Ради Инглиш (СИ) - Страница 64

— Поездка — не самая плохая новость. Мы всегда можем поехать в Ангилью.

Приподняв пальцем ее подбородок, я признаюсь:

— Я ожидал вспышки гнева.

— Это то, что я хочу сделать, но мы же команда, помнишь? Я давала тебе это обещание не на один день. Я сделала это навсегда. Это не значит, что мне это нравится, но я держу свое слово.

Запустив пальцы в ее волосы, я наклоняю ее голову и целую. В этот момент в комнату вбегает Инглиш и кричит:

— Я вас вижу. Мама и папа целуются. — Вот так и проходит наш маленький момент.

Несмотря на то, что мы отменили нашу поездку, мама и папа все еще берут Инглиш в горы с Бунниором. На самом деле, нет никаких причин, почему бы им не поехать туда. Это хорошо для нас, потому что, когда мы получим ужасные новости, нам не придется притворяться счастливыми. У нас было время подготовиться и рассказать обо всем Инглиш, когда она вернется домой.

День суда — это просто шутка какая-то. Я даже не знаю, почему мы здесь присутствуем. Шеридан так напряжена, ей требуются все силы, чтобы не вскочить и не закричать на цирк, свидетелем которого мы оба являемся. Адвокат Эбби представляет ее бедной женщиной, которая не могла позволить себе заботиться о своем ребенке и была вынуждена оставить ребенка с отцом, о котором ничего не знала. Каждую ночь она молилась, чтобы ее ребенок был в надежных руках, и плакала, пока не засыпала. Когда Морган пытается вставить слово, что за все эти годы она ни разу не пыталась связаться со мной, эта сука-судья отмахивается от него. Когда Морган затрагивает историю Эбби о повторном употреблении наркотиков и неудачной реабилитации, Кларион указывает на него пальцем и приказывает никогда больше не поднимать эту тему. Эбби прошла реабилитацию и доказала, что является полноценным членом общества. Все, что Морган не пытается сделать, терпит неудачу, и он падает, как самолет в огне, разбившись в своей последней попытке спасти нас. Это самое нелепое «судебное заседание», о котором я только мог мечтать. На самом деле, мое воображение не настолько креативно. Об этой судье, ее вопиющей некомпетентности и фаворитизме по отношению к женщинам, должна быть написана книга. Не то чтобы я не считаю, что женщины заслуживают того, что принадлежит им по праву, но в данном случае нас полностью игнорируют. Я покидаю зал суда в полном оцепенении.

Морган отводит нас в сторону и говорит:

— Это стало для меня делом принципа, мистер Бриджес. Кларион ошибается, и этот суд должен быть справедливым. — Его глаза полны ярости, когда он оставляет нас стоять там.

Шеридан и я идем к машине, держась за руки, и почти удушающая пелена тишины окутывает нас. Но ни один из нас не может сказать ничего такого, что могло бы улучшить ситуацию.

— Я чувствую себя одурманенной. Нет, это больше похоже на то, будто меня ударили по голове, — говорит Шеридан, глядя в окно.

— Согласен. У меня голова раскалывается.

Пока я пробираюсь сквозь пробки, мой желудок скручивается от боли. Надеюсь, я успею домой до того, как мне совсем поплохеет. Мне не повезло. Однако мы успеваем съехать с автострады прежде, чем мне приходится остановить машину.

Когда я, пошатываясь, с горящим нутром выхожу из машины, Шеридан в тревоге зовет меня по имени. Я не могу ответить. Когда она подходит ко мне на помощь, я стою на четвереньках, и она — ангел, каким я всегда ее знал, заботливый и внимательный, — шепчет мне успокаивающие слова. Наконец я сажусь на пятки, и она протягивает мне салфетки, чтобы я мог вытереть лицо и рот. Это так унизительно. Сильным должен быть я, но вот она заботится обо мне.

— Прости меня за это, — говорю я дрожащим голосом.

— За что? Ты расстроен из-за Инглиш. У тебя нет причин извиняться.

Моя слабость проходит, и я встаю, хотя все еще чувствую себя дерьмово. Она берет меня за руку и говорит:

— Давай я помогу тебе.

