Radical (СИ) - Страница 101

Продолжается это безумие секунд пять, не больше. Его язык исступленно ласкает мне нёбо, я выпадаю куда-то, проваливаясь сквозь пол и все три этажа и сквозь землю прямиком в объятья хаоса, прежде чем опомниться. Но прекращать совсем... не тороплюсь. Обнимаю его голову, настойчиво всматриваясь в глаза. Пытаюсь заметить хоть что-то, что даст мне подсказку.

- Значит, этого ты тоже хотел? Сколько еще теней, кошмаров и фантазий способен сокрыть твой разум? Себя я в них не нашел. Отвечай! Отвечай...

Но отец и не думает отвечать. Улыбается и погружает меня в еще один поцелуй. Сладкий, страшный и такой же безумный, как и он сам. Неужели не существует ничего, что способно доставить ему боль как боль, а не как приправу к удовольствию?! Я начал плакать опять, еще не до конца ощутив свою беспомощность.

- Что ты за чудовище такое... – я всхлипываю, а он лижет мои щеки и подбородок. – Должно же быть хоть одно слабое место!

- Ксавьер не устоял, маленький мой. Ты тоже не можешь? – он прижал меня к себе, к своей странной ране, непонятно как появившейся (не от падения же об воду в бассейне?), к талии, узким бедрам, я схватился за них будто нечаянно, а все равно ведомый его рукой. И даже демон ему не мешает... борюсь со слабостью, борюсь, стараясь не закрывать покрасневшие глаза, иначе, чувствую, он завладеет мной, превратив всю ненависть в какое-то подобие страдательной любви. – Я награжден и наказан. Манить к себе, подчинять, располагать. И одновременно – наводить такой ужас, чтобы от одного моего имени холодели, молились... и умирали. При этом я не делаю практически ничего. Я только говорю, что делать. Блэкхарту, армии... рабочим, медикам, ученым. Я руковожу невыразимо сложными процессами. И мне невыразимо скучно в центре своей гигантской паутины. Мне настолько надоело заниматься тем, что нравится, что я перешел на все, что не нравится. И это тоже надоело. Я ушел в анаболическую кому. Сознательно уснул, грубо говоря. Не осталось ничего, что могло бы меня развлечь. Я был уверен, что попробовал все на свете. Я слишком громко и самоуверенно об этом подумал. И он... – Фрэнк спокойно кивнул на демона, а у меня язык отнялся ненадолго, – ...обратил на меня внимание. Асмодей подсунул мне Кси, ловко и коварно, с большой тщательностью выбирая место, время и повод. Обставил все так, словно я нашел себе игрушку нечаянно. Полная иллюзия самостоятельности глупого великовозрастного ребенка. Да я бы и на нагло выставленную в поле зрения удочку клюнул. С таким-то поплавком, м-мм...

- И что?

- И все. Ты пролепетал о слабом месте, Эрик. Властелин игорных домов ада нашел брешь во мне так же легко, как и во всём, чего касается. И ударил с меткостью, которой я завидую и плачу.

- Т-то есть...

- Я убил Ксавьера. И чтобы вернуть его к жизни, пошел на сделку, – отец поглядел в лицо ледяного демона поверх моего плеча. Я содрогнулся, резко осознав, что совсем не понимаю ставок в происходящей игре. Вокруг плетутся интриги, а сеть этих заговоров замыкается на одном-единственном человеке. Но на ком?

- Идиот! Разве можно заключать договора с дьяволом?! Он обманет тебя, обманет в любом случае, обведет вокруг пальца!

- Конечно, ты не поймешь! Ты еще не любил! А я думал, что никогда не полюблю... у меня было все! А для счастья не хватало его одного, маленького ангела. И Асмодей одну за другой вытащил козырные карты из моих рукавов. Ни сбежать, ни сжульничать. Никого и ничего, только я и моя тоска. Противоборство, из которого я не выйду победителем. И его глаза, зеленый и карий – глаза рефери, обещающего не прекращать пытку, ни днем, ни ночью. У меня не осталось выбора.

Ошибаешься. Но как я скажу тебе, что мы любим одного и того же светловолосого оборотня, что я попался в ту же ловушку, но не согласился продаваться за неизвестно чью душу?

- И что ты отдал ему в обмен на воскрешение Кси?

- Я не знаю.

- Чего?! Как это? – я больно зажмурился, не желая выдавать, что был искушен точно так же.

- Я же сказал – не знаю. Я просто ответил ему «да». И демон обещал, что Ксавьер придет за мной сюда. А потом он поставил на мне клеймо и... я думал, что больше не увижу его. Но вот... – Фрэнсис кашлянул, выплевывая кровь. – Вернулся.

