Ради безопасности страны - Страница 83

Мы поехали. Только не на другой день, как он просил, а через день, потому что на другой день я был выходной. Ездили мы долго. Сначала он ничего не узнавал, говорил, что все очень сильно изменилось, потом, кажется, узнал. Несколько раз он выходил из машины и фотографировал. Рассказывал, что именно здесь он бегал мальчишкой. Еще несколько раз он фотографировал прямо из окна машины. Фотоаппарат у него был маленький, неприметный, но все-таки я начал нервничать. Я боялся, что на нас обратят внимание. Я сказал моему пассажиру, что пора возвращаться, а то могут выйти неприятности. Он согласился. При этом он очень благодарил меня, говорил, что я отзывчивый парень и что вообще люди должны помогать друг другу. Еще он говорил, что чувствует себя человеком, совершившим путешествие во времени, как в каком-нибудь фантастическом романе. Когда мы вернулись в город, он, как и обещал, заплатил мне пятьдесят рублей сверх счетчика и еще подарил шариковую ручку. А потом попросил, чтобы я дал ему свой телефон — на тот случай, если сюда будут приезжать его друзья или если он сам еще раз приедет. Я телефон дал, а потом, правда, пожалел. Я решил про себя, что больше никого из иностранцев туда, куда не положено возить, не повезу. Но никто больше не звонил и не приезжал. Я уже и думать совсем забыл о том случае. Одним словом, совсем успокоился. А тут вдруг — позавчера это было, утром, — раздается звонок. Я снял трубку, конечно ничего еще не подозревая Слышу, женский голос спрашивает. «Это Николай?» Голос незнакомый, я за это сразу мог поручиться у меня память на голоса очень хорошая, «да. Николай», — отвечаю. И тут она говорит: «Вам привет от Густава». Я, честно скажу, так растерялся, что даже не знал, что ответить. Потом сказал: «За привет спасибо». Тогда эта женщина говорит: «Завтра, Николай, вам надо приехать к Александро-Невской лавре. Назовите номер вашей машины. Я вас найду». Я назвал номер. Хотя тон ее мне не понравился. Почему это «вам надо»? Мне лично ничего не надо. Но я в тот момент словно под каким гипнозом был. Наверно, от неожиданности. «Тогда завтра, в шесть вечера. Пока!» — сказала она и повесила трубку. Говорила она по-русски очень хорошо, будто и сама была русская. Может быть, это и сбило меня с толку. Я не знал, что делать, но твердо решил про себя, что ничего противозаконного на этот раз совершать не буду. Что бы она мне ни обещала.

На другой день, ровно в восемнадцать ноль-ноль, я подъехал к Александро-Невской лавре и остановился, немного не доезжая до ворот, правее стоянки такси. И почти сразу увидел, как к моей машине идет эта женщина. Она была в темных очках и в куртке, с сумкой через плечо. Невысокого роста, с черными распущенными волосами. Молодая. Если будет необходимо, я могу описать ее портрет более подробно. Зрительная память у меня тоже отличная, я почти всех своих пассажиров очень долго помню. Она села ко мне в машину, на заднее сиденье. Поздоровалась. Потом сказала: «Густав говорил мне о вас как об очень отзывчивом человеке. Это большая редкость в наше время, каждый из нас слишком занят самим собой, не правда ли?» Я промолчал, только пожал плечами. Мне все больше не нравилась эта история. Лучше бы они оставили меня, в покое. Я ведь не напрашивался на эти знакомства. «Я рассчитываю, что по отношению ко мне вы будете не менее отзывчивы, чем по отношению к Густаву, — сказала она. — Меня зовут Гизелла». — «Очень приятно, — это я ей так ответил. — Куда ехать?» Она назвала адрес. Проспект Ветеранов и номер дома и корпус — все, как положено. Еще она меня спросила, мол, не сержусь ли я, что она меня побеспокоила. Я ответил, чего ж мне сердиться, такая наша работа, чтобы обслуживать пассажиров. А у самого у меня все время одна мысль в голове вертелась, все время я думал: почему она первый попавшийся мотор не могла взять, почему именно я ей понадобился? Очень меня эта загадка беспокоила, она и сейчас меня беспокоит. Разговор у нас, пока мы ехали по городу, шел по пустякам. Она сказала, что уже четвертый раз приезжает в Ленинград и что город наш ей очень нравится. Спросила, бывал ли я в Италии, — мол, если доведется приехать, она моим гидом будет, отплатит мне за любезность. Ну и так далее, в том же роде. Когда приехали мы по указанному адресу, я подвез ее прямо к парадной. Это третья парадная от угла, я точно запомнил. Дом пятиэтажный, блочный. В какую квартиру она поднималась, я не знаю. Только вернулась она очень скоро, в руках у нее была папка зеленого цвета, обыкновенная картонная папка с тесемками. Я еще обратил внимание, что папка какая-то очень потрепанная, старая. Папка была набита какими-то бумагами. Гизелла вынула из сумки полиэтиленовый мешок с надписью «Березка» и положила папку в него. После этого я отвез ее в гостиницу «Ленинград». По дороге она утоптала меня сигаретами, шутила и смеялась. А когда мы приехали к гостинице, дала три рубля чаевых. Я хотел отказаться, но она не взяла их обратно. «Мужчине вашего возраста, Николай, всегда пригодятся лишние деньги», — сказала она. На этом мы и расстались.

