Радрадрабен - Страница 6

– Ещё столько же! И ещё столько – когда буду на Побережье!

– Нет! – отрезал толстяк. Всё его добродушие мгновенно улетучилось. – Не дам! Закон есть закон. Единственная посудина на всём острове осталась.

– Единственная? Ты ж говорил, у баронессы…

– Вот у неё и проси, а я не дам! А ну, как что случится?! Где катер?! Нету катера? А подать сюда капитана, так-перетак! С баронессой нашей шутки плохи. Мне в петле болтаться неохота!..

Робин, злой как чёрт, возвращался в гостиницу. Придётся опять тащиться к проклятой карге! Очень не хотелось бы, но придётся. Это ж подумать только: ещё две недели торчать на этом вшивом Худе! Уж лучше Радрадрабен искать.

Вечером в замке было всё то же: болтовня с хихикающими девицами, сытный ужин; правда, с сыном баронессы, самоуверенным дылдой с оттопыренными ушами на костистом черепе, Робин драться больше не стал. После ужина он осторожно начал закидывать удочки насчёт… как бы это… ну, чтоб завтра же на Побережье.

Яхта «Худ», естественно, была свободна от всяких каботажных перевозок; команда состояла из пяти матросов, а капитаном оказался, конечно, этот самый дылда. Граф аж зубами заскрипел от досады – и угораздило же вчера расквасить дураку нос!

Баронесса, несмотря на неутомимую дипломатию Робина, мигом смекнула, что тому нужно, и принялась вить из него верёвки. Сначала обиняками, а затем впрямую она поставила условием отъезда уничтожение пресловутого василиска.

Робин тут же и согласился, но баронессе этого было мало: она пожелала, чтобы граф дал обет. Граф смутился – слишком уж незначительным было дело, чтоб разбрасываться обетами, однако престарелая дама настаивала, и Робин уступил. На лезвии Истребителя Василисков он поклялся, что покинет Худ только после того, как избавит остров от ненавистного чудовища.

Не откладывая дело в долгий ящик, он тут же отыскал несчастное «чудовище», одним ударом снёс рогатую голову, доставил её в замок и посадил на длинный кол на замковой стене – всё, как полагается.

Вот на этом-то он и попался. Василиск оказался той самой свиньёй, которую подложила ему судьба.

На следующий день, когда граф Айтер наносил прощальный визит, намериваясь с попутным ветром отбыть восвояси, выяснилось, что василиск оказался не простым, а заморочным, благополучно ожил и как ни в чём ни бывало продолжает свои любовные подвиги и пакостные набеги на крестьянские поля – а последнее, как известно, прежде всего бьёт по кошельку сеньора. Баронесса поджимала губы и бросала на Робина красноречивые взгляды, и тому ничего иного не оставалось, как снова отправиться и убить мерзкое создание. С тех пор так и повелось: каждый день василиск упрямо воскресал, чтобы тут же пасть под клинком Истребителя. А Робин оказался привязанным к замку баронессы, не имея возможности отлучиться от него более чем на сутки. Подобное положение дел как нельзя более устраивало коварную старуху, уже рассматривавшую перспективы возможного матримониального союза отпрыска графской ветви Айтеров с одной из своих перезрелых племянниц. При мысли о подобной участи у графа пробегал мороз по коже.

Всё упиралось в неосмотрительно данное слово чести – а такие долги подлежат неукоснительной уплате. Несмотря ни на какие обстоятельства.

Звено четвёртое

Граф Робин Айтерский от нечего делать дрессировал муху.

Муха была крупная, наглая, металлически-зелёная, чем выгодно отличалась от остальных трактирных мух – так же, как рыцарь в блестящих дорогих доспехах выделяется среди толпы черни. Она нахально расталкивала беспородных товарок, подбираясь к мясным крошкам, и графу хотелось, чтобы она непременно проползла в слепленные им из хлебного мякиша ворота. Глупое насекомое, однако, предпочитало обходные маневры, и приходилось предпринимать отчаянные усилия, чтобы загнать его на предначертанный ему путь.

Муха была осторожной и, чуть что, отлетала на исходную позицию – но лишь затем, чтобы вновь с маниакальным упорством устремиться на штурм.

Вот в это самое время и явился Бека со своим невероятным предложением.

– Тут ведь в чём дело, благородный рыцарь, – заговорщически оглядываясь, произнёс он, – у меня клеточка имеется!

