Radical (СИ) - Страница 94

Ксавьер поспешно прижал руку к груди, пытаясь его унять, а взгляда от демона оторвать не смог. Его улыбка как страшное откровение. Губы в крови, белый оскал, и их изгиб, жесткий, как и всегда, добил окончательно.

- Как ты сумел, – Кси кашлянул, к нему опять подступило удушье, – вызвать его?

- Однажды демон спас меня, – шепчет Эрик, любовно глядя на Моди, и робко обвивает его за шею. – И сейчас пришел, не выдержал. Даже он не выдержал.

Мысли о собственной ублюдочности нахлынули с утроенной силой. Я смотрю, не мигая, как принц ада берет малыша на руки и уходит с ним из дома. Смотрю не мигая – на место, где он стоял и где продолжает витать запах снежной пыли. Смотрю и слышу их голоса снаружи. Голос Эрика, счастливый... и голос демона, бесстрастный. Похож на голос Энджи, похож до жути. До холодных мурашек. До зеленых и фиолетовых пятен перед глазами. Я ничего не вижу, а ноги понесли меня туда сами, поближе, услышать больше, подумать, понять...

- Он меня создал. Нарисовал и вылепил своим необузданным желанием. А теперь словно разрушает. Он был так внимателен, пока мы лежали рядышком, он весь тянулся ко мне, но после еще одной порции сна... Что случилось с ним, что могло произойти? Поменяться настолько!?

- Ксавьер борется с собой. С черным альтер эго, взращенным из смерти возлюбленного, из крови возлюбленного, из тоски и пустоты внутри. Оно поселилось в нем позавчера, маленькое капризное чудовище, удобно устроившееся под крылом у сущности вампира, по-детски жестокое, по-детски начисто лишенное сострадания, совести и чувства меры. Оно не будет лгать, но его правда – отлична от правды, которую знает Ксавьер, тебе придется считаться с обоими. И не сойти с ума. Темная личность Кси признает секс своей религией, а боль – развлечением и образом жизни. Ему незнакомо тепло и нежность, поэтому единственное, что ты можешь сделать для него, чтобы защититься – это согреть, подставившись под удар, раскрывшись... и просто понадеявшись, что сердце проснется, уже порядком придушенное и лишенное прав.

- Его возлюбленный? Умер, – Эрик поник. – Значит, меня Кси никогда не полю...

- Котик, я не договорил. Он оборотень, у него от природы две сущности, не самые совместимые, кстати. Звериная прорвалась наружу только сегодня, ему очень тяжело, поверь – намного тяжелее, чем тебе. Он может провести в борьбе своих начал весь остаток жизни, если ты не вмешаешься, не поможешь ему... пока его любимый не воскреснет из мертвых.

- После чего я уйду на все четыре стороны?

- Ты меня невнимательно слушал. Подумай и сам ответь на свой вопрос.

- Моди, не исчезай! Я так боюсь...

- А на войне тебе страшно, значит, не было.

- То была обыкновенная война, кровопролитная, насквозь прозрачная, и я с восторгом принял бы смерть от пуль или клыков, если бы не подыхал от жажды в подвале. А здесь непонятно ничего, только ужасный страх потерять то, чего и так не имеешь, но очень хочешь получить.

В глазах прояснилось, я подполз поближе к дверям, одержимый единственным желанием – не пропустить ни слова и рассмотреть их лица. Особенно бледное лицо трефового короля... непроницаемое выражение, но покровительственное и благосклонное. Ну почему, ПОЧЕМУ он помогает всем кроме меня?!

- Любому человеку всегда хочется что-нибудь заполучить. Много, вкусно и желательно навечно. Готов ли кто-нибудь за это платить? Когда приходят счета за удовольствия, все почему-то удивляются, что вечность – понятие туманное, растяжимое и не зафиксированное в накладных.

- Я не человек, – гордо возразил Эрик. – С расплатой за любое благо, эгоистично подаренное себе, а не другим, я хорошо раззнакомился еще в детстве, за книгой сказок. И я готов...

- Я знаю, малыш. Я также знаю, что от дьявола ты ничего не примешь, ты достаточно умен, чтобы не угодить в ловушку своего желания, не пойти на сделку и сохранить все, что только можно дать, для Кси. Хочешь справиться своими силами и сильно смущаешься той помощи, что я уже оказал, ничего не забрав взамен.

