Радость величиной в небо (сборник) - Страница 5

– Катамаран дострою позднее, – заявил приятелям, чтобы обезопасить себя от упреков в легкомыслии, и добавил с внезапным порывом: – Сейчас открываются неограниченные возможности для охоты. У меня появился один знакомый, лесник с Северной Двины, зовет на лето к себе. Там кабаны, медведи…

Но и на Двину не поехал – на то появились особые причины: подвернулась работа в опытном центре НИИ, а Борис никогда не упускал случая подзаработать, поскольку его семья жила в постоянной нужде.

За время работы в НИИ Борис охладел и к охоте. Раза два съездил в Подмосковье, но вернулся с пустыми руками. «Зрение подводит», – объяснил приятелям, давая понять, что отказывается от охоты помимо своей воли. После чего продал собаку и ружье и… ударился в другую крайность – вступил в общество защиты животных.

Некоторые считали Бориса «енератором бесплодных идей», фантастическим суетником, в котором нет стержня, называли его увлечения вздорными бесполезными занятиями, а изучение языков – и вовсе «мертвым багажом», поскольку в стране запрещено общаться с иностранцами. «Лучше б плотней занялся специальностью», – говорили такие благоразумники, но они же отмечали напористость, активность Бориса, его перегруженное время, огромные энергетические затраты и удивлялись, как такое напряжение выдерживает его организм.

Между тем, несмотря ни на что, Бориса можно было назвать счастливым, ведь он жил так, как хотел жить, в то время как многие его знакомые жили, как должны были жить, и ради практических интересов подстраивались под обстоятельства, прикидывали выигрышные варианты.

На третьем курсе Борис сделал важный шаг – женился.

Со своей благоверной он познакомился на стадионе во время студенческих соревнований, где Борис показал в беге неплохой (для любителя) результат, и она с трибуны была свидетельницей его триумфа; после забега подошла и с восторгом поздравила…

Он пригласил ее в джазовое кафе; на свидание, естественно, прихватил трубу, и когда сыграл несколько мелодий, она пришла в еще больший восторг, чем на трибуне во время соревнований, даже чмокнула его в щеку и шутливо бросила:

– Вы самый замечательный человек на свете.

– Я тоже так думаю, – буркнул Борис. – Но все это ветер удачи… А вообще многие считают меня чудаком…

– Все мы немного чудаки, – хмыкнула девушка. – Зато у вас прекрасная душа. Так играть может только человек с замечательной душой.

Девушку звали Тамарой, она училась в медицинском институте и одновременно заканчивала курсы французского языка; она была хороша собой, держалась свободно и умела нравиться, но что особенно привлекло Бориса – любила и знала джаз. Своей открытостью, горячей энергией и многочисленными планами Борис сразу вскружил ей голову.

– Я готова бросить все: учебу, поклонников – и пойти к вам домработницей, – уже не совсем шутливо сказала она на второй день знакомства, а на третий, после незначительной размолвки, уже без всяких шуток, сбросив туфли, бежала за ним босиком по тротуару.

Год молодожены прожили у родителей Тамары, а после рождения сына, как остро нуждающиеся, получили освободившуюся малогабаритную квартиру. Чтобы сэкономить деньги, Борис решил отремонтировать квартиру самостоятельно и взялся за дело с особым рвением. Насвистывая джаз, прослушивая пластинки, наклеил новые обои; затем снял линолеум и у рабочих с соседней стройки за бутылки «коленчатого вала» (дешевой водки) приобрел паркет, но, когда начал его стелить, все пошло наперекосяк: в середине комнаты «елка» выглядела более-менее прилично, но к стенам чрезмерно разъезжалась.

– Ничего! – успокоил он погрустневшую жену. – Там поставим мебель. Кстати, шкафы и полки сделаю сам.

Кухню Борис решил отделать кафелем. Целые сутки без передышки приклеивал плитки, а закончив работу, решил отмыться и, пока ванна наполнялась водой, прилег на тахту отдохнуть. Проснулся от стука в дверь – в квартире плескались волны; вода просочилась на четыре нижних этажа. Домовый комитет постановил сделать ремонт за счет «безрассудного студента», как окрестили Бориса после его бурной паркетной эпопеи, когда он несколько дней грохотал на весь подъезд.

