Radical (СИ) - Страница 30
- И ты допустил это?
- Всевышний еще и не такие зверства на самотек пускал.
- Но... почему же мы сидим?! И ты так спокойно мне все это рассказываешь!
- Потому что, – губы демона сложились в еще одну, незнакомую, жесткую улыбку. – Помнишь, я говорил – слишком много вопросов останется без простых ответов. А теперь иди ко мне. Я очень долго ждал этого момента. И... нет, не бойся, это всего лишь поцелуй. Я расскажу тебе в нем, почему Господь не всесилен.
Комментарий к
XXVII
. Cold father and sin ¹ Сказ о враге (англ.)
====== XXVIII. Prisoner ======
| Part 2: Tale of foe |
Что произошло? Ох, если б только знать, что произошло...
Красноволосая шлюха был их сообщником? Или все-таки последнее, что я увидел, было падение без чувств от сильного удара... и он ни при чем? А если нет и это хорошо разыгранная сцена по заранее продуманному плану? Почему здесь так холодно...
Глаза постепенно привыкли к темноте, я разглядел светлую щель под дверью в... камеру, куда меня заключили. Надеюсь, что это обычная комната, хотя больше похоже на морозильник. С усилием встал, ноги не слушались: на лодыжках, так же, как и на запястьях, стерта кожа от тугих веревочных узлов. Нечаянно наткнувшись рукой на стол, я ойкнул и испуганно зажал себе рот. Если сюда сейчас придут похитители, сообразив, что я оклемался после транспортировки и того ужасного укола в член, то...
Блядь! Мой член! Я невольно вскинул голову, скрипнув зубами. Ну конечно, кому я мог еще понадобиться в таком качестве. Морис. Он все-таки добился своего. А я, как дурак, не верил. Поджог не удался, а одно намерение преступлением не является. И я почувствовал себя в такой безопасности, за картонной стеной самоуверенности в собственной неприкосновенности. Ведь законы на моей стороне. И в какой заднице сейчас эти законы? Я смеялся, как над глупой шуткой, не допуская и мысли, что преследование и насилие в цивилизованном мире, в сердце Нью-Йорка... невозможно? Что он не осмелится?!
Калейдоскопом в голове пронеслись два года работы в конторе, встречи, улыбки, рукопожатия, мирно гудящий сервер, бесконечные метры обжатых проводов и... Николь. Через секунду образы смялись, как бумага в сжатом кулаке, под давлением других, тяжелых и прижигающих воспоминаний. О чертовски обаятельном голосе, плавных манерных жестах, терпеливом полуголодном ожидании в глубоких синих глазах. Как раскаленным металлом в рану, прорисовывается каждая черточка его несравненного лица. И я в тоске чуть не завыл. Ангел, как далеко простирается твоя власть, чтоб вызволить меня из этой передряги?
Наверное, прошел час. Я заставил себя ни о чем не думать. Сидел неподвижно, в холодном оцепенении, потирая глубокие кровавые борозды на руках, вздыхая от этой боли и встряхиваясь: я боюсь уснуть, я не спал уже со вчерашнего дня, но тем страшнее будет, отрубившись, проснуться уже в другом месте. С кем-то... отталкивающим и богомерзким.
В конце концов, до меня дошло несколько простых истин. Что я могу надеяться сколько угодно... но я всего лишь барашек в загоне, которому спокойно перережут горло. Что мне не только перережут горло. Что я так беззащитен, со мной вообще вытворят абсолютно все, что на ум взбредет. Что... лучше отставить глупую детскую надежду, то есть... что вампир не придет. Или придет, когда мне больше всего на свете захочется никогда не встречаться с ним взглядом. Если я хочу спастись и даже остаться невредимым, я должен...
...выбросить из головы, что я программист.
...забыть раз и навсегда, что я безвольный, хрупкий и женственный мудак, никогда в жизни не заглядывавший в тренажерный зал.
...распрощаться со званием куколки и слюнтяя, прятавшегося если не за мать (поскольку она и так не годится даже на роль швабры для тряпки), то за крепкого широкоплечего повара.
Итак, я один, и помогу себе только сам.
