Ради безопасности страны - Страница 41

— Виски, джин, коньяк? — спросил он.

— Пожалуй, коньяк, Рудольф. — Эллен опустилась в кресло.

С ловкостью профессионального бармена Рудольф Герлах разлил напитки, поднял свой стакан с виски:

— С приездом! Займемся делами?

Эллен набрала цифровой код на замках своего кейса, положила перед Герлахом стопку фотографии.

— Георгий Константинович Колесников. Ведущий инженер-разработчик. Высокочастотная и вычислительная техника.

— То, что нужно! — одобрительно кивнул Герлах, рассматривая фотографии.

— Тридцать восемь лет. Женат. С женой отношения сложные. Есть женщина на стороне.

— Это она? — Герлах взял в руки фотографию Нины.

— Да.

— Довольно цепкая особа... — вглядывается в фотографию Герлах. — Что еще по Колесникову?

— Крайне импульсивен. На грани срыва. Своим служебным положением недоволен. И не без оснований.

— Да? — удивленно поднял брови Герлах. — Это что-то новое. Объясните.

— Колесников — инженер «божьей милостью», как у них говорят. Очень талантлив! В этом я убедилась. А его в институте держат на голодном пайке.

— Конфликты с руководством? — заинтересовался Герлах.

— Возможно. По линии института мы его не изучали. Не было возможности.

— Ну что ж... — Герлах раскурил сигару, плеснул себе виски и усмехнулся: — Назовем операцию — «Кейр-пакет». Знаете, что это такое?

— Даже не догадываюсь, — покачала головой Эллен.

— Еще бы! — рассмеялся Герлах. — Вас тогда и на свете не было! Сразу после войны американцы подбрасывали оголодавшим немцам в своей зоне посылки с продовольствием, сигаретами, дешевыми вещами с распродажи. Это и есть «кейр-пакет». Магнитофон Колесников взял?

— Думаю, да. Во всяком случае, сведений, что он вернул его в представительство, пока нет.

— Ну и прекрасно! — поднялся с кресла Герлах. — Надеюсь, ваши данные перепроверки не требуют?

— Если это необходимо, пожалуйста.

— Думаю, особой необходимости пока нет. Когда вы ждете Колесникова?

— На той неделе.

— О’кэй!

Колесников ждал отъезда с нетерпением. Дома было худо. Не легче было и с Ниной, хотя Колесников и пытался делать вид, что ничего особенного не происходит. Блажит девка! Замуж охота! А рвать сейчас с женой и начинать всю эту маету с разводом, обменом квартиры, выносить молчаливую враждебность, почти ненависть одной и скрытое желание другой переложить все эти тяготы на его плечи Колесников был не в силах. К прежнему чувству раздвоенности прибавилась и постоянная боязнь, что с ним непременно что-то случится. Где-то Колесников читал, что есть тип людей, предрасположенных к тому, чтобы с ними происходили всякие неприятности. И личные, и служебные. Этакие Епиходовы эпохи НТР! То ли нервная конституция у них особая, то ли биоритмы не те, а может, еще какая-нибудь чертовщина, но притягивают они к себе всевозможные житейские хворобы и ничего с этим поделать не могут. Себя Колесников к такой категории людей не причислял, но в последнее время что-то у него засбоило, и это его тревожило. Он стал не в меру раздражительным, с трудом сдерживался в разговоре со своими сотрудниками и несколько дней назад из-за случайной ошибки в расчетах скверно и грубо накричал на пожилого безответного Николая Николаевича, проработавшего в институте добрых три десятка лет. Колесников тяжело переживал случившееся, но извиняться перед Николаем Николаевичем не стал, просто старался избегать встреч с ним в институтских коридорах.

Вот и сегодня, в последний вечер перед отлетом, он и сам не заметил, как мирный, казалось бы, разговор с Ниной перерос в тяжелую и нелепую ссору.

Нина мыла посуду, а Колесников сидел за столом в кухне, покуривал и прихлебывал крепчайший чай из подаренной ему Ниной кружки.

— Что тебе привезти из капиталистического рая? — пошучивал Колесников, щурясь от табачного дыма. — Автомобиль, дубленку, шубу?

— Себя привези, — не оборачиваясь от раковины, сказала Нина. — Таким, каким был.

— А каким я был? — поинтересовался Колесников.

— Нормальным человеком, — Нина ожесточенно трет тарелку.

— А сейчас я что? Ненормальный?

