Работа для рыжих - Страница 25

Целительница заметалась по комнатке с такой скоростью, будто дом уже охватило незримое пламя и счет шел на секунды, за которые, собственно, требовалось найти и вынести из огня священное знамя в виде травяных сборов. Кулек за кульком мне в руки опускалась добыча, горка в секунду поднялась до подбородка. Пока меня не похоронили под грудой растительного сырья, я робко взмолилась:

– Хватит, хватит!

Мера приостановилась и принялась тараторить, объясняя, какой холстяной мешочек какой сбор содержит: что бодрость дает, что успокаивает, что согревает. Вон даже кузнец ее травки пьет с удовольствием. При упоминании кузнеца женщина осеклась и перескочила на описание очередного тонизирующего полуфабриката. Нет, она явно чего-то боялась и старалась своей болтовней «по делу» заглушить страх. Один Фаль жмурился довольным котенком. Еще бы! Несколько минут проката дудочки, и получай запас концентратов для приготовления напитков на месяц! Братья-киллеры стояли парой этаких самодвижущихся столбов и помогать не собирались.

– Спасибо, будем пить и тебя добрым словом поминать, – вклинилась я в речь целительницы, отступив к двери.

– Смеешься, кори? – вспыхнул на щеках лихорадочный румянец, и в глазах снова начали набухать слезы.

– Нет, не смеюсь, – ответила я и, поняв, что просто так Мера не успокоится, продолжила: – Не смеюсь, не издеваюсь. И тебе терзать себя из-за Иррзы не советую.

– Так ведь виновата! – с каким-то ожесточением вперемешку с надеждой (ну скажи, что это не так!) вскинулась женщина.

– Гар тебе судья, – перефразировала я поговорку из моего мира, подогнав ее под здешние божественные реалии. – Только теперь, кто бы и насколько ни был виноват в смерти той женщины, уже ничего не поделаешь, время назад не отмотаешь и по-другому историю не повернешь. Нет таких ки-аров.

– Если б я знала… – вновь заплакала Мера, уже не скрываясь и не стесняясь слез, и вновь принялась заламывать руки.

– Знал бы, где упасть, солому бы настелил, – согласилась я и присела на лавку у двери, понимая, что просто не могу уйти от бедолаги, истерзавшей воспоминаниями о случившемся несчастье всю душу. Вроде бы не девочка уже, целительница, а так из-за одной покойницы убивается… Значит, пусть и не давала клятвы Гиппократа, а совестливей будет многих врачей из моего мира. – Давай поговорим. Скажи, Иррза умерла потому, что травами ее недуг не лечился, а силы в ки-аре у тебя, когда ей дурно стало, не было?

– Так, все так! – Слезы катились по лицу лекарки. – Только я же не думала, что ей так плохо станет, не далее как на прошлом темном обороте приступ был, а у нее они раз в три-четыре оборота случались. Я же только кожу Умане и Равеле почистила. Ленивые курицы при монетах! Настоем протираться не захотели, а я, дурища, на уговоры польстилась, новую ступку мне из камедрана захотелось, а трех рыбок не хватало. Да лучше б я в своей каменной все долбить продолжала! И не должен был ар так быстро опустеть тогда, силы-то из него малую долю зачерпнула, а уж глянь – и донышко. Никогда прежде так быстро запас не кончался! – Выплеснув из себя беду, Мера замолчала, закрыв лицо ладонями.

– Ты хотела помочь Иррзе и не смогла из-за неодолимых причин. Случилось слишком много неудачных для жены кузнеца совпадений. Приступ не вовремя, опустевший слишком быстро артефакт, недуг, не излечивающийся травами. Знаешь, там, откуда я пришла, есть такое понятие – смягчающие обстоятельства. Это я о том, что для вины твоей действительно имеются оправдания. Ты не желала смерти Иррзе и не должна терзать себя, загоняя под каменную пирамидку. Вина есть, но лучшее, что ты можешь сделать, это в память о случившемся никогда не использовать артефакт по пустякам и всегда по возможности сохранять резерв силы для таких вот трагических случайностей. Подумай, о чем я сказала, и прощай, целительница, спасибо за травки, – поблагодарила я напоследок и вышла из горницы, оставив затихшую лекарку на скамье. Кажется, рыдать она перестала и глубоко задумалась. Буду надеяться, никаких глупостей не надумает.

