Радостная весть - Страница 97
Мы совсем не обязаны знать детали - это бесполезно. Многие ведь начинают искать: вот как это будет? А как то будет? В средние века даже создавались целые картины потустороннего мира! Все равно все это условно и символично. И когда Данте изображал загробный мир, он все-таки изображал не столько его, сколько вечные трагедии своих современников и восхождение души ввысь. И я уже говорил вам в прошлый раз, что мало найдется слов человеческих, которые могли бы адекватно это передать. Важно, что мы бессмертны, и важно помнить о жизни будущего века.
Жизнь будущего века - это не наши отдаленные потомки. Это не наши, так сказать, отпрыски и нити, которые тянутся в будущее. А это все мы, все человечество.
Я вспоминаю, как один из героев Пастернака говорит: - "Конечно, это нельзя понимать буквально; куда же денутся все эти миллиарды людей?" Я думаю, что этот герой совершенно не прав, потому что, вероятно, он слабо себе представлял размеры Вселенной. Если собрать телесно всех людей, которые когда-либо жили на нашей планете, и, так сказать, поместить их в какой-то резервуар, они не займут и десятой доли одной из Галактик, которые находятся в пространстве. Вселенная, быть может, столь огромна потому, что она уготована для разумных существ, для человечества, для огромного человечества. Это огромный дом, еще не населенный! И поэтому нам рано говорить о том, что все это слишком там тесно, что некуда девать будет Творцу нас с вами. У Него есть место. Недаром Господь Иисус говорит: "В доме Отца моего обителей много." Если брать Космос, то, конечно, это тоже подходит сюда.
И, наконец, последнее и практическое.Как самим готовиться к смерти? Как относиться к людям, которые обречены или умирают?
В прошлом году была дискуссия по инициативе журнала "Наука и религия", в которой участвовали врачи, медики, и нас было двое, священников. Стоял вопрос там о том, надо ли сообщать человеку, что он неизлечим и что он умрет. Вопрос поставлен слишком абстрактно. Все-таки здесь многое зависит от того, что это за человек. И решение это принимают родные и близкие, понимая, что исход один. Правда, - правда! - никакая медицина никогда не может дать полной гарантии, что человек обречен. Но все-таки в идеале, принципиально, человек должен знать.
Почему? Потому, что он может подготовиться внутренне. Молитвой, сознанием, прощением тех, против кого у него есть зло, чтобы не идти тудаNo И чувство глубокого какого-то неудовлетворения и тревоги вызывали у меня эпизоды, когда смерть внезапно настигла человека. Я помню, с одним человеком мы в больнице просто разговаривали. Совсем, так сказать, так спокойно, весело, о посторонних вещах. Вот. Вдруг он закашлялся, упал и скончался, тут же, на месте. Вроде бы, казалось, как бы такая безболезненная смерть. Но духовно она показалась мне какой-то незавершенной, понимаете, потому что вот это прохождение - человек был как бы не готов. Вот, потом я остался над ним, и я читал молитвы, зная, что в это время душа слышит.
Вот и в книге Моуди говорится о тибетской "Книге мертвых". Ну, она нам, конечно, не подходит, но эти тексты читались над усопшими, чтоб усопшие слышали и понимали, что с ними происходит. Как бы некий древний опыт передавался здесь людям, чтобы они удалялись от земли, как бы теряя все больше и больше связь с этой земной реальностью, чтобы они слышали голос, указующий путь, чтобы они не находились в состоянии шока, изумления полного, а ведь человек в это время все осознает. Он приходит в себя, сознает, что с ним происходит нечто удивительное, вот, и тут ему подсказывается, что все это закономерно. Вот поэтому мы приходим отпевать людей в храме. Это молитва над человеком, над телом его, и он где-то здесь рядом.
И я могу вам сказать, что многолетняя практика мне показала, насколько различны участи людей, потому что одних отпеваешь с необычайной легкостью в сердце, даже какое-то праздничное ощущение. Несмотря на то, что человек, может быть, и близкий, и родной - праздник. А других - как будто тянешь какой-то груз неимоверный, как будто какая-то упругая среда сопротивляется. Как будто здесь вот этот изломанный дух вращается вокруг и в состоянии некого мучения, которое передается невольно всем присутствующим.
