Райские пастбища - Страница 26
– Я окончила среднюю школу, уехала в Сан-Хосе и поступила в учительский колледж. Работала прислугой у миссис Аллен Морит и получала за это комнату и еду. Моя мать умерла еще до того, как я окончила школу, так что я, пожалуй, сирота.
– Очень сочувствую вам, — пробормотал Джон Уайтсайд.
Молли вспыхнула.
– Я не хотела вызвать ваше сочувствие, мистер Уайтсайд. Но вы сказали, что хотите знать обо мне все. Каждый человек когда-нибудь становится сиротой.
– Совершенно верно, — кивнул он. — Думаю, в каком-то смысле я тоже сирота.
Молли работала, а взамен получала комнату и еду. Она делала все, что полагалось делать постоянной прислуге, но денег ей не платили. Деньги на одежу она откладывала, работая продавщицей во время летних каникул. Миссис Морит умела школить своих служанок.
«Я беру в услужение желторотую девчонку, которая и цента не стоит, — любила повторять миссис Морит, — и через полгода она уже может зарабатывать пятьдесят долларов в месяц. Многие женщины знают это и просто переманивают к себе моих девушек. Вот эта — первая студентка, которую я решилась нанять, и даже она делает заметные успехи. Она, правда, слишком много читает. Я всегда говорю, что в десять часов служанка должна уже спать, а то она не сможет как следует работать».
Метод миссис Морит заключался в том, что она без раздражения, но твердо пилила своих служанок за каждую мелочь. «Я не хочу к вам придираться, Молли, но, если вы не будете тщательнее вытирать серебро, на нем останутся разводы». «Нож для масла надо класть сюда, Молли. Тогда вот здесь вы сможете поставить бокал».
– Я каждый раз все обосновываю, — рассказывала она своим друзьям.
Вечером, вымыв посуду, Молли садилась на свою кровать и принималась за книги, а когда гасили свет, она ложилась и думала об отце. Это было смешно, она знала. Пустая трата времени, не больше… Отец входил в дверь — на нем был сюртук с закругленными полами, полосатые брюки и цилиндр. В руке он держал огромный букет красных роз.
– Я не мог приехать раньше, Молли. Одевайся скорее. Сейчас мы с тобой пойдем покупать то вечернее платье, что выставлено в витрине «Пруссии». Но надо спешить. Сегодня вечером мы едем в Нью-Йорк. Я уже взял билеты. Скорее, Молли! Что же ты стоишь, разинув рот?..
Это было так глупо. Ведь отец умер. Впрочем, в глубине души она не верила в это. Он где-то живет, — его жизнь прекрасна, и когда-нибудь он вернется к ней.
Молли говорила одной из своих школьных подруг: — Ты понимаешь, я и верю и не верю. Если я когда-нибудь узнаю, что он и вправду умер, это будет страшно. Просто не представляю, что со мной будет. Я и думать не хочу, что когда-нибудь узнаю точно, что его нет в живых.
Когда умерла ее мать, она не почувствовала ничего, кроме угрызений совести. Мать так хотела, чтобы дети ее любили, и не знала, как добиться этой любви. Она оттолкнула их от себя своей назойливостью.
– Ну вот и все как будто, — закончила Молли. — Я получила диплом, и меня послали сюда.
– Пожалуй, это самый ясный рассказ из всех, что мне приходилось выслушивать, — заметил Джон Уайтсайд.
– Значит, вы считаете, что я могу получить это место?
Старик бросил быстрый взгляд на большую трубку над каминной доской.
«Это его друг, — подумала Молли. — У них свои секреты». — Да, я думаю, что вы получите эту работу. Я даже думаю, что вы ее уже получили. Ну, а где вы намерены жить, мисс Морган? Вам ведь надо найти себе где-нибудь комнату и пансион.
И прежде чем она поняла, что говорит, Молли выпалила: — Я хочу жить здесь.
Джон Уайтсайд изумленно открыл глаза.
– Но мы никогда не брали постояльцев, мисс Морган.
– Мне очень жаль, что я это сказала. Но мне так понравилось у вас.
Он позвал: — Уилл!
А когда жена его приоткрыла дверь, сказал ей: — Эта молодая леди хочет поселиться у нас. Она наша новая учительница.
Миссис Уайтсайд нахмурилась.