На ремонт затопленных квартир Тамаре пришлось брать деньги у родителей.

Для шкафов и полок Борис закупил древесные отбросы и пленку «под клен». Первый шкаф (платяной) получился таким аляповатым, что Тамара назвала его «гробом с музыкой» и наотрез отказалась держать в комнате. К тому времени она уже относилась к мужу без прежнего пылкого восторга, а часто и высказывала недовольство его «безалаберной» деятельностью.

Так и остался тот шкаф в мастерской Бориса как символ дилетантства. Его второе столярное изделие более-менее смотрелось, но опять-таки выглядело далеким от совершенства.

– Это поставь на балкон. Туда буду складывать грязное белье, – сказала Тамара с горечью и на следующий день привезла от матери комод.

На полки у Бориса не хватило времени – он уже начал собирать телевизор, но и его не доделал – принялся застеклять балкон, чтобы устроить оранжерею.

Через год после вселения квартира все еще оставалась необустроенной, захламленной: в углах лежали обрезки досок, клей, краска, провода (мастерская была забита грудой строительного материала для дачи, которую Борис нацелился возводить и уже видел во сне; там же, в мастерской находились скелет катамарана и «гроб с музыкой» – мастерская напоминала кладбище невостребованных вещей).

Тамара только вздыхала, а в адрес мужа бросала едкие колкости и упреки.

– Живем, как цыгане… И этот недоделанный телевизор! Ящик с внутренностями наружу! А если ребенок подойдет и его шибанет током?! Я думала, ты неповторимый человек, а ты – большой мальчишка, верхогляд, у тебя нет самодисциплины и характер разрушительный. И это не ругательство, а определение, диагноз, твоя суть.

Окончив институт, Борис поступил в аспирантуру, а чтобы приносить деньги в семью, устроился ночным сторожем на стройку кооперативного гаража. С утра убегал в институт, к четырем часам спешил в библиотеку – корпел над диссертацией, в шесть вечера несся в спортзал – покидать мяч в корзину, затем – на курсы иностранных языков; домой приходил поздно, на ходу проглатывал ужин, под тихий джаз (чтобы не разбудить сына) мастерил очередную штуковину, к полуночи отправлялся дежурить на стройку и, перед тем как задремать в каморке, играл на трубе – готовился к концерту…

Он постоянно не высыпался, ходил с мешками под глазами и часто в метро, по пути в институт, засыпал без всяких сновидений. А от жены уже слышал не упреки – сплошные серьезные обвинения:

– …Мы поспешили расписаться. Нужно было, для профилактики, поближе узнать друг друга. Только теперь мне стало ясно: ты просто еще не созрел для семьи. Никак не утихомиришься, никак не откажешься от своих холостяцких замашек! Какой сейчас может быть баскетбол, когда мы в таком положении?! У нас нет ни приличной мебели, ни сносной одежды – и куча долгов!

Борис пытался найти достойный ответ:

– Спорт мне необходим, Томуся. Я должен поддерживать форму, иначе не хватит сил на большие дела.

– Какие дела?! – следовал резкий выпад Тамары. – Что тебе еще приспичило?! У тебя главные дела: диссертация и ребенок. А этому-то ты как раз меньше всего уделяешь времени, это у тебя на втором, даже на пятом плане. Скоро год, как ты взял тему, исписал кучу бумажек, и все без толку. Если б знала, что так будет, ни за что не брала бы академку и сама уже давно защитилась бы… Конечно, ты живешь насыщенно: гоняешь мяч с дружками, «спикаешь» на курсах с девицами, а я только и знаю магазин и кухню, стирку и готовку. Ты махровый эгоист, себялюбец, не умеешь видеть душу других. Это какая-то клиника.

– Все наладится, Томуся, – успокаивал Борис разгоряченную супругу. – Закончу диссертацию, получу приличный оклад, сына отдадим в детсад, и ты займешься дипломом. Вот только бы ветер удачи…

– Замолчи! У тебя уже есть один ветер! В голове!

Прошло еще два года, и ничего не изменилось – вернее, Борис не изменился.