Я поднялся во весь рост и в темноте постарался воссоздать собственную фигуру. Благо, рисованием в 3D-max и Адоб Иллюстраторе я достаточно назанимался... стоп! Никакой компьютерной чепухи. Я мужик, обычный мужик... ну... нарисовал себя маркером в воображении. И сейчас, «глядя» на себя, озадаченно чешу репу.
Что ж, телосложением я не вышел. Ростом тоже не очень. За морду лица – только на конкурс в пансион благородных девиц отправлять. А еще эти волосы... какого хрена я ни разу за последние 15 месяцев не сходил к парикмахеру? Канат мне из них все равно не сплести, сил и мастерства не хватит, да и по длине недостаточно будет, если я, предположим, сижу на чердаке Эмпайр Стейт Билдинг. Весьма сомнительно... в общем, сгодятся они мне, разве что, задушиться.
Нервно сглатываю слюну и иду вдоль стен, искать выключатель. Нашел. В потолке зажглась одна, но очень яркая лампочка. Я испуганно выключил ее и возблагодарил Бога за то, что успел увидеть при одной вспышке света кем-то забытый на столе фонарик. Отлично.
При свете фонаря я обследовал комнату – помимо массивного стола, привинченного к полу, два пластиковых стула, маленькая узкая кушетка... кажется, рост свой я поругал зря, целиком я на нее не помещаюсь. В углу нашлась тумбочка, в которой валялось несколько журналов довольно унылого порнографического содержания и туалетные принадлежности. Я до последнего надеялся обнаружить среди них бритву, но нет, облом. Не такие ведь и дураки, эти мои сраные похитители. Зато там оказались маникюрные ножнички и расческа.
Заранее представляя разочарование своего насильника, я обкорнал пышную шевелюру сначала в две трети длины, потом беспорядочно отхватил все, что доставало до плеч, и с мстительной ухмылкой разбросал по комнате. Пусть убирают потом с языком на плече. Нет, не жалко мне волос. Стричь этими тупыми короткими ножницами было сложно, свою неровную прическу я могу сейчас только угадывать и глупо хихикать. Я бы отрезал еще... но ножнички сломались. На голове осталось ровно столько, чтобы Энджи мог зарыться носом и заплакать. Ох, Энджи... только увязнув по шею в дерьме, понимаешь, насколько безразлично то, с кем ты спал раньше и чем вообще занимался... остается лишь одно желание.
Забыть, чем занимался я сам, будто этого никогда не было. Я никому не признаюсь, ни психиатру, ни палачу, ни тебе. О том, как мне стыдно, безумно стыдно, и жаль... что все произошло именно так. Лучше бы этого распутного чуда с красными вихрами я не увидел. Потому что... я хочу тебя, Эндж. И люблю только тебя. Но хочу и его. Я не до конца распробовал измену.
*
>> Меня порядочно носило из стороны в сторону. Вкус губы отца имели такой, что никакому абсенту не сравниться по силе и скорости действия. Пронзили и жуткой концентрированной горечью, и адской болью, вонзившейся через рот, а вышедшей где-то между лопаток, облили волной незнакомых кислосладких глюков, оставив странный винный осадок. И теперь я чувствую, как по венам растекается мягкий и щадящий, чуть теплый, но все же смертоносный яд. От него в голове распускаются светящиеся зеленые цветы, а в глазах двоится, но я в сознании, все еще в сознании. Потому что не могу поверить, что сижу, обнявшись с Дезерэттом, который то ли брат мне, а то ли дед, мы так и не сумели это выяснить... >>
- Когда мы пойдем, м-м... вызволять... Кси? – имя вспомнилось с трудом, а язык еле ворочался, я испугался и попытался посмотреть демону в глаза. Он только рассмеялся.
- Малыш, кто «мы»? Пойдешь только ты. Быть сатаной – значит быть рабом на короткой хозяйской цепи. Я вымолил себе время лишь до полуночи, и оно скоро истечет. Что касается Дэзьки, то попробуй его уговорить составить тебе компанию, но, поверь, проку от укуренного и обдолбленного серафима будет мало.
- Но ты же сказал! Сказал! Что прилетел помочь! Дьявол, ты меня обманул... никакой ты мне в жопу не отец!
- Энджи, послушай, – Асмодей протянул ко мне руки, но я быстро пересел по другую сторону от Дезерэтта и спрятался за широкой спиной, в его исполинских крыльях. – Ладно, слушай оттуда.