Рай где-то рядом - Страница 6

Норма вдруг повернулась к мужу.

– Вот что я тебе скажу, Мэкки Уоррен: больше вам с тетей Элнер меня ни в чем не переубедить. Я же вас предупреждала, она уже старенькая, нельзя ей жить одной!

Мэкки не ответил. На этот раз Норма, пожалуй, права. Зря тетя Элнер полезла на лестницу.

Мэкки забегал к ней утром выпить кофе перед работой. Об инжире она ни словом не обмолвилась. Только спрашивала, приносят ли блохи пользу и какое место занимают в цепи питания. А теперь и Норма с ума сходит от ужаса, и сам он боится за Элнер. Только бы переломов не оказалось, иначе конца не будет упрекам.

Норма, вскинув руку, пощупала макушку:

– Боже! Я чувствую, как у меня волосы седеют все разом! Ну что, Мэкки, добился своего? Придется теперь Тотт вместо пары седых прядок красить мне всю голову.

И в довершение всех бед, когда до больницы оставалось минут десять езды, Мэкки решил свернуть на более короткую дорогу, и, разумеется, они застряли на железнодорожном переезде и ждали, пока пройдет товарный поезд. Норме так и хотелось закричать: «Говорила же я, езжай следом за “скорой”! Вот видишь, что получилось!» – но она прикусила язык. Криком делу не поможешь. У Мэкки на все один ответ: «Норма, нечего искать виноватого», и этот ответ всегда злит ее до крайности. Норма принялась за дыхательные упражнения, пытаясь совладать с кипевшим внутри гневом, и смотрела, как с грохотом проносятся мимо вагоны.

«Почему меня никто не слушает?» – удивлялась она безмолвно.

Линда тоже зря ее не послушалась. Говорила ей Норма не выходить замуж за парня, с которым та встречалась. Даже, как современная женщина, советовала просто пожить вместе, но Линда мечтала о шумной свадьбе, о медовом месяце… и чем дело кончилось? Таким же шумным разводом. «Почему меня никто не слушает? – вновь и вновь твердила про себя Норма. – Я ведь вовсе не помешана на своей непогрешимости, небольшое это удовольствие – быть правой. Правда, особенно о собственном муже, бывает ой какой горькой. Порой кажется, все бы на свете отдала, только бы ошибаться». Провожая глазами проносившийся мимо хвост поезда, Норма перебирала в памяти недавние события. В эти дни у нее сердце было не на месте, и теперь она старалась припомнить, не посещало ли ее предчувствие ужасного несчастья.

Наконец Норма сообразила: все началось в среду, когда она пришла в салон красоты к десяти тридцати, как обычно, – и с тех пор тревога не покидала ее. Что же послужило толчком? – гадала она. И стала припоминать то утро… Она сидела в кресле, а Тотт Вутен, вылитая японская макака, укладывала ей волосы и, протянув руку к пластмассовому подносу, уронила на пол бигуди.

– Вот чертовщина! – выругалась Тотт. – С самого утра все роняю. Знаешь, Норма, я вся как на иголках. После одиннадцатого сентября мир будто вверх тормашками перевернулся. Едва у меня жизнь наладилась, подлечила я нервы, вышла на работу, и тут – бац! – просыпаешься утром и узнаешь, что арабы нас ненавидят, а за что? Я за всю жизнь ни одного араба пальцем не тронула, а ты?

– И я… У меня и арабов-то знакомых нет, – подтвердила Норма.

– А потом выясняется, что весь мир против нас.

– Да уж. – Норма со вздохом протянула Тотт шпильку. – В голове не укладывается. Я-то думала, все нас любят.

– И я не пойму, хоть убей. За что нас ненавидеть – мы ведь хорошие? Если где-то в мире что-то случится, мы всегда присылаем деньги и помощь, ведь так?

– По-моему, да.

– Мы самая щедрая нация, разве нет? – сказала Тотт, закрепляя бигуди.

– Так нам всегда говорили, – согласилась Норма.

– А недавно я прочла, что даже канадцы и те нас терпеть не могут… Канадцы! А мы-то в них души не чаем, рвемся в гости! Вот уж не думала, что канадцы нас ненавидят. А ты?

– И я, – повторила Норма. – Всегда считала Канаду нашим добрым северным соседом.

Тотт затянулась, пристроила сигарету в черную пластмассовую пепельницу.

– Одно дело, когда знакомые тебя не жалуют. Но если ты кого-то знать не знаешь, а они тебя терпеть не могут, хочется сунуть голову в петлю или выпрыгнуть из окна, а тебе?

Норма, подумав, ответила:

– Это, конечно, не повод себя убивать, но приятного мало.