Она подводит меня к машине, а сама садится на водительское сидение. Нет смысла спорить. Я слишком расстроен, чтобы вести машину. Я прислоняю голову к окну. И пока Шеридан ведет машину, я смотрю на ее профиль. Сегодня она собрала волосы, но мне нравится, когда они распущены. Это напоминает мне о том, словно мы только что занимались любовью. Я останавливаюсь на этой мысли, забавно, что раньше я думал об этом как о трахе, — и хотя у нас это получалось отлично, черт возьмии, — эмоции присутствовали всегда. Время от времени она раздувает ноздри, особенно когда водитель подрезает ее, но она не произносит ни слова. Я люблю ее нос, от его милого маленького кончика до переносицы, где иногда от ношения очков у нее остается след. Она на секунду прикусывает губу, видимо о чем-то задумавшись. Без сомнения, Инглиш. Ее длинная бледная шея умоляет приникнуть к ней губами и покусать ее, и, черт возьми, у меня и так уже опух член. Если я не остановлюсь, у меня будет полномасштабный стояк, и она подумает, что я — безразличный мудак, когда мы вернемся домой и я начну срывать с нее одежду.

— Ты в порядке? — спрашивает она.

— Угу.

— Этот вздох, который ты только что издал, заставляет меня беспокоиться.

— Нет, детка, я в порядке. Спасибо, что поддерживаешь меня. Печенька?

— Да?

— Я чертовски люблю тебя. — И накрываю ее бедро своей рукой.

Она на мгновение переводит взгляд на меня, а потом снова смотрит на дорогу. Ее нежный рот слегка изгибается.

— Я тоже люблю тебя, Бек.

Глава 3

Бек

Шеридан исчезает, когда мы возвращаемся домой, и я плюхаюсь на диван, слишком больной и расстроенный тем, что произошло. Что-то внутри меня сломалось, когда эта сумасшедшая судья отказалась слушать Моргана и вынесла свое решение. Мысль о том, что моя дочь проведет ночь в небезопасном месте, настолько отвратительна для меня, что мой мозг горел огнем в попытке справиться с этим.

Я не знаю, как долго я лежал там, мучаясь из-за всего, когда Шеридан вбежала в комнату.

— Бек, возможно, у меня есть идея, но ты должен выслушать.

— Хм… — Я прикрываю глаза рукой, поскольку пронзительная боль, раскалывающая мою голову, так и не уходит.

— Смотри.

— Детка, я могу сделать это позже? У меня болит голова.

Она не отвечает, поэтому я решаю, что она ушла. Но через несколько минут она возвращается.

— Держи. — Она стучит пальцем по моей руке.

Я выглядываю из-под руки, и она что-то мне протягивает

— Что это?

— «Ибупрофен». Прими.

Что бы она ни задумала, это, должно быть, важно, поэтому я хватаю таблетки и выпиваю принесенный стакан воды. Лекарство опускается в желудок, как свинцовый шар.

— Тьфу.

— Так плохо?

— Да, — почти стону.

Она садится рядом со мной и кладет прохладную ладонь мне на лоб, слегка массируя его.

— Может быть, то, что я покажу тебе, поможет.

— А сказать нельзя?

— Хорошо. — Она растягивает слово, как будто на самом деле не хочет говорить, но ей придется, потому что мне это нужно услышать. — Это насчет судьи Кларион. В Фейсбук есть группа, созданная людьми, которые имели подобный опыт, как и мы.

— Неужели? Ну и как это нам поможет?

— Никак, но мне показалось это интересным. У нее ужасная репутация. Эта группа пытается ходатайствовать о том, чтобы ее сняли со скамьи судей из-за ее несправедливых решений. Я не совсем понимаю, как все это работает, но эта группа насчитывает более четырехсот участников. И не все из них мужчины. Согласно некоторым вещам, которые я прочла, ее решения настолько предвзяты, и пара из них закончилась тем, что ее решение причинило вред детям. Это очень плохо, Бек.

— Шеридан, это не заставляет меня чувствовать себя лучше. На самом деле, мой измеритель тревоги только что взлетел вверх.

— Дерьмово. Это не входило в мои намерения. Что я хочу сделать, так это вступить в группу и попытаться что-то сделать. Люди вроде Кларион не должен обладать такой властью.

— Хорошо, но сейчас это нам не поможет.

Она наклоняется и прижимается своими губами к моим.