Радамехский карлик - Страница 40

Та раскрыла глаза, но, по-видимому, не могла дать себе отчета в том, что происходит с ней, однако машинально поднялась на ноги и стала озираться кругом. Гертруда тоже встала.

В этот момент потайная дверь в стене с шумом и грохотом откатилась в сторону и на пороге ее показался громадного роста негр в богатом, великолепном наряде.

— Господин! — громко крикнул он и, отступив влево, распростерся на каменном полу залы.

Вслед за ним медленной, торжественной поступью входил Радамехский карлик. На нем был индейский костюм ослепительной белизны, эффектно выделявшийся благодаря красному поясу, унизанному драгоценными каменьями, на котором болталась его сабля в таких же пунцовых ножнах, изукрашенных драгоценными камнями. Его громадный тюрбан был на этот раз также украшен высоким султаном из конского волоса, каждый волосок которого был унизан бриллиантами. Его мерзкое черное лицо казалось еще более отталкивающим, еще более отвратительным в этом пышном изысканном наряде, а его уродливая фигура еще более безобразной и неуклюжей.

Однако, нисколько не подозревая, что ему чего-либо недостает в смысле красоты, изящества и грации, он с торжествующим видом приблизился к Гертруде и улыбаясь остановился перед ней.

— Чего вам надо? — спросила она с надменной холодностью.

Карлик воздел обе руки кверху, приветствуя ее по арабскому обычаю, не произнеся ни слова. Но во взгляде его было столько надменной гордости, столько самоуверенности и самомнения, что Гертруда не могла устоять против непреодолимой потребности немного унизить его.

— Ах, да, я помню, вы немой, бедное жалкое создание! вы не можете отвечать мне!.. Вы, вероятно, присланы ко мне вашим господином с каким-нибудь посланьем. Вы раб Радамехского Могаддема… Я знаю, помню, что видела вас распростертым ниц перед этим старцем… Вероятно, ему я обязана этим похищением и тем насильственным заключением, которого я стала жертвой? Но вы понимаете по-французски?..

Карлик утвердительно кивнул головой.

— Вы меня слышите и понимаете? — снова спросила Гертруда.

Карлик еще раз повторил свой утвердительный жест.

— В таком случае, — сказала молодая девушка, выпрямившись во весь рост, — идите и скажите вашему господину, что он совершил неслыханное, мерзкое дело, такое дело, которому нет даже имени… Конечно, он хочет денег, ему нужен выкуп; пусть только он назначит цифру и обратится к моему отцу, или же пусть он меня немедленно вернет в Хартум, — и я даю ему слово, что его посланному будет уплачена полностью та сумма, какую он назначит!.. Идите!.. Я хочу как можно скорее вырваться отсюда!

Но вместо того, чтобы исполнить это повеление, карлик опустился на колени перед Гертрудой Керсэн, взял подол ее платья, поднес его к своим губам. В то же время он смотрел на нее с умоляющим видом и такой униженностью, которая как нельзя более противоречила его недавней надменности. Гертруда была девушка с добрым, чутким сердцем, ей стало жаль, что она, быть может, напрасно обидела и без того уже несчастное, обездоленное существо, а потому она продолжала более мягким тоном.

— Что могу я сделать для вас?.. Кажется, вы просите моей жалости, моего снисхождения. Быть может, Могаддем дурно обращается с вами? в таком случае мне вас жаль! Приезжайте в Хартум, отец мой там лицо влиятельное и уважаемое, он сумеет защитить вас и сделать что можно для вас!..

Горькая, ироническая улыбка заиграла на губах безобразного карлика. Он поднялся и, подбоченясь, откинув назад корпус, встал перед Гертрудой и, глядя ей прямо в глаза, сказал сильным, властным голосом:

— Я не раб и никогда не был рабом. Я не нуждаюсь ни в чьем покровительстве, и если я склонился перед тобою, то склонился только перед твоей красотой… Я пришел предложить тебе, счастливое дитя, разделить со мной трон Судана. Я царь и властелин этой земли и тебя избрал быть ее царицей!..

А так как пораженная точно громом Гертруда не в силах была что-либо ответить ему на это, то он продолжал с насмешливой, злобной улыбкой.

