Рабыня Дома Цветущей Сакуры (СИ) - Страница 3

Чжан закатывает рукава, собираясь подойти к сыну и продолжить воспитательный процесс, но я вскакиваю на колени и хватаю его за рукав:

- Простите! Я не хотела вам грубить, отец! - покаянно склоняю голову, но пальцы на ткани сцеплены с такой силой, что мужчине придется оторвать рукав, чтобы отправиться к Вилану.

К счастью, Чжану не так уж интересно разбираться с мальчиком. Он поворачивается ко мне, хватает за плечи и одним рывком поднимает на ноги:

- Что ты натворила, девчонка? Куда собралась? Или решила угрожать мне попусту? Так за такое поведение ты быстро окажешься на тракте!

- Нет, отец, - опустив голову, кошусь на Вилана.

Мальчик потирает ушибленные колени. Длинными рукавами вытирает большие слезы, что катятся по лицу. Но в целом он невредим. Вот только… долго ли так будет?

- Я обменяла Вилана на себя, - произношу это быстро и замираю. Даже не дышу, ожидая слов отчима.

- Ты сделала что? - медленно перепрашивает он у меня. Ощущаю как его руки начинают трястись от злости. Боюсь поднять глаза и взглянуть в перекошенное гневом лицо. Но слышу характерное громкое сопение.

- Да ты знаешь что там с тобой сделают?! - мужчина переходит на крик. Отталкивает меня с омерзением, будто со мной уже сделали все худшее, что он мог себе представить. На этот раз мне удается устоять на ногах, лишь отхожу назад, прижимая руки к груди в защитном жесте.

- Что я потом буду с тобой делать? - продолжает возмущаться отчим. Брат стоит возле ступеней, не решаясь пробежать мимо разгневанного отца ко мне. Я только качаю головой, желая чтобы он оставался подальше.

- Как на меня люди смотреть будут? - Чжан взирает на меня с брезгливостью и злостью: - Я вырастил продажную девку! Едва совершеннолетней стала, так сразу пошла торговать собой. На сколько продалась то? На год? Хорошо же ты повеселишься за это время! Развлечешься среди чужих мужиков. А потом что? Вернешься и станешь просить: папа, прими домой? А если в подоле принесешь? То мне придется кормить еще один голодный рот? Будто мало мне тебя с братом!

- Не принесу! - отвечаю упрямо.

Даже если и случится со мной такое, на что намекает отец, то я давно наслышана о том, как девушки избавлялись от нежеланных детей. Есть, правда, риск истечь кровью, но я готова на него пойти. Конечно, будет лучше, если все же слова следователя окажутся верными, и я просто окажусь служанкой. Но бывает разное…

Мир не всегда так милосерден, как мы его об этом просим.

Чжан вдруг делает два быстрых шага ко мне. Хватает за косу, перекидывает ее через мое плечо, вытащив из-под платка, и подносит волосы к моему лицу. В первый миг пытаюсь отклониться, но отчим хватает за плечо, удерживая на месте. Рефлекторно свожу глаза, глядя на медовые шелковистые пряди в его ладони. Он тыкает мне под нос моими волосами, будто конским навозом:

- Ты себя то видела? - мужчина больно дергает меня за волосы, словно просто отводит душу, и отпускает. Указывает рукой на мое лицо: - Себя видела? Да тебя такую только извращенец возьмет! Куда собралась-то, дура?

Сжимаю губы и отворачиваюсь. Возникает сильное желание вновь спрятать волосы под ткань. Но я не шевелюсь.

Да, знаю, я не такая, как остальные девушки в наших краях. И виной этому мамина кровь.

В империи ценятся черные, как смоль, волосы. И темные глаза. Мужчины любят низеньких девушек и болезненно худых. Тех, которые больше напоминают детей. Женщина должна быть миниатюрной, бледной, тощей, беспомощной. С тихим покорным голосом и большими наивными глазами.

Я действительно отличаюсь от стандартов красоты. Потому стараюсь прикрывать волосы, чаще смотреть под ноги, а не в глаза.

Ведь хоть моя мама и обладала темно-русыми волосами, но вот мне передала густые золотистые вьющиеся локоны. И голубые глаза, очень светлые, совсем не похожие на те черные озера, которые воспевают в песнях и стихах.