– Вот уж не ожидала. Мы никогда не брали постояльцев. Она слишком хорошенькая, чтобы жить рядом с таким дуралеем, как Билл. Что станется с его коровами? Хлопот не оберешься… Вы можете спать в третьей спальне наверху, — продолжила она, обращаясь к Молли, — только боюсь, она не очень солнечная.
Жизнь преобразилась. Молли вдруг поняла, что она королева. С первого же дня она завоевала восторженную любовь учеников, потому что и сама их понимала и, что гораздо важнее, не препятствовала тому, чтобы они понимали ее. Она не сразу осознала, что стала важной персоной. Если в лавке двое фермеров затевали спор о чем-нибудь, касающемся истории, литературы или математики, и дискуссия заходила в тупик, они говорили:
– Давай-ка спросим учительницу. Если она не знает, то прочитает в своих книжках.
Молли очень гордилась, что может отвечать на их вопросы. Устраивали где-нибудь вечеринку — Молли приглашали помочь украсить помещение и советовались с ней насчет угощения и напитков.
– Мне кажется, надо всюду повесить сосновые ветки. Они такие красивые и так приятно пахнут. Пахнут праздником.
Считалось, что она все знает и во всем может помочь, и это очень ее радовало.
Дома, на кухне, она безропотно выполняла распоряжения ворчливой Уиллы. Когда прошло полгода, миссис Уайтсайд пожаловалась мужу:
– Если бы у Билла хоть чуть-чуть варила голова. Хотя… Если у нее хоть чуточку варит… — И она умолкла.
По вечерам Молли писала письма тем немногим подругам, которые появились у нее в учительском колледже, письма, полные радости и разных историй из жизни ее соседей. Она должна присутствовать на всех вечеринках, чтобы поддерживать свой престиж. По субботам она уходит гулять в горы, приносит оттуда папоротник и дикие цветы и сажает их возле дома.
Билл Уайтсайд бросил на Молли один-единственный взгляд и тут же сбежал к своим коровам. Прошло много времени, прежде чем он решился вступить с ней в продолжительную беседу. Это был рослый и представительный молодой человек, не обладавший ни строгой добротой отца, ни смешливостью матери. Однако в конце концов он стал ходить за Молли следом и глядеть на нее издали.
Как-то вечером, полная чувства благодарности за свое счастье, Молли рассказала Биллу об отце. Они сидели на веранде на складных парусиновых стульях и ждали, когда взойдет луна. Она рассказала ему о редких приездах отца и о его исчезновении.
– Вы понимаете меня, Билл? — воскликнула она. — Мой отец, мой милый отец жив. Мой отец… Он жив. Ведь правда, Билл?
– Возможно, — ответил Билл. — Но судя по тому, что вы рассказываете, он довольно безответственный субъект. Вы уж меня простите, Молли… Опять ведь если он не умер, непонятно, почему он ни разу не написал вам.
Молли похолодела. Это были те самые доводы, которые она гнала от себя все эти годы.
– Да, конечно, — сказала она сухо. — Я понимаю. А теперь мне надо поработать, Билл.
На вершине одного из холмов, обступивших долину Райских Пастбищ, стояла старая хижина. Оттуда открывался вид на окрестности и близлежащие дороги. Рассказывали, что хижину эту построил разбойник Васкес и что он прожил в ней целый год, а в это время отряды полиции рыскали в поисках его по всей округе. Хижина была местной достопримечательностью. Рано или поздно каждый житель долины должен был на нее посмотреть. Молли то и дело спрашивали, побывала ли она в хижине.
– Еще нет, — отвечала она, — но я обязательно схожу. Как-нибудь в субботу. Я знаю, где тропинка.
Однажды утром она надела башмаки для прогулок и вельветовую юбку. Билл нерешительно подошел к ней и попросил разрешения ее сопровождать.
– Нет, — ответила она. — Вам надо работать. Разве можно отрывать вас от работы?
– А ну ее к чертям! — сказал Билл.
– И все же я пойду одна. Я не хочу вас обижать, Билл, мне просто хочется пойти одной.
Молли было жаль, что она не позволила ему пойти, но то, что он сказал об отце, ее напугало. «Я хочу, чтобы это было приключение, — думала она. — А если со мною пойдет Билл, никакого приключения не получится. Будет просто прогулка».