— Я — немой!.. Я — раб!.. Нет, ты жестоко ошибаешься. Неужели ты могла поверить в этот обман? Ты говоришь о каком-то выкупе, бедное дитя! Но что такое может значить для меня тот выкуп, какой может предложить твой отец, сравнительно с теми несметными богатствами, какими я владею! Знай, что целый мир — мой данник и власть моя неограниченна настолько, насколько она таинственна. Ты говоришь о Могаддеме, подле которого ты видела меня в роли раба. Да знаешь ли ты, что этот Могаддем и этот Махди — оба они не что иное, как жалкие орудия в моих руках; да и не они одни, а еще многие другие, которые и сами того не подозревают… Я властелин Судана, но вскоре я стану властелином целой Африки и всего света! Когда я говорю тебе о престоле, то говорю так только из скромности, потому что у меня не один престол, а целых десять, сто, и я могу положить их к твоим ногам, если захочу. Скажи мне только одно слово, и весь мир падет к твоим ногам, как только что сделал я… Я — Каддур, всемогущий маг и чародей, Князь Тьмы. Радуйся же, дитя мое, потому что я избрал тебя, чтобы разделить с тобой и мою славу, и все мое могущество!..

— Довольно! — гневно и повелительно воскликнула Гертруда. — Низкий раб, неужели ты думаешь, что обольстишь меня этими россказнями, что они могут внушить мне какое бы то ни было другое чувство, кроме пренебрежения?

Но карлик не счел себя побежденным.

— Опять ты произнесла это мерзкое слово раб! — воскликнул он. — Я уже сказал тебе, что я не раб, а властелин, которому все здесь повинуются, здесь и повсюду! Но ты не хочешь этому верить!.. Может быть, ты хочешь, чтобы я доказал тебе это?.. Если только черный цвет моей кожи заставляет тебя ставить меня в разряд презренной расы, то я мгновенно могу изменить ее! Смотри!

И между тем, как Фатима и Гертруда смотрели на него с все возрастающим недоумением, уродливый карлик стал меняться на их глазах. Кожа его стала мало-помалу, но заметно бледнеть, приняла сероватый мутный оттенок, затем этот серый оттенок сменился зеленоватым, а из зеленоватого перешел в желтый, который в свою очередь стал постепенно бледнеть. Лицо его искажалось быстро сменяющимися конвульсиями, но наконец он вышел после этих судорожных усилий хотя все тем же безобразным уродом, но уже совершенно белым!

Фатима вне себя от ужаса громко вскрикнула и упала лицом на землю. Гертруда Керсэн чувствовала, что сердце ее усиленно бьется, но ни за что на свете не согласилась бы обнаружить тот страх и волнение, которые начинали овладевать ею.

— Не старайся запугать меня этими фокусами и проделками! — презрительно сказала она. — Будь ты белый или черный, ты для меня останешься все тем же шарлатаном, каким ты есть! И если это ты меня завлек сюда, то дай мне скорее уйти отсюда! Ты ничего не выиграешь тем, что будешь медлить. И только возвратив мне немедленно свободу, ты можешь заставить меня простить тебе твою смешную попытку. Помни, что я принадлежу к такому могущественному народу, который умеет заставлять уважать своих детей.

— Что ты мне говоришь о твоем народе, о разных нациях! — воскликнул громовым голосом карлик. — Я уже сказал тебе и повторяю еще раз, что моя власть не знает границ, что действия народов и советы царей и государей зависят от меня. Я тот, который держит в своих руках все невидимые нити судеб народов и людей. В моих руках люди — те же куклы, которыми я могу играть как мне вздумается… Ты мне не веришь?.. Тебе нужны доказательства моих слов?.. Ты будешь их иметь!

Он ударил в ладоши своих громадных рук, — и в тот же момент задняя стенка одного из альковов отошла, открыв нечто вроде сцены. Но вместо декораций из размалеванного холста, перед глазами удивленных девушек явилась великолепная длинная галерея, освещенная множеством серебряных светильников, изливавших свой свет на драгоценный мрамор, стройные колоннады и редкостные по красоте и ценности украшения. Впереди этой галереи возвышался золотой трон на особого рода возвышении, или подмостках, вокруг которых на их глазах собрался блестящий двор, почтительно кланявшийся этому трону, как будто на нем сидел какой-нибудь государь, между тем как трон этот был пуст в данный момент. В этом многочисленном собрании важных сановников были, казалось, представители всех наций и народностей, всех рас и всех племен: тут были и китайцы сузкими глазками, и японцы в лаковых панцирях, индейцы, арабы в белых бурнусах, канадцы в меховых куртках, зулусы с их ассагаями, буры с их короткоствольными ружьями, татуированные индейцы и сотни других со всеми своими типичными атрибутами и свойственной им физиономией. Когда вся эта пестрая толпа, шествуя перед троном, разместилась по обе стороны галереи, тот же громадного роста негр, который возвестил о приходе Каддура, появился на авансцене и, очевидно, ожидал приказаний своего господина.