Вот и все, о чем я могу сообщить. Прежде чем обратиться к вам с этим заявлением, я думал целую ночь. Я понимаю, что сам виноват в том, что потерял бдительность и, возможно, стал как бы игрушкой в руках иностранных граждан. Но я не хочу, чтобы так продолжалось дальше. За свою вину перед государством, если такая есть, я готов понести наказание по всей строгости закона, но зато совесть моя будет чиста.

Крикунов Николай Павлович.

2

— Итак, Гизелла Штраус, вы утверждаете, что эта папка и находящиеся в ней печатные материалы вам не принадлежат?

Она молча скользнула взглядом по зеленой потрепанной папке, которую держал в руках таможенник.

— Я вас правильно понял?

— Да, правильно. Это не мои вещи.

— Каким же образом тогда они оказались в вашем чемодане?

— Видите ли... Незадолго до нашего отъезда возле отеля ко мне подошел человек... молодой мужчина... и попросил меня взять с собой эту папку.

— С какой целью?

— Он просил меня передать ее в какое-либо издательство.

— И вы согласились?

— Разумеется. Почему бы не оказать человеку услугу?

— Тем не менее в таможенной декларации вы заявили, что в вашем багаже нет вещей, принадлежащих другим лицам. Почему?

— Я просто забыла. Не придала значения.

— Знакомы ли вы с содержанием тех материалов, которые находятся в этой папке?

— Нет.

— И вас это не интересовало? Вам было неважно, что именно вы везете?

— Нисколько. Человек, который передал мне эту папку, был похож на сумасшедшего. Знаете, бывают такие полусумасшедшие сочинители.. Я была уверена, что в этой папке какая-нибудь... как это говорится по-русски?.. галиматья...

— Тогда, с вашего позволения, мы, может быть, все-таки посмотрим, что в этой папке?

Она пожала плечами:

— Пожалуйста.

Молча следила, как таможенник развязывает тесемки. Он перевернул первый — чистый — лист, взял следующий, прочел вслух, медленно и отчетливо:

— «Я убежден, что шпионаж военный или шпионаж промышленный в наше время занятие нестоящее, даже смешное и нелепое. Это явный анахронизм. И правда, в эпоху, когда спутники кружат над планетой, заглядывая в любые, самые укромные ее уголки, глупо рисковать головой только ради того, чтобы переснять чертеж какого-нибудь прибора или нарисовать план расположения воинской части. Честно говоря, все это мне кажется ребячьей игрой, детской забавой. Нынче иное время. Иное время требует иных средств. Вот я и хочу предложить их.

Я — сторонник шпионажа морально-психологического и главные свои надежды в борьбе против коммунистического режима возлагаю на то, что я предложил бы называть «морально-психологическим террором». Вот оружие, которым можно расшатать и разрушить любую крепость. Надо только уметь им пользоваться. Свои соображения о формах и методах подобного террора применительно к Советскому Союзу я и хочу изложить в данной рукописи...»