Рабыня Дома Цветущей Сакуры (СИ) - Страница 2

Но я вынуждена отказаться от этой надежды. Чжан уже согласился отдать сына. Никто не потащит его силком. Предложить себя вместо родственника можно лишь добровольно.

Сглотнув, я вновь смотрю на следователя:

- Хорошо, я согласна.

Мужчина грустно улыбается и кивает.

- А можно я сегодня пойду домой вместе с братом? - мой голос дрожит. Мне самой не нравится как жалко звучит этот вопрос.

Следователь удивленно поднимает брови. Моргает недоуменно, будто услышал какую-то глупость.

- Я вернусь на рассвете, - обещаю клятвенно. - Мне некуда бежать, вы же знаете. Оказавшись на тракте, я стану еще более легкой добычей, чем на невольничьем рынке. Сегодня я просто хочу провести вечер с Виланом.

Следователь медленно кивает размышляя. Затем оглядывается. Стучит пальцами по столешнице. Но все же сдается.

- Ладно. Отпущу вас сегодня. Но чтобы вернулась с первыми лучами солнца!

- Хорошо! - подскакиваю на ноги, ощущая прилив радости. - Спасибо большое!

Стараюсь откинуть все мысли о грядущем. Сейчас важно только то, что брата не продадут, и я смогу провести с ним остаток дня.

Вилан вбегает в кабинет следователя, мгновенно замечает меня и кидается навстречу:

- Мими! - радостный возглас отражается от бежевых стен.

Так меня когда-то ласково прозвали мама и папа. А теперь также зовет брат.

Распахиваю руки для объятий, и брат утыкается лицом мне в живот. С такого положения начинает невнятно тараторить:

- Я просто хотел сделать тебе подарок. У меня бы все получилось, если бы не тот дяденька с усами! Этот браслет все равно несколько лет лежал на витрине, его никто не покупал. Значит, он никому не нужен! А ты всегда его так хотела. Мими, я не хотел ничего плохого. Я даже вернул бы браслет обратно. Я хотел, чтобы ты поносила его хотя бы день! Мими, ты мне веришь?

Глажу брата по темным волосам и кусаю свои губы, чтобы не выпустить на волю эмоции.

Мне удалось обменять свободу брата на свою, но… теперь мне придется оставить Вилана здесь. С моим отчимом. Как я могу быть уверена в том, что Чжан не причинит ему вреда? Что не будет забывать купить еды домой? Что его дружки по бутылке не сожгут или не разграбят дом окончательно?

- Я не хочу на шахты, сестренка! - Вилан поднимает на меня ясные голубые глаза - мамино наследство. Наклоняюсь и легонько целую его в лоб:

- Ты останешься дома, Вилли. С тобой все будет хорошо.

- Правда? - на лице мальчика расцветает улыбка. Сначала неуверенная, но с каждым мгновением все более радостная. Его радужка будто наливается насыщенным цветом, как бывает всегда, когда он переживает хорошие эмоции. Иногда мне кажется, что его счастливые глаза могут светиться в темноте.

- Да, - я несколько минут смотрю брату в глаза, не решаясь ничего сказать. А потом резко выравниваюсь.

- Меня простили, Мими? Ты уговорила дядю? - брат прыгает вокруг, восторженно заглядывает мне в лицо.

Я поворачиваюсь к следователю. Мужчина замер у входа. В его взгляде сочувствие, а губы плотно сжаты. Он прячет руки за спину, придерживая дверь, будто выпускает меня из клетки.

Киваю ему с благодарностью. Знаю, что он действительно ничего не может поделать. Кто он - служащий крохотного городишки - против доверенного дознавателя самого префекта.

- Идем домой, Вилли, - протягиваю руку, не глядя на брата. Он продолжает щебетать что-то про то, что больше так не будет. А я так и не решаюсь ничего ему сказать. Поговорим дома.

Следователь провожает меня тяжелым взглядом. Крепко сжимаю детскую руку в своей ладони. Чувствую какие горячие у брата пальцы. Или это у меня холодные?

- Ты сегодня не пойдешь на работу? - с надеждой спрашивает меня Вилан, когда мы шагаем по улице вдоль низких домишек.

- Нет, - выдыхаю сквозь скованное спазмом горло. - Мне придется уехать на работу завтра.

