Ради безопасности страны - Страница 48

— Спрягал ее имя с матушкой? — усмехнулся Герлах.

— Совершенно верно! — ухмыльнулся парень, но, увидев лицо Эллен, сжался на своем стуле.

— Ну что ж... — взглянул на часы Герлах. — Пора его немного встряхнуть! Замените Эрика, фройлен. — И приказал парню: — Спускайся в машину. И передай Вернеру, чтобы тоже был готов.

Когда Герлах вошел в комнату, Колесников стоял у стола с бутылкой виски в руках. Обернулся на стук двери, увидел Герлаха, рука его судорожно сжала горлышко бутылки.

— Спокойно, спокойно... — остановился Герлах. — Поставьте бутылку на место. Вот так... Садитесь, нам надо поговорить.

— Почему меня держат взаперти? Какое вы имеете право? Я советский гражданин!

— Были им, — заметил Герлах.

— Что значит «был»? — вскочил Колесников. — Где мой паспорт?

— Думаю, он вам больше не понадобится, — спокойно сказал Герлах. — Сядьте, Колесников! Сядьте, вам говорят!

Колесников тяжело опустился на стул и потянулся за стаканом с виски.

— Не стоит больше пить. — Герлах отодвинул стакан в сторону. — Вам сейчас нужна ясная голова. В состоянии вы меня выслушать?

Колесников молча кивнул.

— Советский гражданин, исчезающий в чужой стране, перестает им быть, — жестко сказал Герлах. — Вы исчезли. По доброй воле или нет — этого никто не знает. Последствия вам ясны?

Колесников ничего не ответил.

— Даже если бы не было всех привходящих обстоятельств, — вы понимаете, конечно, о чем я говорю, — положение у вас безвыходное. Вы отказались работать на нас у себя в Союзе, будете работать здесь.

— Кем? — вырвалось у Колесникова.

— Тем же, кем работали. Инженером-конструктором. Но мне кажется, — давайте вместе это взвесим, — в этой стране вам оставаться бессмысленно. Слишком вы, извините, наследили с этим контрактом! Боюсь, что на вас будут косо посматривать... Есть варианты получше! Скажем, Соединенные Штаты. Неограниченные возможности для научной инициативы! Устраивает вас такая перспектива? А, Колесников? Что же вы молчите?

— Свяжите меня с консульством, — ответил Колесников. — Немедленно!.

— Вы удивительно упрямый человек! — с трудом сдержался Герлах. — Неужели вам до сих пор непонятно, что вашему консульству уже нет до вас никакого дела! Вас нет, Колесников!.. Ни для консульства, ни для вашей торговой делегации. Вас бросили на произвол судьбы!

— Врете вы все! — зло сказал Колесников. — После всего, что случилось, я не верю ни единому вашему слову!

— Ну что ж... — поднялся Герлах. — Одевайтесь. И едем!

— В город? — встрепенулся Колесников.

— Вы увидите, кто из нас прав, — ушел от прямого ответа Герлах. — Одевайтесь, Колесников!

«Мерседес» въехал прямо на летное поле и остановился у взлетной дорожки, на которой светился огнями готовый к отлету авиалайнер.

— Смотрите внимательно! — обернулся Герлах к Колесникову, сидящему между Вернером и Эриком.

К трапу самолета уже подходили пассажиры, и среди них Колесников увидел Семенчука и Парфенова.

— Узнаете?

Колесников подался вперед, то ли хотел крикнуть, то ли освободиться от рук сидящих рядом парней, но губы у него задрожали, он коротко всхлипнул и уткнулся головой в спинку переднего сиденья.

— Выпейте, — протянул ему плоскую фляжку Герлах. — Будет легче.

И повернул ключ зажигания. «Мерседес» взревел мотором и покатил к воротам аэропорта.

Город раскинулся на холме, а внизу, огибая его, тянулась цепь озер. В городе была своя главная улица, свой торговый центр, свой лучший в штате отель. Если судить по рекламе, все здесь было лучшим. А лучше всего сама реклама!

Каждый вечер главная улица призывно подмигивала голубыми, желтыми, красными огнями баров, дансингов, закусочных, кинотеатров, итальянских и китайских ресторанов, маленьких магазинчиков с намалеванными на витринах надписями: «Нон стоп». Проносились взад и вперед на мощных «харлеях» и «хондах» подростки в кожаных куртках, у игральных автоматов толпились люди, возбужденные азартом и выпивкой, у зеркальных дверей отеля одна за другой парковались машины.

