люди не разделяющие ценностей системы, даже самая малая вероятность применения этих вооружений может стать реальностью в любую минуту и как только сложатся соответствующие обстоятельства. Пусть даже применение будет локальным, но в сегодняшнем мире даже локальные события могут иметь самые неожиданные и далеко идущие последствия. И я потому здесь и потому говорю с вами, что не учитывать этого мы не имеем права.