Работа для гробовщика - Страница 4
— А теперь, — подмигнул Чарли Люк, и в его голосе вдруг прорезался провинциальный акцент, — не знаю, что вы слышали, но коротко расскажу, что знаю. Началось все с бедного старого доктора Смита.
Кэмпион никогда не слыхал о таком враче, но тот вдруг словно оказался вместе с ними в комнате — фигура обрела свой облик словно под кистью мастера.
— Довольно высокий старый джентльмен, — ну, не такой уж старый, ему пятьдесят пять, — женатый на зловредной стерве. Слишком много работающий. Слишком впечатлительный. Каждое утро выходит из дому совершенно задерганный и идет в свой кабинет окнами на улицу, с витриной, смахивающей на прачечную. Сутулый. Спина как у верблюда. Обвисшие брюки вытерты на ягодицах. Голова наклонена вперед, как у аиста, и слегка трясется. Усталые покрасневшие глаза. Порядочный человек. Добрый. Может, не такой блестящий врач, как другие, но приличный специалист. Старая школа, хоть и не кончал знаменитого университета с именем. Слуга своего призвания, о чем всегда помнит. И вдруг начинает получать письма насчет отравлений. Это его потрясло.
Чарли Люк говорил отрывистыми фразами, на первый взгляд несвязно и хаотично, но в рассказе принимало участие все его тело. Когда он описывал, как горбится доктор Смит, его собственные плечи ссутулились. Когда упомянул про витрину, передал её форму движением рук. Столь яркая реакция делала факты очень наглядными. И Кэмпион просто вынужден был разделить беспокойство доктора. Люк тем временем продолжал рассказ.
— Всю чудовищность этого я представлю позднее, для начала только набросок. — Он снова был самим собой, быстро строя фразы и подчеркивая их жестами. — Обычные мерзкие анонимки. В них есть что-то ненормальное. Напрашивается мысль, что пишет их женщина, не слишком образованная, как можно судить по почерку. В письмах обвиняет доктора в пособничестве убийце. То, что жертва, Рут Палинод, была похоронена и никто ни о чем не спросил, якобы вина доктора. Тот постепенно приходит в ужас. Подозревает, что его пациенты тоже могут получать такие письма. В безобидных замечаниях принимается искать скрытый смысл. Бедолага начинает размышлять. Задумывается над симптомами болезни старухи. И чертовски потрясен. Рассказывает об этом жене, которая не перестает его пилить. Оказавшись на грани нервного срыва, отправляется к коллеге-врачу, тот склоняет его к решению уведомить нас. И все дело передают мне.
Он глотнул воздуха, а потом — виски с содовой.
«Господи, мальчик мой, — говорит он мне, — ведь это мог быть мышьяк. Я и не подумал об отравлении.»
Я ему на это:
— Доктор, это могут быть только разговоры. Во всяком случае кто-то этим очень обеспокоен. Узнаем кто, — и все дело выясним. А теперь займемся Эпрон Стрит.
— Я внимательно слушаю, — заверил Кэмпион, стараясь скрыть охватившее его возбуждение. — Речь идет о доме Палинодов?
— Еще нет. Прежде нужно заняться самой улицей. Это очень важно. Небольшая, скорее узкая, по обе стороны — маленькие магазинчики. На одном конце часовня какого-то религиозного братства, теперь Театр Тесписа, безвредный, но с амбициями. На другом конце Портминстер Лодж — усадьба Палинодов. За последние три десятка лет район этот изрядно обеднел, а вместе с ним и Палиноды. Теперь некая престарелая актриса из ревю сдает в этом доме комнаты. Ипотека кончилась, она унаследовала известную сумму, а её собственный дом был разрушен во время бомбежки, вот она и перебралась со своими прежними жильцами на Эпрон Стрит, взяв под крылышко семейство Палинодов.
— Мисс Рапер — моя добрая знакомая с давних лет.
— В самом деле? — Светлые щелки глаз явно расширились. — В таком случае скажите мне вот что: она могла бы писать эти письма?
Брови Кэмпиона взлетели над очками.
