Ради безопасности страны - Страница 80
Антон Ипполитович немного обиделся, когда Александр не проявил конкретного интереса (уж ему-то надо знать о непорядках в коллективе), но просьбу сотрудника госбезопасности показать все личные дела выполнил беспрекословно.
Наталья Солоник в числе работающих не значилась. Васильевский нашел ее дело среди недавно уволившихся. Она ушла десять месяцев назад «по собственному желанию», но в графе «Поощрения и взыскания» чернели тушью два выговора за прогулы, так что процесс увольнения из Дома мод сопровождался для нее, видимо, некоторыми осложнениями.
Искать «сослуживца» пришлось дольше. Александр всматривался в почерки мужской части работников Дома, пытаясь отыскать хоть некоторое сходство с почерком автора анонимного письма. Было очевидно, что тот изменил почерк. Об этом свидетельствовал наклон букв в левую сторону, явно искусственный, потому что буквы «прыгали» в наклоне и размере, чего не бывает в скорописи устоявшегося почерка. Автор пытался изменить форму и самих букв, но сделать это малотренированному человеку крайне трудно: когда стараешься писать быстро, твой индивидуальный почерк неминуемо «вылезает», особенно в написании наиболее сложных букв. У автора письма таких характерных букв было несколько. Александр приметил, прежде всего, «ж», «в» и «к» с повторяющимися особенностями.
Когда открыл заявление о приеме на работу Кунгурцева, сразу увидел: вот они, буковки, со знакомыми завитушками и хвостиками, как на ладошке, так и выделяются, ни с чем не спутаешь, хотя почерк на первый взгляд совершенно иной. Немного отдышался, проверил еще раз. Нет, нет ошибки! А с фотографии на Васильевского глянул тот мужчина с бородкой, который демонстрировал сейчас рабочую одежду в зале на втором этаже.
Итак, Кунгурцев Анатолий Константинович, тридцати девяти лет, манекенщик Дома мод.
— Во сколько у вас обед, Антон Ипполитович?
— Положено с часу, но, знаете, полутворческая среда...
— Огромное вам спасибо! Вы нам очень помогли.
— Да чем помог-то? И не спрашивали ни о чем.
Антон Ипполитович, похоже, был всерьез озабочен тем, что сотрудник госбезопасности не поговорил с ним о коллективе, никем не поинтересовался. Он суетливо проводил Васильевского до лифта, озадаченно и ждуще на него глядел. Александр в другой раз не оставил бы его, действительно настоящего и делового кадровика, в таком неведении — послушал бы его сетования о нынешних проблемах и сложностях, поддержал бы, поохал бы над чем-нибудь вместе: людям это нужно... Но сейчас он должен был перехватить Кунгурцева и торопился.
Манекенщик вышел минут через сорок и пошел мимо Васильевского, сидящего со скучающим видом на парапете подземного перехода и читающего новую книгу известного академика-международника. Александр догнал его когда они отошли подальше от места работы Кунгурцева, — меньше шансов, что увидят сослуживцы, — пошел рядом и сказал:
— Здравствуйте, гражданин города.
Кунгурцев остановился, будто с маху стукнулся о стену, и оторопело уставился на Васильевского.
— Удостоверение нужно показывать? — улыбнувшись, спросил Александр.
Бледный, вытянувшийся Кунгурцев тоже попытался улыбнуться в ответ, но губы у него задрожали, и улыбка потерялась, растворилась на растерянном лице.
— Я допускал возможность, что вы меня разыщете. Но чтобы так быстро...
— Это не так сложно, как кажется.
Руки манекенщика повисли, только глаза остались напряженными.
— Вы меня куда-нибудь сейчас поведете?
А Васильевский вдруг сказал:
— Давайте зайдем куда-нибудь. Вместе перекусим.
9
В кабинет подполковника Сергеева, начальника отдела, через открытую форточку долетал приглушенный лязг трамваев, отдаленный звон детских голосов — гомон шумного города. Знойный, немного пыльный, даже здесь, на высоте пятого этажа, июльский воздух медленно втекал в помещение душной массой, и работяга вентилятор ничего не мог с ним поделать.