Тотт взяла сетку для волос.

– Незачем всем на свете помогать – все равно благодарности не дождешься.

– Пожалуй, – согласилась Норма.

– Да черт подери… взять тех же французов! Мы их освободили от фашистов, а они про нас гадости говорят! Поверь, Норма, у меня душа болит!

Норма кивнула:

– Вот и помогай после этого людям, верно?

– О чем и я! – сказала Тотт, засовывая Норме за уши вату. – Работаю как вол, плачу налоги, деньги мои расходятся по всему свету, а где спасибо? Раньше я верила в людей, а оказалось, они точь-в-точь как мои дети: дайте то, подайте это… и все мало.

Дочь Тотт, Дарлин, – необъятная толстуха, совсем не то что щуплая Тотт – работала в соседней кабинке.

– Ну, мамуля, огромное тебе спасибо! – отозвалась она из-за перегородки. – Больше никогда в жизни у тебя ничего не попрошу!

– Хорошо бы, – буркнула Тотт себе под нос.

Пусть Норма и гнала от себя подобные мысли, но Тотт, разумеется, права. После терактов 11 сентября жизнь перевернулась. Даже в крошечном городке Элмвуд-Спрингс жители будто с ума посходили от ужаса. Вербена вбила в голову, что семья Хинь-До, хозяева небольшого рынка на углу, – на самом деле террористы из подпольной шайки. «Они не арабы, Вербена, а вьетнамцы», – объясняла Норма. А Вербене хоть кол на голове теши. «Неважно, – твердила она, – от них всего можно ожидать».

Большинство горожан лишь сокрушались, что их детям и внукам выпало жить в таком неспокойном мире, а для Нормы, Мэкки и их сверстников – тех, кто родился и вырос в сороковых-пятидесятых, – перемены были просто ошеломляющими. Теперь совсем не то что в прежние времена, когда никто ничего не боялся, а о Ближнем Востоке знали по рождественским открыткам с яркой звездой над мирными яслями, а не по страшным сводкам новостей. Норма решила: с нее хватит. Вот уже три года она не включает новостей и не читает газет. Теперь она смотрит только канал «Дом и сад» и «Лавку древностей» на Пи-би-эс, прячет голову в песок и ждет, что все само наладится.

Минут через сорок, когда Норма высушила волосы под феном, Тотт продолжила начатый разговор:

– Ты меня знаешь, Норма, я всегда стараюсь не унывать, но чем дальше, это тем труднее. Говорят, цивилизация наша обречена, ей конец.

– Кто говорит? – вскинулась Норма.

– Да все! – Тотт сняла с волос Нормы сетку. – Нострадамус, Си-эн-эн, газеты. Если им верить, нас не сегодня-завтра сотрут с лица земли.

– Боже мой, Тотт, к чему слушать всякую чепуху? Нас просто пугают.

– Знаешь, Норма, Вербена говорит, в Библии сказано про конец света, и он, похоже, не за горами.

– Ах, Тотт, сколько лет на свете живу – все трубят про конец света, а он до сих пор не настал.

– Пока, – уточнила Тотт, снимая с Нормы бигуди. – Но однажды настанет. Вербена говорит, все приметы налицо. Землетрясения, ураганы, наводнения, пожары, а теперь еще и птичий грипп – вот тебе и мор, и казни.

Норме стало трудно дышать; вспомнив упражнение «Заменяйте дурные мысли хорошими», она возразила:

– Людям свойственно ошибаться. Ведь когда появился рок-н-ролл, все твердили, что хуже уже не бывает, – а оказалось, бывает!

– Куда уж хуже! Но если я не успею до конца света выйти на пенсию, то страх как разозлюсь: столько лет мечтала дожить до пенсии – и вот те на!.. Нет в жизни справедливости, верно? А ты не боишься конца света? – Тотт взялась за расческу.

– Боюсь, конечно, – ответила Норма. – Жаль, если он настанет именно сейчас, когда у людей появилась наконец хоть капля хорошего вкуса. Загляни в нашу скобяную лавку или в магазин керамики, там такие милые вещицы продаются, и совсем недорого. Я просто гоню дурные мысли.

– И правильно, – отозвалась Тотт. – Что в них толку? Вот Вербена ничуточки не боится. Надеется перед самым концом света исчезнуть. А мы, дескать, все здесь сгорим дотла. Сказала, что если вдруг не придет ко мне на стрижку – значит, вознеслась на небо. А я в ответ: «Ну спасибо, Вербена, будь ты и вправду доброй христианкой, взяла бы и меня с собой в рай, а не оставила бы здесь жариться».