В нашем доме словно замерло время. Стены - строгое и изящное сочетание древесины и камня. Линии крыши словно каллиграфические мазки кисти. Две яблони сиротливо стоят в маленьком саду. Одна из них на моей памяти ни разу не плодоносила, сколько бы мама не порхала над ней. А плоды второй были такими кислыми, что пробовать их, не скривившись, невозможно.

Вилан бежит вперед. Старая калитка, скрипнув, пропускает его к дому. Он тянет меня за руку, шлепая деревянными подошвами по каменной тропинке. А у меня перед глазами возникают и исчезают картинки невольничьего рынка.

Раньше я никогда не была на нем. Мне удалось лишь пару раз побывать в городе, где он находился. Тогда отец еще был жив. Потому теперь я могла только догадываться о том куда меня завтра повезут и как будет выглядеть место, где я лишусь свободы на целый год.

- Вернулась, пигалица? - голос доносится из дома. Вилан вздрагивает и останавливается. Напряженно смотрит вперед.

Меня накрывает какая-то странная апатия. Будто худшее уже случилось, а встречу с отчимом нужно лишь пережить. Потому я только делаю шаг вперед и задвигаю брата себе за спину, когда дверь-ширма отодвигается в сторону, и на деревянную террасу нетвердой походкой выходит Чжан. Его черные короткие волосы торчат в стороны, будто он даже не удосужился причесаться после пробуждения. Карие глаза осматривают меня с явным раздражением, а потом натыкаются на Вилана:

- А этот недоносок, что здесь делает?

- Он здесь живет! - произношу сквозь зубы. Кладу руку на плечо брату и немного сжимаю. - Он ваш сын, Чжан. Вы не забыли?

- Не забыл, - с противной гримасой передразнивает меня отчим. Потом склоняет голову набок, желая получше рассмотреть Вилана. Но взгляд Чжана самовольно отказывается нормально фокусироваться. От него пахнет рисовым солодом, когда он делает шаг ближе ко мне и спрашивает: - Почему его выпустили? Этого негодника сегодня поймали на краже. Его должны были увезти на шахты.

От злости у меня сводит челюсть. Я даже не знаю, что мне сейчас сказать. Горло сжимает спазм. Кажется, что если открою рот, то просто разрыдаюсь. Но я знаю, что так сделаю только хуже. Потому смотрю в постаревшее за последние годы и отекшее лицо отчима. Он внимательно осматривает меня, затем снова кривится:

- Ну чего молчишь? Что ты отдала, Ами? Украла что-то из дома, чтобы выкупить мальца? Знай, если увижу, что что-то пропало - выпорю! А если узнаю, что и ты красть пошла, то поедешь на шахты следующей!

- Не утруждайтесь, - бормочу, опуская голову. Все еще крепко держу брата, а он лишь крепко прижимается ко мне, затравленно глядя на отца снизу вверх.

- Что ты сказала? Громче, Ами! Вечно ты мямлишь себе под нос! Вся в мать.

Злость поднимается откуда изнутри. Будто во мне существует целый мир. В нем есть океаны, материки, бескрайнее небо и опасные вулканы. Мой гнев скрывается в одном из последних. Но от завершительных слов отчима он вскипает, как лава, и резко выплескивается.

Подняв голову, с ненавистью выдыхаю в лицо Чжана:

- Не утруждайтесь! Я уеду завтра же!

Кожу щеки словно обдает пламенем. Резкая боль, кажется, разрезает плоть. В глазах на мгновение темнеет. Голову бросает в сторону. И я теряю равновесие. Приземляюсь на старые деревянные доски, едва успев подставить руки. Удар приходится на бедро и ладони.

Вилан испуганно вскрикивает. А отчим уже склоняется надо мной, хватает за ворот серой сорочки и встряхивает, заглядывая в глаза:

- Тебя кто научил в таком тоне разговаривать, поганка?

Испуганно сжимаюсь, боясь получить новый удар. Но вдруг на Чжана сбоку налетает Вилан:

- Не трогайте ее, отец! Отпустите!

- Ах, ты, паршивец! - Чжан отталкивает меня, заставив упасть назад и заработать синяки на локтях.

А сам он хватает Вилана за руку. Мальчишка извивается, как уж, а отчим разворачивает его и ударяет подошвой мягкого тапочка в спину. Вилан пытается устоять на ногах, но спотыкается и летит вперед. Кувыркается по земле и останавливается у ствола яблони.