– Что ещё за клеточка?

– Волшебная, – просто сказал Бека.

Надо признать, бесконечные саги, которые на одной ноте уныло тянули скальды длинными зимними вечерами у очага какого-нибудь заскучавшего лорда, обычно были полны колдунами, феями, троллями и прочими мифическими существами, которые, по-настоящему, вроде бы и не существовали. Конечно, регулярно появлялись слухи: в таком-то замке не пустили переночевать колдуна, а в результате в округе передохли все куры, а мыши, наоборот, расплодились неимоверно. Или – такой-то (называлось имя, хорошо известное на Побережье) обидел фею. Результат? Два горба – один спереди, другой на спине, укорочение левой ноги на полфута и, вдобавок, пауки и тараканы, сыплющиеся изо рта несчастного при каждой попытке его открыть. И неважно, что сам «такой-то» понятия не имел ни о каких феях, а горбы носил с детства – не ехать же проверять слова сплетника за тридевять земель! Охота была!

Сам Робин ни разу не встречал ни колдунов, ни их жертв, неосмотрительно посмевших встать колдунам поперёк дороги, поэтому относился к чародейству с лёгкой иронией. Недоверчиво, одним словом.

– Так ты что, стало быть, колдун? – усмехнулся он.

– Н-нет… Какой я колдун? Купил я эту клетку, купил у одного тут по случаю… Вот тот точно колдун, пьяница горький, глазищи – во! Видно, на мели оказался, руки дрожат – ну, похмелиться надо человеку, пропадает совсем. Вот я и выручил.

– Выручил, – хмыкнул Робин. – Небось, ободрал, как липку.

– А! Рыцарю это неинтересно, коммерция – удел низкородных; да и какая здесь коммерция – так, мелочь!

– Так для чего эта клетка твоя годится?

– Этот колдун, пропойца, плёл, что она может размер любого существа менять – ну, увеличивать или там уменьшать.

– И что? Даже если и правда, всё равно не куплю. Мне-то с неё какой прок?

– Самый прямой. Василиск.

Робин помрачнел. Разговор с пройдохою Бекой немного развеселил было его, но одно упоминание об идиотском василиске сразу смыло всё хорошее настроение.

– При чём тут василиск? – раздражённо спросил он, отмахиваясь от наконец-то победившей его мухи.

– Так мы его в клеточку! Размерчиком этак с хомячка сделаем, да и с острова вон! Выпустим там на каком пустом островке, а дальше – не наша забота, пусть сам кормится, раз такой бессмертный! И обет исполнится, и ты, благородный рыцарь, домой вернёшься. А уж чем твоя милость за это наградить изволит…

Робин встрепенулся:

– Пробовал? Пробовал, спрашиваю, уменьшать кого-нибудь?

Было видно, что в Беке борются два желания: соврать и тем самым ещё более набить цену, или сказать правду. Наконец, придя к выводу, что правда в конце концов будет стоить дороже, он неохотно буркнул:

– Нет…

Граф несколько остыл, но сдаваться не собирался. Широким жестом смахнув со стола крошки, он скомандовал:

– А ну, ставь сюда свою клетку. Ставь, я сказал!

Бека нехотя извлёк из кармана небольшой свёрток, развернул его и выставил на выскобленые доски стола махонькую клеточку поразительно тонкой работы. Робин же, ловко поймав надоедливую муху, сунул её внутрь сквозь крохотную дверцу.

– Давай увеличивай. Пусть будет… Ну, с кошку, к примеру. Больше не надо.

Бека опасливо поглядел по сторонам. Кабак был почти пуст, а те редкие посетители, что сидели к ним лицом, были настолько пьяны, что их можно было не принимать в расчёт. Он решился. Прошептав несколько совершенно непостижимых слов («ух ты, язык сломаешь, – подумал Робин, – и как он только запомнил такую белиберду?»), Бека особенным образом изогнул палец и коснулся им хрупкого золотого колечка на верхушке.

И – ничего не произошло.

Через несколько секунд, когда Робин уже поднял было руку, чтобы как следует треснуть зарвавшегося мошенника, что-то вдруг громко хрястнуло, клеточка стремительно выросла – причём чуть не свалилась со стола – Бека даже сделал инстинктивный жест рукой, чтобы поддержать – а обалдевшая муха с басовитым жужжанием вырвалась на свободу и скрылась за окном. Размером она была с молодого поросёнка.