Радрадрабен - Страница 5
Смертный, вострепещи! Голову низко склони, слушая волю бессмертных!
Следуй велению сердца – только оно в состояньи
Выбрать средь сонма ненужных , мелких и глупых вопросов
Главный, единственный, тот, что задашь ты немедля!
Робин пожал плечами. Только один вопрос? Ну и ладно. Вполне достаточно. Он не собирался спорить ни с богами, ни с их пророками. Сколько бывало всяких недоразумений, возникавших из-за неверно истолкованных слов!
Робин был готов к чему-то подобному, поэтому, нисколько не смутившись, спросил:
– Где сейчас находится Радрадрабен?
После секундной паузы тот же медный голос прогрохотал:
Следуй в любую из света сторон – выбором этим судьбы не изменишь!
Мудрый довольно услышал, глупый же будет роптать.
Робина как нельзя более устраивал такой ответ. В любую сторону – что ж, он выберет направление в сторону дома! «Выбором этим судьбы не изменишь…» – прекрасно, так тому и быть! Он был вполне удовлетворён изречённой оракулом ахинеей: выходило, что хоть езжай он за море к карликам, хоть возвращайся домой – всё едино. Граф вежливо сказал "Спасибо!" и вознамерился уйти, но тут совсем рядом заскрежетало, и из клубов тяжёлого дыма поднялась ладонь. Была она опять-таки медной, втрое больше, чем обычная человеческая, и символически раскрытой: оракул недвусмысленно напоминал про мзду.
– Ах, да-да, безусловно. Запамятовал, – и Робин бросил на ладонь кожаный кошель с золотом.
Рука качнулась вверх-вниз, как бы взвешивая лепту недостойного. Видно, прорицатель остался доволен: ладонь медленно сжалась в кулак и с тем же скрежетом скрылась в дыму.
Подивившись болезненному хитроумию жрецов-служителей, Робин развернулся и пошёл обратно, находясь в превосходном состоянии духа. Будущее было прекрасным: пару дней в хорошей гостинице – заслуженный, так сказать, отдых – и домой. Сразу придумались и слова, и даже интонация, с которой он эти слова скажет, когда будет объяснять графине Айтер своё скорое и – увы – бесполезное путешествие.
Оставалось подождать всего ничего – ритуал требовал, чтобы получивший аудиенцию человек провёл два-три дня в углублённых благочестивых размышлениях о смысле явленного ему откровения. Робин собирался с пользой провести это время в кабаках Худа, обогащаясь ценной информацией о качестве местных вин и целомудрии трактирных служанок.
Но – человек предполагает, а боги располагают. На таком крохотном островке слухи о приезжих разносились со скоростью неимоверной и, когда он вернулся в гостиницу, высокочтимого графа Айтера уже ждало любезное приглашение посетить замок вдовствующей баронессы Худ в любое удобное для него время. Указывалось также и самó это удобное для него время – нынче же вечером.
Робин принял приглашение охотно: подворачивалось хоть какое-то, но занятие, а одному на чужбине, как ни крути, было скучновато. Хотя какая это чужбина – практически с любой возвышенной точки Худа в хорошую погоду можно было увидеть на горизонте унылые скалы Побережья.
Вечером, прифрантившись – у баронессы было семеро детей: три сына и четыре дочери, причём две из них на выданье – он явился к баронессе. Вечер прошёл очень разнообразно: Робин успел пофлиртовать с девицами, вкусил скромный, но сытный ужин с хорошо подобранными винами; по-простецки, "на кулачках" подрался со старшим сыном баронессы, разбив тому нос, и выслушал нудный рассказ хозяйки об островной жизни, более похожий на стенания плакальщицы на похоронах.
Его немного позабавило упоминание о каком-то неправильном василиске, пристававшем к крестьянским девкам. В общем-то, василиски отнюдь не являлись какими-то уникумами и встречались на Побережье довольно часто. Конечно, имелись они и на острове. Твари эти были совершенно безобидны, размерами достигали упитанного быка и отличались великолепным цветом оперения, особенно в период гона. Период гона у них, впрочем, начинался, едва только две разнополые особи попадались друг другу на глаза.