По утрам улица была пуста, только два негра собирали в черные пластиковые мешки груды скомканных газет, арахисовую шелуху, пустые бутылки из-под колы да у входа в ресторан стоял рефрижератор, ожидая разгрузки.

Джордж Коллинз — так называли теперь Георгия Колесникова — проснулся, едва будильник начал вызванивать мелодию популярной песенки Майкла Джексона.

Не снимая пижамы, прошел в маленькую кухоньку, включил электроплиту, поставил воду для кофе, кинул на сковородку несколько ломтиков бекона и вернулся в комнату.

Когда Коллинз вышел из дома, улица уже оживала.

Служащие супермаркета в одинаковых белых рубашках с короткими рукавами поднимали железные шторы на витринах, два подростка в линялых джинсах начищали медные ручки дверей отеля, а швейцар, еще без куртки, но в форменной фуражке, покрикивал, на них хриплым спросонок голосом.

На углу, напротив дома, где размещалось советское консульство, газетчик раскладывал кипы газет и журналов.

Коллинз поднял журнал, что лежал сверху. С глянцевой обложки ему белозубо улыбался все тот же Майкл Джексон. Листая страницы журнала, Коллинз поглядывал на противоположную сторону улицы.

Окна в доме были зашторены, рабочий день в консульстве еще не начинался.

Коллинз положил журнал и пошел дальше.

У дверей бара его окликнули:

— Хэлло, Джордж!

На пороге стоял узкоплечий, веснушчатый, с лицом постаревшего подростка, человек в помятых вельветовых брюках и в рубахе с распахнутым воротом.

— Привет, Фрэнк! — кивнул ему Коллинз. — Не рановато ли начал?

— Я не начал, а продолжаю! — показал щербинку между зубами Фрэнк. — Присоединяйся!

— Спасибо, но пока не хочется, — отказался Коллинз.

Фрэнк обернулся и крикнул в глубину бара:

— Запиши за мной, Питер!

Кинул в рот сигарету, спустился по ступеням, вразвалку зашагал рядом с Коллинзом.

— Две рабочие лошадки плетутся впрягаться в хомут! — сказал он.

— Хомут один, лошади разные, — заметил Коллинз.

— Уточни, — заинтересовался Фрэнк.

— Я верчу жернов вслепую, а ты срываешь призы на беговой дорожке.

— Неплохо сказано, — оценил Фрэнк. — Но, милый мой, я же не виноват, что твой диплом здесь пустая бумажка.

— Свободная страна неограниченных возможностей! — усмехнулся Коллинз.

— Конечно, свободная! — кивнул Фрэнк. — Стой у Белого дома с плакатом «Долой президента» — тебя пальцем никто не тронет, но попробуй пройдись с лозунгом «Долой моего босса» у дверей нашей кормушки — выгонят взашей! Устраивает такая перспектива?

— Мне терять нечего, — пожал плечами Коллинз.

— Как знать... — загадочно сказал Фрэнк. — Покажи себя!

— С моим-то знанием английского? — недоверчиво посмотрел на него Коллинз.

— Ты кто? Сенатор? — выплюнул изжеванную сигарету Фрэнк. — Речи в конгрессе будешь произносить? В баре тебя понимают, надеюсь?

— Даже на пальцах, — рассмеялся Коллинз.

— А в чертежах и без языка разберешься, — заключил Фрэнк.

Они остановились у солидного — стекло и бетон — офиса, вошли в подъезд, сунули в прорезь электронного сторожа свои жетоны. Сработали турникеты, пропуская их в длинный, устланный пластиком коридор.

— Разбежались по стойлам? — задержался у лифта Фрэнк.

Коллинз молча кивнул и пошел в глубь коридора.

— Когда соберешься перекусить, позвони! — крикнул Фрэнк.

Коллинз, не оборачиваясь, поднял руку над головой и вошел в одну из дверей.

Фрэнк, прищурясь, смотрел ему вслед.

На длинном полированном столе в кабинете Уолтера Доновена не было ни одной бумажки. Стоял лишь стакан с молоком. Доновен — седой, тщедушный, с нездоровым цветом лица — очищал яблоко фруктовым ножом. Сидящий напротив Фрэнк с интересом следил, как длинной лентой сползает на тарелку яблочная кожура.