Рассвет над Москвой - Страница 5
Капитолина Андреевна. До свиданья, Антон.
Звягинцев уходит с чемоданом. Капитолина Андреевна порывисто подошла к окну, с опаской поглядела из-за портьеры вслед уходящему Звягинцеву, так, чтобы обернувшись, он не увидел её.
Капитолина Андреевна (вполголоса). До свиданья, друг ты мой! (Услышав шаги Сани, быстро возвращается на диван.)
Саня (появляясь). Смотри, мама. (Подаёт аттестат.)
Капитолина Андреевна. Ах ты, умница! Всю жизнь прожить бы тебе с такими отметками! (Смотрит на дочь ласково и как-то по-новому, как будто не видела её очень давно. Протянула руку стоящей перед ней Сане.) Давай же посидим, дочурка. (Уселись рядом и обнялись, как подруги.)
Входит Агриппина Семёновна с тарелками.
Агриппина Семёновна. Ужинать будешь?
Капитолина Андреевна. Куда там! Отоспаться бы.
Саня. Устала ты, мамочка.
Капитолина Андреевна (протяжно, задумчиво). А помнишь, Саня (глядит на дочь прищурившись, будто издали), помнишь, как я тебя в шкалу первым раз свела? Я тогда еще бригадиршей была. Утром ранец твой уложила, а будить жалко. У тебя косички тоненькие были… Красное платьице… Серое плюшевое пальтишко… Дождь шёл крупный, тяжелый. Возле школы постояли. Хлопнула дверь — и у меня сердце сжалось…
Саня. Помню, мама, всё помню. Я смотрела из окна долго-долго…
Капитолина Андреевна. Ранец-то папка покупал. Вот бы взглянул на тебя сегодня… (Встала с дивана, прошлась по комнате. Смотрит в окно.) В какой институт пойдешь?
Саня (обняв мать, говорит ей на ухо). Тебе первой скажу. В институт, может быть, и пойду, да только через два-три года. А сейчас хочу к тебе, на фабрику. В цех!
Капитолина Андреевна (резко обернувшись). Что-о?! В цех? Это зачем?
Саня. Так я решила, мама.
Капитолина Андреевна. Ты что, Саня? А учится? Разве о том мечтала я, чтобы в подсобные тебя зачислить?
Саня. Учится люблю, мама. Да ведь фабрика — тоже школа. На всю жизнь, так я думаю. И ничем её не заменишь. А на «Москвичке» и бабушка работала и ты свою жизнь там начинала. (Смеётся.) Это наша семейная фабрика. (Шутливо.) Сейчас я тебе напишу заявление. (Садится за стол, пишет и говорит вслух.) «Директору фабрики «Москвичка» товарищу Солнцевой К. А.».
Капитолина Андреевна (решительно отбирает листок). Причуда! И кто тебе в голову вбил?
Агриппина Семёновна. Отчего же причуда, капа? У Александры свой характер есть.
Капитолина Андреевна. А-а-а! Поняла! (Сане.) Вот кто тебя надоумил?!
Агриппина Семёновна (в сторону удивлённо). Сама первый раз слышу. (Капитолине Андреевне.) А хотя бы и так. Что тогда, товарищ директор?
Капитолина Андреевна (жестко). Не бывать этому!
Агриппина Семёновна (ставит на стол сковородку.) Приятного аппетиту! Пойдем, Саня. На что нам директор? Я сама тебя на должность определю.
Капитолина Андреевна. Ну и семья!
Картина вторая
НА ФАБРИКЕ
Молодой сквер на фабричном дворе. Вокруг большой клумбы несколько свежевыкрашенных скамеек. На заднем плане фабричные ворота. Над ними на решётке золотые буквы в обратном порядке: «Текстильная фабрика «Москвичка». Рядом с воротами проходная будка. Справа стена фабричного корпуса и вход в него. На стене плакаты, лозунги, огромный транспарант: «Дадим в июле 130 процентов плана!» Через проходную будку входят Агриппина Семёновна и Саня. Вахтер, старичок в потёртой кожаной куртке, распахивает перед ними дверь. В руках у Агриппины Семёновны судок с завтраком. Такая уж традиция в семье Солнцевых: много лет бабушка носит на фабрику дочке обед своего приготовления.