Сергеев сидел за столом в расслабленной позе, теперь, к вечеру, заметно усталый. Пиджак висел на одном из стульев, рубашку из-за жары подполковник расстегнул, отчего из-за ворота багрово заотсвечивал крепкий загар. Начальник отдела нервничал. Ни в интонации разговора, ни в выражении лица это не ощущалось, но неразлучная старенькая «паркеровская» ручка, легонько зажатая между двух вытянутых пальцев, опять постукивала металлическим наконечником по столу. Васильевский, как и другие «старожилы» отдела, предостаточно знал слабости и привычки своего начальника. Нервничать Сергееву было отчего. Информация, полученная Васильевским от Кунгурцева, была слишком серьезной.
— А что нам известно о Нуллермане? — спросил подполковник у Александра.
— Стажируется русскому языку при университете и собирает материал для диссертации. Университетская администрация жалуется, что к занятиям относится наплевательски, пропускает лекционные часы. Имеет по этому поводу два предупреждения. В общем, на грани исключения с курса. В деканате говорят, что все время занят чем-то другим. Только и знает, что катается на своих «Жигулях» по городу.
— У него что, и машина есть?
— Да, приобрел с помощью своего диппредставительства, как только прибыл в город. В общем, спасает иностранца от исключения только совершенное знание русского языка и неплохое владение материалом по теме.
— Откуда он прибыл?
— Родом из Гамбурга. Отец по национальности украинец, в годы войны переметнулся к немцам, служил в армии Власова. После войны с помощью американцев обосновался на Западе. Женат на немке, поменял свою фамилию на ее. Сейчас владеет небольшой компьютерной фирмой. Один из активистов НТС, влиятельная фигура среди эмигрантов.
— Похоже, что и отпрыск его втянут в эти круги.
— Похоже. Думаю даже, что несомненно втянут. Наталья Солоник многое рассказала своему любовнику Кунгурцеву. В частности, по ее словам, Фред Нуллерман приводил на их квартиру американского дипломата, описание внешности которого совпадает с обликом Дэвида Брайта, выдворенного за шпионаж месяц назад.
— Седьмого июня. Помню этого наглеца цэреушника.
— Мне, Михаил Александрович, показалось, что сама по себе идея использовать ярыгинский фонд в целях добывания информации принадлежит не каким-то кустарям из НТС, а именно ЦРУ или какой-нибудь другой разведке. Уж больно тонко все организовано. Солоник — фактически резидент. Нуллерман — посредник между ним и американским консульством, консульство по диппочте передает полученную информацию за кордон.
— Но мы-то с тобой знаем, что НТС тесно связан с ЦРУ.
Васильевский улыбнулся: начальник отдела не изменяет своей привычке «прокатывать» на подчиненных все варианты той или иной версии, а заодно и потренировать их в оперативном мышлении.
— Все равно даже сильной эмигрантской организации не создать эффективной шпионской системы без помощи разведки. К тому же участие в этой акции Брайта... В общем, думаю, что Нуллерман — или кадровый сотрудник ЦРУ, или, как минимум, его агент.
— Ты не торопись, Саша, с выводами. Похоже, что так, но это надо проверить. — Сергеев задумчиво посмотрел на окно. — Все же очень интересны данные Кунгурцева о тайниковой операции. Эту ситуацию надо проработать в мелочах. Расскажи об этом поподробнее.
Васильевский волновался. В истории с ярыгинским фондом пахло чистым шпионажем, здесь нельзя было ошибиться, и, передавая начальнику свой разговор с Кунгурцевым, Александр боялся что-либо упустить, забыть или просто перепутать. Важна была каждая деталь.
— Первое время Семен Солоник «поставлял» Нуллерману мелочи. Ну там данные о судебных процессах над отщепенцами всякими, цифры и факты, потребные для радиостанции типа «Голос Америки», «Свободная Европа», «Свобода». Кстати, помните, Михаил Александрович, недавнее совещание у начальника управления, где было сказано, что в последние месяцы «Свобода» активизировала враждебные передачи на наш город?
— Помню. Возможно, что связь тут есть, ты не отвлекайся.