Многие знатные лорды держали в замковых зверинцах парочку-другую василисков – те быстро привыкали к неволе и становились совершенно ручными.
Единственным недостатком василисков была их фантастическая нечистоплотность. Попросту говоря, василиск гадил везде, где только мог. Но и в этом имелась своеобразная польза: бытовало стойкое мнение, что навоз василиска является прекрасным удобрением для ячменя, причём лучший тёмный эль варили исключительно из сортов, произрастающих на облагороженных именно таким способом полях. Кроме того, раствор оного навоза в свежей желчи коня, случайно зарубленного на поле боя хозяином, считался непревзойдённым средством, повышающим мужскую силу, и одновременно панацеей от блошиного зуда. Кстати, слыша такие байки, Робин всегда удивлялся: как можно, пусть и в пылу боя, зарубить собственного коня? Ну, ухо там, в горячке, ещё можно саблей отстричь, но чтоб зарубить?! И потом, что за идиот в сáмой гуще схватки, усмотрев такой невозможный момент, станет пороть павшей скотине брюхо и добывать желчь? Ну чепуха же!
Баронессе Худ, впрочем, было безразлично как тёмное пиво, так и любовный напиток. Она упорно талдычила о несносном животном и об ущербе, им наносимом.
Робин стоически выдержал эту василисковую осаду, к тому же его отвлекал звон в ухе: сын баронессы оказался-таки малым с крепким ударом.
На следующий день граф Айтер бесцельно поболтался по городку, все кривые и узкие улочки которого вели в порт, выпил несколько кубков вина в различных трактирах, погулял ещё… Кстати, на острове Худ всё называлось “Худ”: гостиница, в которой проживал Робин; замок, в котором жила баронесса Худ; порт, из которого Робин надеялся в скором времени отплыть на Побережье; вино, которое граф пил в кабаках… Даже хромой пёс, якобы стороживший гостиницу “Худ”, и тот был Худ!
Когда очередной короткий переулочек вновь привёл Робина в порт, он решил совместить приятное с полезным и узнать, во сколько обойдётся ему обратная дорога. Почему-то плата за отъезд с острова была выше, чем плата за проезд сюда с материка, и он решил узнать – на сколько. Монеты в его карманах ещё водились, вопрос был непринципиальный, просто надо было убить время.
Капитан порта, добродушный толстый малый с огромными пиратскими усами и сизым носом опытного пьяницы, приняв его без всяких церемоний, усадил в старинное продавленное кресло, угостил очередным стаканчиком рубиново-красного Худа и охотно сообщил графу, что все баржи, баркасы, шаланды, боты – короче, абсолютно все плавсредства убыли на Побережье ещё вчера и ожидаются обратно не раньше, чем через две недели. Пока ошеломлённый Робин хлопал глазами, переваривая эту дикую, невозможную новость, капитан вновь наполнил стаканчики, закурил трубочку и не без гордости упомянул, что на всём острове остались лишь два судна: персональный служебный катер капитана порта (тут он попытался выпятить грудь, но лишь колыхнул необъятным пузом) и прогулочная яхта владельцев острова – называвшаяся, конечно же, «Худ».
Глотая воздух, словно он вынырнул с глубины пяти саженей, Робин обречённо спросил:
– Почему?
Капитан принялся подробно и многословно объяснять про сезон стрижки овец, про то, какое выгодное это дело – возить шерсть c Побережья, про цены на эту проклятую шерсть, про то, что в такое время даже потомственные рыбаки посылают к чёрту свои сети и…
Короче, это была катастрофа. Робин поднял руку, прерывая капитана. Тот запнулся на словах «…а винцо, стало быть, подешевеет!..» и вопросительно поднял брови. Граф подавленно спросил:
– Этого хватит? – и бросил на стол кошель.
Собеседник недоуменно уставился на него.
– Я спрашиваю – хватит?
Тут до капитана дошло. Лицо его сделалось испуганным, и он замахал руками:
– Не-не-не-не-не! Даже и не думай – катера не дам!