Вахтер. С почётом Агриппина Семёновна! Барышня с вами?
Агриппина Семёновна. Да ты вглядись. Петрович! Внучка. Иль не похожа? (Говорит просто, тихо, но в голосе её звучат торжественные нотки.) Ну, Саня, вот она, фабрика наша. Мать твоя немало сил тут оставила. И я за этими воротами годков пятьдесят пять отбарабанила. С двенадцати, считай, лет… И моя матушка здесь жизнь прожила… Ты на могиле-то её была? Что написано на плите надмогильной, помнишь?
Саня молчит.
«Здесь покоится святая великомученица ткачиха Евдокия Горкина, умершая смертью голодной собаки». (Молчит. Ей трудно говорить: слёзы подкатили к горлу.)
Молчит и Саня.
Так-то, внучка. Отец мой такую надпись для покойницы сочинил. Сам-то он в Сибири, на Акатуе, дни свои кончил… А мой супруг — твой дедушка — за этими самыми воротами голову сложил. Баррикада тут была в пятом году. Капу в то утро как раз крестить собрались, а поп-то заместо крестин отца отпевал… (Пауза.) Ты хозяйкой сюда иди! Наша фабрика! Кровью, рабочей кровью за неё заплачено.
Саня. Когда б не день сейчас был, а ночь, никто бы не видел меня, я бы на колени перед воротами этими встала.
Агриппина Семёновна (поцеловала внучку в лоб, будто благословила; и, желая подавить волнение, говорит нарочито деловым тоном.) В печатный цех, значит? А может, в ткачихи хочешь, по моей специальности? Нет, тебе лучше в раклистки идти. Ты рисунок любишь, понимаешь. Попрошу Гермоген Петровича. Ста-арый мастер, почти что одногодок мой. Первый знаток печатного дела. И мастерству тебя и жить научит.
Двенадцатичасовый гудок. Из цеха и через проходную идут люди, одни на улицу, другие на фабрику. Все они, пожилые и молодые, почтительно кланяются Агриппине Семёновне. Саня с удовольствием наблюдает бабушкину популярность.
Саня. А это кто?.. А это?..
Агриппина Семеновна. Мастер Бессонов. С третьего года на фабрике. Самый старый партеец. Ткачиха Логвинова, Дарья Тимофеевна, — добрая мастерица. Афанасьева, Мелетина Васильевна, — ватерщица так себе.
К ним подходит Дарья Тимофеевна, пожилая женщина с выражением лица строгим и проницательным, как у учительницы. Присела рядом с Агриппиной Семёновной на скамейке.
(Логвиновой.) Давно ты, Дарья Тимофеевна, не заглядывала в мою каморку. В семье-то у тебя что? Говорят, дочь Нинка замуж идёт? Жених-то кто?
Дарья Тимофеевна. О женихе и хочу потолковать с тобой, тётя Груня. Михеева, завскладом, знаешь?
Агриппина Семёновна. Как же! Из себя видный, ладный.
Дарья Тимофеевна. Не курит.
Агриппина Семёновна. Да вот пьёт зато. Мать его жаловалась. А Нинка — комсомольский секретарь. Не годится ей за мужа краснеть. Пить бросит — разговор другой. Ты их приведи ко мне, голубчиков.
Дарья Тимофеевна. А если постесняются, побоятся тебя?
Агриппина Семёновна. Что я, баба-яга? Страшная очень? Да я их в ЗАГС провожу и самобрейку жениху подарю, пусть только человеком будет.
Дарья Тимофеевна. А знаешь ты, тётя Груня, о чём между нашими-то разговор идёт?
Агриппина Семёновна. О чём же?
Дарья Тимофеевна. А вот как выборы будут — депутатом тебя. Самая прирождённая ты депутатка!
С улицы входит Значковский, жизнерадостный мужчина неопределённого возраста. Он в светлом спортивном костюме, старательно выбрит. Глаза его имеют способность смотреть на всех окружающих и даже на неодушевлённые предметы одинаково ласково, улыбчиво, влюблено.