- Подожди-ка, – мне стало дурно от своей сообразительности, – где Асмодей поставил на тебе клеймо?

- Ну... – отец потерянно повернулся к бассейну, щедро окрашенному в пурпур, – там.

Он что, не понял? Похолодев до кончиков пальцев, я присел и заглянул в его синюю, уже фактически черную рану. На дне дыры бьется сердце, которое я чуть не прогрыз. Но, несмотря на безобразные отметины от клыков, я отчетливо рассмотрел след, похожий на тавро, которым метят скот. Чем таким раскаленным должен был приложиться демон, чтобы клеймо огнем горело? Ярким... красным. И похожим на букву L.

Я выпрямился, заметив, что шатаюсь. Секунду взвешивал желание наброситься на дьявола с кулаками, но тот среагировал первым, притянул меня к себе, слегка подбросив в воздух, и крепко схватил за руки.

- Спокойно. Рана заживет. Если ты больше не будешь трогать ее зубами. Фрэнсис сам решает, что для него лучше. А ты радоваться должен. Ты ничего не проиграл.

- Но и не выиграл, – я скривился, попутно удивившись, как стянуло кожу на лице после плача. – Скажи мне, ради чего ты стараешься? Какой тебе смысл? И выгода? После двадцать с лишним лет разгульной жизни, смертоносного веселья и других грехов мой отец и так попадет к вам в пекло. Тебе все мало?

- Если бы грешники на самом деле попадали после смерти в ад, я занялся бы садоводством, моя работа была бы никому не нужна – люди и без меня выроют себе ямы и упадут в них.

- Тебе нужен осознанный выбор?

- Человек должен понимать, куда именно он идет, – принц даэдра кивнул.

- А... куда же остальные? Кто не понимает...

- В никуда. Разве ты не знал? Девяносто пять процентов человечества существует, как избыточная масса в условиях перенаселенности и нехватки природных ресурсов, вносит дисбаланс, и будет истреблена безвозвратно. Как мусор сжигается в печи на больших заводах.

- Я никогда не видел заводы, только снаружи, на индустриальных фотографиях.

- Все еще впереди, дорогой, – он предложил мне сигарету, и я не стал отказываться. Вряд ли в такой мелочи есть корыстная адская подоплека. Хотя кто знает... – Бери, бери, не оскорбляй меня, крохоборством не занимаюсь, – он мягко улыбнулся, и кончик моей сигареты вспыхнул оранжевым огоньком. – Ты уже простил своего привлекательного папочку?

- Издеваешься, – я затянулся с опаской, но обжечься боялся напрасно. Легкие наполнились приятным вишневым дымом. – Ты его сделал таким привлекательным, признайся?

- Глаза... чуть голубее. Этого хватило. С кистью божественного художника все равно никому не сравниться, – он медленно подвел меня к Фрэнку, застывшему над бассейном, и отпустил. – Будь помягче с фельдмаршалом. Его ожидает еще генеральная порка от Ксавьера.

Демон, любящий давать советы и напутствия... исчез, как и всегда, смешался с вечерним воздухом. Я повел отца вниз, придерживая за плечи, а потом он повел меня, довел в свой кабинет для особо важных персон.

И я буду пить коньяк тут еще долго, пока Фрэнк на свой страх и риск ищет Кси. Сижу и упиваюсь, как дурак последний, алкоголем и воспоминанием о трансцендентном кровосмесительном поцелуе. Тьфу.

====== LXII. Priceless ======

Part 3: Trinity fields

Переосмысливание жизненных ценностей – длительный, корявый и громоздкий процесс. Примерно как разворот бензовоза в узком переулке. Постоянное переключение педалей газа и тормоза, тесно, душно, злостно и нервно. И пешеходы галдят, довольные представлением.

Выбравшись из всех неприятностей невредимым (изнасиловали и убили? чепуха, уже забыл), наслушавшись и насмотревшись и лично испробовав всякой похабщины, я неожиданно остался предоставленным самому себе. Одиночество... в общем-то, ненастоящее, но ощутимо давящее на психику. Мне невыносимо мириться с ним в доме фельдмаршала. И я убежал в сад, да, бежал бегом, с криком радости кувыркнулся в траву, распластался в ней, густой и темно-зеленой, раскинув руки, и вперился в черные небеса. Двадцать тысяч звезд смотрят на меня, ничтожного. И не важно, насколько я мал по сравнению с ними. Я чувствую, что... они действительно смотрят.