Radical (СИ) - Страница 18

Я думал о том же, в точности. И вынужден был согласиться. И все-таки, все-таки...

- И все-таки это позорно. Греховно. Ужасно. Местами унизительно...

- Ксавьер, не прячься в религии и самобичевании, хитрая и изворотливая, природа ведь не ищет себе оправданий. Она не знает морали, у нее есть только инстинкты и единственная цель – воспроизвести лучшее, что она уже отобрала. Она порой вытворяет безумные вещи... Но в минуты вдохновенного покоя у нее раскрываются крылья, и она летит в один небезызвестный сад, садится под знаменитым Деревом Познания... и лепит ангелов нового тысячелетия. Не вижу ничего плохого в том, что здесь, на земле, две величайшие гордости ее сердца встретились. А одному из них, играючи, природа сохранила имя, полностью раскрывающее сущность.

Я слишком изумляюсь и не могу подобрать ничего достойного в ответ. Маленький француз посмеивается и понижает голос:

- Поверь мне... с женщинами ты такого не почувствуешь. Никогда.

- Ты что, пробовал?! – вырывается у меня в шоке. Жерар хохочет, уже не стесняясь.

- А то! Бурная молодость, мессир. Или ты не веришь, что мне тоже было когда-то восемнадцать? Но мне не посчастливилось в свое время встретить достойного человека. Зато я стал поваром. И остался поэтом.

- Но Бог... – я затравленно начал думать о той терпимости, которую проявляют к гомосексуалистам, в душе истово распиная и молясь для них о самых горячих местах в аду. – Я отлично помню ненавидящие лица, их не проймет никакая поэзия и красота, «кругом одни педерасты, достало, согнать их в гетто и сжечь» – все, что я смог прочесть. Да и особого эстетизма я не нахожу, а они уж точно искать не станут.

- Ты меня, конечно, извини, но много ли эстетики в затраханной во все дыры женщине? Много ли моральности в ее блядстве? Много ли хорошего ты подумаешь об онанистах-извращенцах, подсматривающих за совокупляющимися анально парами, много ли естественности в самих этих парах? Я не священник, вещающий пастве о прелюбодеяниях, но, могу поклясться, ты подумал, как похож я сейчас на святого отца. Развращенность и сексуальные отклонения людей не зависят от их ориентации, мессир. И ориентация отклонением не является. И Бог, тот самый сущий везде, а не сошедший со страниц завравшихся религиозных книг, одобрит тебя, терзающегося сомнениями в своем «падении», а не самодовольного, вечно пьяного раздолбая, наплодившего четверых детей, которых не может прокормить. Он мирно разлагается на дне помойки, в которую опустил себя сам, отдавая все пособие по безработице на алименты. Он трахал, трахает и будет трахать только баб... и до гроба уверен будет в том, что он мужик. Но он дерьмо собачье, а не мужик. Истинно говорю тебе.

- Сколько нового узнаю о любимом поваре за одно несчастное утро, – пробормотал я обескураженно. – За десять лет и четверти не заподозрил бы. И ты молчал!

- Бесконечно молчать все равно не смог бы, сегодня меня прорвало. Это все господин Анджелюс твой. Язык он мне развязал.

- Однако по поводу ориентации: я полагал, что я не...

- Тут и думать нечего, мессир. Был ты холоден вовсе не от компьютера, а по высокоточному признаку. Но догадаться было трудно, пока вокруг ошивались девушки. А что теперь скажешь?

- Мне же не с чем сравнивать! Сегодня был мой первый раз...

Жерар прищурился:

- Об этом мне известно как никому другому, Ксавьер. Но первый раз не означает только один раз за всю ночь.

- Э-э-э... Неужели мужчины способны обсуждать подобное между собой?

- Наверное, нет, но если я святой отец, просто предположи еще чуть-чуть, что я твой духовник. Я не за интимными подробностями гоняюсь, господин, не вздумай предположить. Я стремлюсь облегчить твою душу. Нет никаких конкретных вопросов, просто скажи, что тебя до сих пор терзает. Ориентация оказалась нетрадиционная, пусть так, с этим можно жить. Что еще?

- Похоже, что ничего, – у меня вырвался вздох. – Я пытаюсь смириться. Я никогда не воображал себя в роли главы семьи, чувствую свою мягкотелость... и тряпичность, наверное. Но в шаблоне, приклеенном, видимо, с детства, я готов был жить под каблуком у какой-нибудь стервы, и абсолютно не готов – любовником. Даже для такого существа, как Энджи.

- Ой, бред ты себе навыдумывал, Кси. Какая тряпичность? А мягкотелость?! Будь ты заурядным бесхребетным, Ангел нагнул бы тебя в первую же ночь, а затем ушел. А еще вероятнее – и не посмотрел бы вообще в твою сторону. Он же такой... такой...

- Он сказал мне, что родился шлюхой.

- Врет.

- Я был у него в борделе.

- Определенно врет.

- Жерар! Он зарабатывал на жизнь на панели!

- Так... Мессир, я чувствую, нутром, если угодно, большое несчастье раскололо его жизнь на «прошлое до» и «все, что было после». Он защищался такими... силовыми методами, пока боль немного не притупилась. Он не продажная тварь, ты сам видел, как «нужны» ему деньги. В мире, где все продается и покупается за них, он отдавал всем желающим свое тело, а взамен получал слабую надежду вновь обрести равновесие. Но он не шлюха, забудь ты это гнусное слово, он просто очень скрытный. И не переживай, что Ангел не раскрылся полностью, наберись терпения. Ему до сих пор больно. В минуты мучительных наплывов воспоминаний он язвит и делает больно тебе.

- Откуда в тебе столько уверенности?

- Я достаточно прожил, чтобы видеть вещи ясно, не обременяясь ненужными деталями. Поверишь старому, видавшему виды извращенцу? Я только рад поделиться с тобой своими глупыми измышлениями.

Особенная житейская мудрость... Необъяснимому доверию к Жерару нашлось теперь объяснение. Заглядываю повнимательнее в его черные глаза... и сам не верю, что говорю это:

- Он взял меня трижды. И каждый раз брал так, будто утро не наступит и он не успеет мне подарить все... удовольствие. У меня сводит камнем в паху от одного воспоминания. На мне нет места, которого бы не касался его язык... и губы. Он делал, что хотел... а хотел практически все. Он похож на дьявола... но вряд ли дьявол так обольстителен. Я боялся физического насилия над собой до обмороков, я боялся боли, синяков и еще чего похуже… а, проснувшись, рану ощутил только в голове. Мне стыдно. Но меня, правда, преследовали мысли о том, что… я использован. Я пассивен. Я... снизу. Я отгонял, а они возвращались. Смотрел на него, снова отгонял, снова они возвращались. И так все утро. Я люблю его, но меня с ума сводит ощущение какой-то низменной внутренней загрязненности.

- Тебе дорого дался этот пресловутый первый раз. Психологически тяжело пережить и тяжело себя вынуть из лабиринта совести и порочащих мыслей. Но эти мысли – чистой воды софистика, нормы, насажденные извне, которые ты должен сломать и установить свои собственные. А совесть – как пес, насильно привязанный цепью к той самой морали общества. И шаблоны, шаблоны, всюду позорные шаблоны, ярлыки, в конце концов – Клеймо. Однако клеймо – прерогатива производителей, а ты не сошел с их массового конвейера. Но хватит сравнений, ближе к телу. Быть снизу – удел женщины, чувствовать себя ею хотя бы частично, будучи в шкуре мужика – радость сомнительная. Сами женщины протестуют против неравенства полов, но если им природа в явной форме указала, кто кого имеет в постели, то Бог дал широкое право поиметь мужчину в других сферах жизни. Что касается тебя и Ангела, то первое – доверь ему эту проблему, безбоязненно. Послушай, что он скажет. Ответ я предугадываю, но для тебя он пусть станет сюрпризом. А второе – твое тело довольно, прислушайся к нему. С непривычки новое блюдо кажется ему слишком пряным или слишком сладким. Но вкус распробован, и вечером ты захочешь добавки, мессир, – Жерар показал мне рукой на корзину с фруктами и выразительно улыбнулся, подмигнув.

- И что б я без тебя делал, нянь?

- А что я... Я простой человек с поваренной ложкой, и уважают меня в основном кастрюли. Ну, еще холодильник. Ты б лучше к психотерапевту своему сходил.

- К этому страшному усатому дядьке? Да я бы ни за что не признался, что переспал с парнем.