Значит, на первый вопрос все-таки ответ такой: по-видимому, надо говорить. Но если вы все-таки видите, что человек настолько хрупок, что он не выдержит этого, этой правды, - надо не обманывать его, а надо сказать ему по-другому. Как говорил Сократ, когда люди плакали в день его смерти, - он говорил:- "Ну что же вы плачете, дурачки? Разве вы не знали, что я и раньше был приговорен к смерти?" Мы все приговорены к смерти, все умрем рано или поздно.
Значит, надо сказать, что жизнь земная кончается; но для тебя это не кончится. Поэтому надо быть готовым, скажем, как раньше говорили, "привести в порядок свои дела." У одного святого есть даже рекомендация: раз в году устраивать себе подготовку к смерти, - исключительно полезно. Значит, считать, что вот этот пост - это твой последний пост в жизни.
Что надо сделать? Отдать долги, выполнить то, что не выполнил, помириться с тем, с кем находишься в конфликте, вот, сделать так, как будто у тебя есть время, но оно уже ограничено. ИNo это прыжок в бездну, но в бездну, которая встретит нас нежно и ласково. Бездна, в которой мы не потонем, а будем плыть, хотя вначале и страшно прыгать. Когда средневековый человек научился культуре смерти, он, конечно, достиг очень многого. Когда к умирающему приходили там дети, родные, и он при чтении молитв, зажженных свечах торжественно прощался с ними, - он понимал священность и важность этой минуты! Это не гнусные, так сказать, какие-то казенные стены, вот, больничные, где происходит какой-то физиологический процесс, где смерть унижена, где, собственно говоря, ее священный характер среди этих приборов и инструментов исчезает. Я вовсе не говорю, что не нужны приборы и не нужны больницы. Но даже в больнице возможно создание какого-то иного, священного отношения к жизни.
И, наконец, последнее, касающееся всех нас. Чем более одухотворенной и полной будет наша жизнь здесь, сегодня, тем свободней и спокойней мы будем идти навстречу этому переходу. Навстречу тому, что есть лишь "зримый миг перерожденья души к предвечному полету".
На самом деле человек несет в себе вот это чувство вечности. И воскресение мертвых уже здесь, в нашей жизни, закодировано, потому что наша личность получит полноту и возможность для деятельности, но ведь это должна быть личность, а не зачаток какой-то, не эмбрион личности и не пенек, покрытый слизью и грязью злобы.
Есть слова: "Бог говорит, в чем застану, в том и сужу." И тайна нашего дня и часа нам осталась неведомой. Это очень мудро, ибо человек всегда беспечен. Если б нам говорили, что тогда-то это будет, мы бы откладывали. А надо сегодня, надо понимать, что каждый день и каждый час есть дар, есть подарок Божий, и что мы сеем Вечность в своей любви, в своем труде, в своем творчестве.
Поэтому призыв к созиданию и к добру - есть одновременно призыв к Вечности. И когда придет наш последний час, если наш дух достаточно будет укреплен, он легко одолеет то препятствие, которое отделяет от нас иных миров. Младенец, рождаясь в жизнь, если бы умел отчетливо мыслить, вероятно, считал бы свое рождение смертью. Потому что рождение ребенка подобно агонии. Но за агонией этой открывается новое бытие. И поэтому и за нашей смертью открывается Вечность.
Я знал людей, которые не боялись смерти по-настоящему. Все эти люди былиNo у них было одно общее свойство: они ощущали выполненным свой долг на земле. Они отдали все, что они могли отдать. И это создало у них такое ощущение созрелости, готовности, как плод, который спокойно может упасть.
И в свете вот этого труда, добра, творчества, самоотдачи - в свете этого мы можем говорить, что смерти на самом деле нет. Что, трудясь по-настоящему духовно, и в материальном мире мы трудимся для Вечности. Как бы человек об этом ни думал, такое чудо, как человеческая личность, не пропадает в Его огромном космическом хозяйстве. Все участвует в этом высшем созидании. Все будет иметь свой расцвет. Поэтому мы и говорим: "Чаю воскресения мертвых и жизни будущего века".