— Мне трудно судить, не настолько хорошо я её знаю, буркнул он. Скорее, она на такое не способна.
— И я так думаю. Я… Я ей просто восхищаюсь! — Люк говорил откровенно. — Но никогда ведь не знаешь, верно? — Он выставил свою могучую ладонь. — Только подумайте. Одинокая женщина, счастливые дни миновали, осталась только скука да ненависть этих старых развалин. Может они и именуют её «дорогая наша благодетельница», а она старается поддержать дом на уровне… — он запнулся, потом порывисто заявил: — Не подумайте, что я её в чем-то обвиняю. У каждого в душе есть темные закоулки. И мне кажется, что выявляют их только обстоятельства. Я ни в чем не упрекаю бедняжку, просто хотел бы знать. Может быть, она намеревалась избавиться от всего этого сборища и не знала, как это сделать. А может потеряла голову из-за доктора и хотела ему насолить. Разумеется, для таких вещей она несколько старовата.
— Кто-нибудь ещё входит в расчет?
— Мог ли писать кто-то еще? Человек пятьсот. Любой из пациентов доктора. Он набрался весьма странных манер с той поры, как женился на своей бабище. А теперь вернемся к улице. Не могу заниматься всеми домами по очереди, иначе до ночи не кончим. Вы пока выпейте. Но постараюсь описать её общий характер. На углу, напротив театра, — магазин колониальных и скобяных товаров, хозяин родом из деревни, но в Лондоне живет лет пятьдесят. В магазине хозяйничает так, словно это торговая фактория, затерянная где-то в лесной глуши. Предоставляет кредит. У него вечные неприятности, сыр держит рядом с парафином и очень переменился после смерти жены. Палинодов знал всю жизнь. Их отец помог ему сделать первые шаги в Лондоне, и если бы не он, под конец месяца они умирали бы от голода.
Рядом с магазином — угольный склад. Хозяин — человек здесь новый. Потом кабинет врача. Дальше овощной магазин. Очень милые люди; у них множество дочерей с размалеванными лицами и немытыми руками. Далее, мистер Кэмпион, аптекарь — он понизил голос, но даже тогда сила его была столь велика, что дрожала деревянная обшивка. Внезапная тишина, когда он умолк, стала отдыхом для ушей.
— Аптекарь важнее всех? — подтолкнул его собеседник, увлекшийся нарисованной картиной.
— Папаша Уайлд даже в кино был бы любопытен, — пояснил Чарли Люк. — Что за заведение! А какие товары! Вы когда нибудь слышали о «Сиропе от кашля матушки Эпльярд, излечивающем также внутренности»? Разумеется нет, но могу ручаться, что ваш дедушка им пользовался. И если хотите, вы его получите, причем в оригинальной упаковке. Там десятки заваленных всякой всячиной маленьких шкафчиков, а пахнет как в спальне старой девы, так что голова идет кругом. И посреди всего этого восседает как король папаша Уайлд, смахивая на вашу бабушку, с крашеными волосами, вот с таким воротничком — он задрал подбородок и вытаращил глаза, — с черным галстуком и в нанковых брюках. Когда старый Джо Боулс с сыном Панталоне выкопали мисс Рут Палинод, а мы все мерзли, дожидаясь, пока мистер Доберман заполнит свои проклятые протоколы, должен признать, я подумал о папаше Уайлде. Не хочу сказать, что он написал что-то подобное, но готов побиться об заклад, что это взято с его аптечного склада.
— Когда будут готовы анализы?
— Пока есть предварительный результат. Полное заключение — не раньше вечера. Надеюсь, до полуночи. Если яд был дан сознательно, разбудим похоронных дел мастеров и немедленно выкопаем брата. Такой у меня приказ. Терпеть не могу подобной работы. Столько камней и вони… — он встряхнул головой, как мокрый пес, и отпил большой глоток виски.
— Речь идет о старшем брате, если я правильно понял? Старшем из Палинодов?
— Да. Об Эдварде Палиноде, умершем в возрасте шестидесяти семи лет в марте месяце. Сколько прошло? Семь месяцев. Интересно, в каком он состоянии. