Radical (СИ) - Страница 97
Дезерэтт крепко спит на диване в гостиной. Уморил себя наркотиками. Странный человек. Как хотелось бы расспросить его обо всем и, особенно, о том, почему он такой... но придется подойти позже. Я начал лихорадочно перебирать в уме все комнаты, показанные госпожой Конрад, и задержался на одной, двери которой она не коснулась, ссылаясь на то, что там заперто. А я помню щель... узкую, толщиной с волос, не больше. Минерва сама ее, возможно, не заметила. Но не я, с моим зрением генномодифицированного хищника.
Я пошел туда крадучись, так тихо, что и кошка не заметила бы. И беззвучно отворил дверь.
Они были там. Были в комнате. Ксавьер, ничком лежавший поперек кровати. Руки вытянуты вперед и туго перехвачены каким-то шнуром, ноги... Я вынужден был опереться на стену, чтобы сберечь тишину, и крепко закрыл себе рот двумя ладонями. И только после этого продолжил наблюдать и анализировать.
Постель утопает в крови. Ни много ни мало капает на пол. Стекает с широко разведенных в стороны бедер. Крестец высоко поднят, за ягодицы окровавленными руками держится мой отец. И... совокупляется с ним. И шепчет... что? Превозмогая отчаянное жжение в груди, я заставил себя услышать.
- Почему ты не кричишь? Крикни... скажи, что с тебя довольно. Не можешь? Конечно... откроешь рот и захлебнешься. А скажи, вкус спермы с кровью нравится тебе больше, чем просто спермы? Я жалел тебя, я думал, что ты иной. Не такой, как все эти шлюхи вокруг. Но ты такой же. Личиком чуть смазливее других. Но это легко исправить... – он рывком поднял Кси вертикально и вжал в себя. Я услышал задушенный стон: Фрэнсис передавил ему шею и с силой вошел еще раз. Мои пальцы сейчас сломаются, пытаясь удержать рвущийся наружу вопль. А Ксавьер только глухо застонал еще, обмякнув в его руках. – Тебе нравится? Конечно нравится... я хочу разорвать тебя в клочья. Но придется только резать и полосовать. Я пока не касался щек и лба. И мне очень хочется отрезать тебе мочку уха...
Я ушел оттуда практически ползком. Не выдержал этих прекрасных откровений. Почему не вмешался? Я немного зверь, черт возьми. Почувствовал, что не должен. Всей кожей ощутил, что надо валить, и как можно быстрее, и остаться незамеченным. И сделать вид, что ничего не знаю, не видел, не слышал. Как бы разум ни восставал против этого.
Ксавьер... вот, значит, какие отношения связывают тебя с моим отцом. И камешек на твоей цепочке оказался в знак признательности за секс. Такой же кровавый, как и этот секс. Черт. В голове не укладывается ничего. Ни-че-го. Ты его любовник – ладно, принимаю. Мне не остается ничего другого просто-напросто. Ты захотел меня, скорее всего, из-за сходства с ним – тоже сгодится, ну куда ни шло. Но эти ласки в сравнении с тем, что делали мы с тобой... нет, нет, нет. Неужели ты можешь быть настолько разным? Это же Фрэнсис... его садизм не имеет границ. Зачем тебе это? Зачем ты на это пошел... В этом не должно быть ни грамма удовольствия, такая боль и унижение, черт, да что же это?! Тебе... тебе настолько плохо без умершего возлюбленного, что ты расправляешься с одной болью с помощью другой?
Я хотел бы, чтоб моя догадка оказалась неверной. Но чем больше я думал, тем яснее понимал, что это единственное адекватное объяснение. Я метался из угла в угол, не находя себе места. Спрашивал себя много раз, сколько кругов ада нужно пройти, чтобы добраться до такого кошмара. И... почему меня совсем не трогает факт его близости именно с отцом. Нет, шок есть. Точнее, был. Но кровь, ручейками бегущая по его бедрам... она просто убивает сравнение наповал.
Он делает Кси больно. И я ничего с этим не могу сделать. Вообще ничего! Господи... лучше бы меня убило под обрушившимся куполом Сандре Льюны.