– Ловко ты дуру успокоила, – цинично одобрил Киз, покусывая мимоходом сорванную травинку.

– Я лишь сказала ей то, что думала, – отозвалась с легким недоумением.

– Ты еще скажи, что никогда не врешь, – жестко усмехнулся киллер.

– Я всегда говорю то, что думаю и как думаю, а врать не люблю или просто не умею. Если понимаю, что правду говорить нельзя, тогда молчу, – откровенно ответила я брату Гиза.

– И до сих пор жива? Странно, – сильно удивился Киз.

– Телохранители у меня хорошие, – заулыбалась я и тут же замерла на месте, осененная идеей. Вот теперь все сходилось, вот теперь все получило логичное объяснение.

– Не-эт, не Мера дура, а я, – огласила не слишком приятный вердикт. – И как сразу не сообразила! Но еще не поздно!

– Эй! – окликнула первую попавшуюся селянку, чинно шествующую куда-то с огромной корзиной. – А где дом кузнеца?

Женщина смерила меня глубоко озадаченным взглядом и указала головой на ближайший забор из ровных, одно к другому, бревнышек:

– Так вот его подворье.

– Могла у меня спросить, Оса! – чуток обиделся Фаль, поерзав на плече, и тут же полюбопытствовал: – А зачем нам кузнец?

– Прости, дружок, совсем у меня из головы вылетело, что ты вечером на разведку по селу прошвырнулся, – повинилась я перед представителем сил дружественной авиации и толкнула калитку. – А что и зачем, сейчас увидишь!

Кузнец нашелся между домом, свинарником и кузней. Как и обещал жене, дядя в закатанных до колен штанах, с подвернутыми до локтей рукавами рубахи старательно заделывал дыру в заборе, судя по габаритам, образовавшуюся в результате соприкосновения тела, полного хмельной жидкостью, с физическим препятствием. Работал он так старательно, что не сразу заметил посетителей. Попросив своих телохранителей подождать чуть в стороне, подошла ближе.

– Доброе утро, – вежливо покашляла я. – Оторву вас от дела на пару минуток разговора?

– Что, лошадок перековать надобно? – отложив могучий молоток (забыла, как называются такие штуки, которыми в землю опоры вбивают), благожелательно уточнил мужчина.

От вчерашнего горького пьяницы и буяна этот вполне себе трезвый, вежливый человек отличался как небо от земли. Смотрел спокойно, как слон на тявкающую где-то в ногах мелкую моську. С учетом того, что моя макушка доставала ему до пояса, имел право.

– Нет, я по личному вопросу, – отказалась от предложения и, поскольку возражений не последовало, продолжила: – Я насчет Меры.

– А что с ней? Случилось что? – озадаченно или даже обеспокоенно сдвинул брови богатырь.

– Убивается не меньше тебя по Иррзе, виноватой себя считает, – начала объяснять я.

– Она-то с чего? Это ж я поздно супружницу притащил к лекарке, думал, обойдется, отдышится. А оно эвон как обернулось, – горько вздохнул кузнец и подергал себя за кудлатую бороду. – Мера-то всегда на помощь щедра была, вон сборами чайными нас с Иррзой баловала. Бывало, намахаешься в кузне, а в кувшин с травяной водой прут каленый опустишь, изопьешь – и усталость словно птица крылом снимет. И поясницу мне когда скрючило, тут же прибежала, жиром сыгачьим растерла, пуще Иррзы хлопотала, за два дня с лавки подняла.

Подробный рассказ о благодеяниях пухленькой медички лишь поставил последнюю точку в моих выводах, потому дальше я продолжила уже почти открытым текстом:

– Мера себя винит оттого, что нравишься ты ей, всегда нравился. И теперь, как Иррза померла, целительница тебя сторониться будет, себя наказывая. Ты мужчина достойный, подумай, может, у тебя запас сборов травяных к концу подошел и надо бы зайти за добавкой или вот спину опять прихватило? Думаю, Иррза твоя такие действия одобрила бы.

– Эмм. – Кузнец открыл и закрыл рот, переваривая услышанное. Похоже, сегодня в селе выдался день буддийских мантр, а я и не знала, а то тоже что-нибудь припомнила бы, чтобы не отрываться от коллектива. Как там, кажется, «ом-мане-падме-хум»? Точно! В следующий раз буду в ответ цитировать!