- Пока не забрав, – поправил маанец и улыбнулся. – Я не могу тебе доверять в вопросах подарков, темный дух, зато предамся во всех остальных смыслах.

- Этим ты и пленил меня, ребенок. Второй чистой души не найти тебе в пару, увы... Ксавьер-то уже совращен.

- Я не нахожу здесь причин для сожаления, Асмодей. Что плохого в умелом любовнике?

- Ничего, кроме твоей безоговорочной покорности, – демон провел языком по нежным губам Эрика, сняв с них последние ранки и трещины. А я от ревности вспомнил о существовании печени. Или печень вспомнила и захлебнулась... – Не бойся проиграть в войне. Убитых официально нет, но раненые сохнут и погибают от медленного яда. Тебе смерть не грозит, ты сам кого угодно уделаешь отравленными стрелами. Вот бы еще кто-то напоминал тебе доставать их из колчана, вкладывать в лук и натягивать на тетиву.

- На что ты намекаешь? Я слишком доступен? Кинулся в объятья первому встречному? Был плохо осведомлен и позволил себя развести на секс, как глупого четырнадцатилетнего школьника?

- Не задирайся, я же не упрекать тебя пришел, а избавить от страхов. Мне ведь придется сейчас улететь, хочешь ты этого или нет.

- Тогда расскажи мне о его возлюбленном. Только с подробностями.

- Он тебя убьет. Будь уверен, он действительно это сделает, если ты не успеешь выстрелить в него из лука первым. Достаточно подробно?

- Более чем. Когда он воскресает?

- Ты вдоволь успеешь потренироваться с дозировками яда и траекториями полетов стрел.

- А Ксавьер?

- А Ксавьер будет тебя жадно хотеть. Насытишь ли ты его похоть своим телом, даже мне интересно. Потому что неизвестно, как скоро ты поймешь... себя.

- То есть?

- Каким темпераментом наделен и какую тягу к плотским удовольствиям имеешь. Пока ты в большей или меньшей степени асексуален. Как ребенок. Испытываешь инстинктивно возбуждение, особо не понимая, что это оно и есть.

- Это плохо?

- Это замечательно. Мне нравится твое восприятие, ясность и неспособность к искажениям реальности сквозь призму всякого мусора. Мусора в голове у тебя просто нет. Даже порнофильмы тебе папа подогнал самые правильные и красивые.

- Папа... – Эрик стал задумчивым и уткнулся в худую грудь демона. – Родителей не выбирают, верно? Я все-таки боюсь. Зачем он породил меня? На что надеялся?! Нечаянная или намеренная жестокость? Ты ведь владеешь ситуацией, скажи.

- А раньше ты не искал ответа на свой вопрос?

- Раньше я наивно думал, что он любит меня. Ну хоть немножко.

- Так может, все-таки любит? И единственный, кто любит?

- Ты убеждаешь или запутываешь? Я приеду, Ксавьер вернется сюда, а я останусь с отцом один на один, уже не в горящем кратере, а в четырех стенах. И воображение начинает подсовывать мне картины одну хуже другой. Кандалы, ремни больничных или пыточных кресел, бесконечные уколы, надрезы, лекарства, слабость, непреходящую боль, анализы, опыты, лоботомию, в конце концов. А за ней – уже темноту.

- Разве Фрэнсис пытал тебя перечисленными способами?

- Нет, но его невнимание было хуже пыток. Четыре последних года.

- У тебя сверхъестественная эмоциональность. Пониженный болевой порог, высочайшая чувствительность. Ты раним больше, чем твои собратья по лунной крови.

- Но у меня есть сила.

- Ее сводит на нет твой разум. Ты невероятно много думаешь о вещах, которыми у людей не принято забивать голову. И твое тело в безропотном подчинении у мозгов, оно ничего не сделает. Ты даже не смог воспротивиться, когда я поцеловал тебя.

- А может, не захотел? Может, мне не хватает тепла и ласки, я недолюбленный ребенок, которого погнушались родители, готовый менять случайные и небрежные поцелуи на непонятно кем выдуманную девственность, готовый терпеть все, лишь бы на нем не поставили крест и не выбросили. На мне и так уже крест. Позорное клеймо неудачного эксперимента с природой.

- Ты унижаешь себя напрасно. Принижая в своих глазах, падаешь и для всех. Бороться бессилен? Тебе ведь абсолютно нечего терять!