Райкины пленники
(сборник рассказов) - Страница 22
Боря поднял ладонь к самому носу и стал соскребать с неё грязь указательным пальцем.
— Жалко, охотник, а? — спросил ремесленник.
— Думаете, нет! — прошептал Боря.
Пассажиры помолчали.
— Похоже, и правда нехорошо выходит, — пробасил вдруг усатый рабочий. Он спокойно сидел на своем месте и курил, заложив ногу за ногу, глядя на носок испачканного глиной сапога.
— Что — нехорошо? — обернулся старший.
— Не для баловства малый её везёт. Убивать-то вроде как и неудобно.
— А что с ней прикажете делать? — спросил гражданин в пенсне.
— Поймать! «Что делать»! — ответил ремесленник. — Поймать и отдать охотнику.
Вошла проводница с кочергой. Вид у неё был воинственный.
— Тут ещё? Не ушла? Посветите кто-нибудь.
Лейтенант осторожно взял у неё кочергу:
— Товарищи, может, не будем, а? Помилуем гадюку?.. Посмотрите на мальчонку: ведь работал человек, трудился!
Озадаченные пассажиры молчали. Старший воззрился на лейтенанта и покраснел:
— Вам смех, товарищ, а нашего брата могут привлечь, если с пассажиром что случится!
— А убьёте гадюку, вас, папаша, за другое привлекут, — серьёзно сказал ремесленник.
— «Привлекут»… — протянула проводница. — За что это такое привлекут?
— За порчу школьного имущества, вот за что.
Кругом дружно захохотали, потом заспорили.
Одни говорили, что в школе всё равно не станут держать гадюку; другие утверждали, что держат, но под особым надзором учителя биологии; третьи соглашались со вторыми, но считали опасным отдавать гадюку Боре: вдруг он снова выпустит её в трамвае или в метро!
— Не выпущу я! Вот честное пионерское, не выпущу! — сказал Боря, глядя на взрослых такими глазами, что даже пожилая колхозница умилилась.
— Да не выпустит он! — затянула она жалостливо. — Чай, теперь учёный! Ведь тоже сочувствие надо иметь: другие ребятишки в каникулы бегают да резвятся, а он со своими гадами две недели мучился.
— Н-да! Так сказать, уважение к чужому труду, — произнёс старичок в панаме.
Гражданин в пенсне поднял голову:
— Вы там философствуете… А проводили бы ребёнка до дому с его змеёй?
— Я? Гм!.. Собственно…
Лейтенант махнул рукой:
— Ну ладно! Я провожу… Где живёшь?
— На улице Чернышевского живу.
— Провожу. Скажи спасибо! Крюк из-за тебя делаю.
— Ну как, охотники, убили? — спросил кто-то с другого конца вагона.
— Нет. Помиловали, — ответил ремесленник.
Старший сурово обвёл глазами «охотников»:
— Дети малые! — Он обернулся к проводнице: — Совок неси. Совок под неё подсунем, а кочерёжкой прижмём. Неси!
— Дети малые! — повторила, удаляясь, проводница.
Через десять минут гадюка лежала в банке, а банка, на этот раз очень солидно закрытая, стояла на коленях у лейтенанта. Рядом с лейтенантом сидел Боря, молчаливый и сияющий.
До самой Москвы пассажиры вслух вспоминали свой ученические годы, и в вагоне было очень весело.
1947