Это произошло из-за того, что моя мама родилась далеко от империи. Она попала сюда во время Семилетней войны. Ей было одиннадцать. Мама не знала, что случилось с ее родителями и домом, но ее забрали в плен, а потом продали как живой товар. Она долгое время была служанкой, а потом в нее влюбился мой отец и выкупил из рабства.

Моей маме повезло попасть в нормальную семью и стать помощницей по хозяйству. Повезет ли так же мне?

- Идиотка! - отчим взмахивает руками, все еще проклиная меня. - Кто будет следить за домом и садом? Кто будет готовить жрать? Ты вообще чем думала? Как мы теперь будем платить за жизнь?

Я вновь сжимаю губы. Хочется напомнить Чжану, что он живет в доме моего отца. Что я не его бесправная рабыня, какой он меня всегда считал.

Мне хочется залепить ему пощечину в ответ, пока я чувствую как пульсирует и горит след на моей щеке. Но он сильнее меня. И если сейчас я продолжу спорить, то он схватит мокрое полотенце и палку.

А мне хочется только побыть с братом.

- Я смогу выплатить долги за дом, - произношу смиренно. Мне просто хочется, чтобы Чжан отстал от меня. - Этот год, пока меня не будет в городе, его не заберут у нас. А потом я все выплачу, вернусь и снова смогу работать.

Отчим недовольно пыхтит. Но аргумент насчет дома его успокаивает. Он осматривает меня всю, затем сплевывает на деревянные доски и разворачивается:

- Подай ужин!

Чжан, наконец, скрывается в доме. А я поворачиваюсь к Вилану.

Голубые глаза брата вновь наполняются слезами. Его руки безвольно обвисают, а взгляд становится потерянным:

- Мими? Это правда? Тебя продадут?

Пока готовлю ужин и накрываю на стол, брат не отходит от меня. Я пытаюсь успокоить его, заверяю, что все будет хорошо и год это очень мало. Успеют лишь отцвести вишни, и я вернусь. Вилан мужественно пытается сдерживать слезы.

Он ведь мужчина. Мой будущий защитник. Он должен быть сильным.

За столом Чжан с нами не разговаривает. Только несколько раз делает замечание. Что бульон не такой наваристый, как ему хотелось, а капуста горчит. Я молча киваю, искоса наблюдая как мутная жидкость из фарфорового графина перетекает к нему в рюмку, а потом исчезает во рту.

Вскоре он уже не сможет ворочать языком и уйдет спать. Тогда я смогу побыть с братом.

Так и происходит. Отчим поднимается на ноги и, немного пошатываясь, уходит. Не прощается и не благодарит за ужин. Но мне это не нужно.

- Я не останусь с ним! - вдруг со злостью шипит Вилан. Он гневно раздувает ноздри и пристально смотрит на меня: - Я пойду с тобой! Пусть продадут нас вместе!

Поджимаю губы и встревоженно оглядываюсь. Но Чжан к счастью не услышал слова сына.

- Нельзя, - качаю головой и протягиваю руку, чтобы коснуться волос брата. Но мальчик ловко уворачивается от моего прикосновения. Смотрит на меня, будто я только что предала его доверие. Я удивленно замираю.

- Почему нельзя? - пальцы Вилана сжимаются в кулаки с такой силой, что кожа на костяшках белеет. - Почему ты хочешь оставить меня одного здесь? Ты собираешься сбежать?

На последних словах его голос срывается на всхлипы.

- Нет, Вилан, - пытаюсь успокоить его тихим голосом. Все еще боюсь, что мы потревожим Чжана, и он разозлится. Но брат все-таки срывается на крик:

- Я не хочу оставаться в этом доме! Я не хочу оставаться с ним! Я хочу с тобой, Мими!

Он вскакивает на ноги, вытирая слезы, которые все же хлынули из глаз и прозрачными бусинами покатились по щекам. Не глядя на меня больше, он бросается к выходу во двор.

- Что за шум?! - раздается крик Чжана. Из его комнаты слышится грохот. Кажется, отчим что-то уронил.

На раздумия у меня остается лишь пара секунд. Слышу как распахивается дверь в комнату Чжана. Тогда тоже скорее поднимаюсь, придерживаю подол юбки и бегу за братом.

Выскакиваю за дверь, прямо в носках, позабыв про обувь, сбегаю по ступенькам с деревянной террасы и несусь к отрытой калитке. Сзади доносятся возмущенные крики Чжана. Но я уже не вслушиваюсь.