— На грани, — кивнула Нина. — Еще чуток — и в психушку!

— Запсихуешь тут! — согласился Колесников. — Всё наперекосяк!

— Что именно?

— Да всё! — отодвинул пустую кружку Колесников. — Работа, жизнь!

— Ах скажите! — повернулась к нему Нина. — Жизнью он недоволен! Работой!.. А от кого это зависит? Да другой бы на твоем месте землю носом рыл! Все бы имел!

— Квартиру, дачу, машину, японский телевизор! — подхватил Колесников.

— Дачу необязательно, без японского телика можно перебиться, а квартира и машина элементарно необходимы!

— Так уж и элементарно? — съязвил Колесников.

— Слушай, Колесников! Не прикидывайся святым! — разозлилась Нина. — Хотела бы я посмотреть, как бы ты ко мне в коммуналке пробирался! Из всех дверей подглядывают, коридор длиннющий, по стенам велосипеды развешаны. Не дай бог, какой-нибудь упадет да по голове! На радость соседям!

— Взрослый или детский? — очень серьезно спросил Колесников.

— Кто? — не поняла Нина.

— Велосипед.

— Без разницы! — отмахнулась Нина. — Я, как тебе известно, на содержании ни у кого не была, хоть и не святая. Этот однокомнатный шалаш своим горбом вытянула. И на машину намолочу!

— Техническими переводами? — поинтересовался Колесников.

— Чем и как — это вопрос второй. Главное — результат!

— По крайней мере, откровенно, — пожал плечами Колесников.

— Вот именно! — непримиримо сказала Нина. — А ты в позу встаешь! В пятую позицию!

Нина составила пятки вместе, прижала локти к бедрам, вывернув отставленные ладони, и походкой Чарли Чаплина прошлась по кухне. Колесников усмехнулся и спросил:

— Ты все это серьезно? Или это так... Теории.

— Какие к черту теории?! — зло крикнула Нина. — Практика это, Колесников! Жизнь! Нормальная причем. Какой-то ты, ей-богу, туркнутый. Ты открой очи, оглянись, посмотри кругом! Твой Парфенов небось из каждой загранкомандировки по системе привозит. И в комиссионный тащит. Вот тебе и машина! Уж он-то своего не упустит! А ты? Блаженный какой-то! Магнитофон подарили, так и тот вернуть хочешь!

— Никто мне его не дарил, — буркнул Колесников. — На время взял. Для работы.

— Ах, для работы! — передразнила его Нина. — Врешь ты, Колесников. Чего ж тогда он у меня болтается?

— Так ты же... — Колесников даже задохнулся. — Ты же просила придержать... Записи какие-то фирменные выцарапывала... Переписать хотела!

— Давно переписала! — отмахнулась Нина.

— И молчала? Завтра же отнеси в представительство!

— Ты соображаешь, что говоришь? — возмутилась Нина. — Я никакого отношения к вашим экспертным делам не имею, и вдруг — здрасьте! Что обо мне люди подумают? Сам неси.

— Но я же улетаю ночным рейсом!

— А мне-то что? Тебе этот магнитофон всучили — ты и расхлебывай!

— Что значит «всучили»?! — вскочил Колесников. — Выбирай выражения!

— Ах, ах!.. Извините за непарламентское высказывание. Вы у нас человек утонченного воспитания! Вы людям не хамите, не оскорбляете, матом пожилых людей не кроете!

— Замолчи! — стукнул кулаком по столу Колесников.

— На Лизу свою кулаком стучи! — огрызнулась Нина.

— Лизу не трогай! — закричал Колесников. — Не смей!

— Ну спасибо! — Нина сорвала с себя фартук, бросила на стул. — Спать со мной — это пожалуйста, а обсуждать твою благоверную — ни-ни! Вот и иди к ней!. Она тебе чемоданчик уже собрала, бутербродов наготовила. Иди, иди! Не отсвечивай!

— И пойду! — шагнул к двери Колесников.

— Давай, давай! Топай! — подбоченилась Нина. — Два сапога — пара! Живете, как на Луне!

— Как умеем! — уже из прихожей крикнул Колесников.

— Да не умеете вы никак, — встала на пороге кухни Нина. — Полоротые!

— Это мы еще посмотрим! — крикнул, надевая пальто, Колесников.

— И смотреть нечего! — сунула шапку Нина. — До сорока лет дожил, а толку, как от козла молока!