====== LX. Bloodbath ======
Part 3: Trinity fields
/mirror of mind – Fransis/
«Опять мне снился сон. Моя нежная мечта, мой ангел не покорился. Ослушался моей воли... и был пронзен насильно. Я расширил его длинным ножом... он не кричал. Не мог, я залепил ему окровавленный рот членом, я трахал его... в рот... пока резал анус и задний проход. Потом вошел. Смазка никому не понадобилась, кровь хлестала без остановки, я погружал в нее дрожащие пальцы, зачерпывал и пил. Это было так сладко... и ужасно. Мне даже дышать хотелось ею, и я вдыхал... кашлял и захлебывался. И снова вдыхал... она была лучше кокаина, лучше всего, что я когда-либо пробовал. И она не кончалась. Даже когда я сам кончил... и повернул ангела лицом к себе. Его шея просила лезвий. Его ребра сминались, как масло под ножом. Его вены, с темным и тягучим соком внутри... все никак не могли меня насытить...»
Фрэнсис проснулся от запаха разлагающейся крови. И еще чего-то, противного. Ксавьер лежал, свесившись с кровати, бездыханный... бурые и серые пятна на его растерзанных ногах и попе молчаливо рассказали фельдмаршалу...
Что он натворил все это наяву.
«Я сел, запуская руки в волосы, схватился крепко за голову и приказал себе проснуться еще раз. Это ДОЛЖЕН быть сон! Как бы сильно малыш ни провинился, я не мог наказать его... так. Он ведь моя единственная отрада, живой кардиостимулятор, наркотик для пресыщенного химией мозга, он... неужели я убил его?»
Ужас. Слепой, бессильный, бесформенный и липкий... вводящий в панику и полное оцепенение. Неизвестно сколько времени проходит, прежде чем Конрад отрывает обезумевший взгляд от своих рук, залитых кровью в три или четыре слоя. Она превратилась в толстую черную корку, которая трескается теперь, отпадает кусками... и летит на окровавленную постель, наводя еще больший ужас. А потом на него наваливается жгучая боль и тошнота. Не потому что Ксавьер, быть может, скончался после зверского изнасилования. А потому что левая ладонь прострелена. Он забыл о ней во время кровавой вакханалии. И она напоминает о себе такой судорогой, как будто Блэкхарт выстрелил в нее еще... и еще... и еще раз. В одно и то же развороченное место.
С тонким истеричным вскриком Фрэнсис прижал невыносимо горящую руку к животу, сгибаясь пополам. Рвало, безудержно, рвало вязкой кровью... не своей. Той, что наполняла желудок. Он действительно пил... вгрызался зубами в тело своего ангела и пил его кровь. Приступ достиг пика, в глазах помутилось, и в самую последнюю секунду перед потерей сознания генералу показалось, что он выблевал абсолютно все внутренности.
*
На кровать неслышно опустился демон. Я почувствовал его только по дуновению холода к своему лицу. И открыл глаза. Он лежал на мне, низко склонившись, маслянисто-черные волосы скользили по моим щекам. Но я не ощущаю его тела. Только этот холод, несильно сковывающий.
- Ты вопрошал, почему я помогаю всем, кроме тебя. Настал твой черед, Ксавьер, – принц даэдра подсунул руки под спину и приподнял меня. Высвободил мои ноги, укладывая поверх своих бедер. Веревочные путы, которыми обвязал меня Фрэнк, леденели и распадались, едва он касался их. Запястья... они уже свободны. Синяки на них, быстро бледнеющие, и порезы, затягивающиеся раньше, чем я успевал замечать. Я попытался обнять его за шею, но опять – ничего... кроме ощущения тающего снега под пальцами.
Я шевельнулся, пытаясь устроиться поудобнее на его как будто несуществующих коленях, и ойкнул от резкой боли. Из ануса потекла тонкая струйка крови... Я чувствовал ее секунды две-три... потом и это ощущение исчезло. Я несмело глянул в разные глаза демона – они тускло светились, туманные и... красивые. Совсем не страшные. Глаза Фрэнсиса были страшнее.
- Я знаю, я довел себя до ру...
- Тихо, родной. Ни слова. Я лечу тебя. А ты – меня.
- Вас?!
- Ну молчи же! – он провел языком по моим губам, будто накладывая заклятье немоты. Я и вправду больше не могу рта раскрыть. – Почему даже сейчас я должен действовать силой? Разве ты хотел насилия? В любви, которую подарил тебе Ангел? Нет, это проявилось потом. И в этом тоже ты. И я не отниму твоей тяги к боли. Но я хочу знать. Подари мне понимание твоей души. Хотя бы твоей. Душа фельдмаршала загублена безвозвратно, и в ней я не найду ответ. Отдайся мне... открой свой разум.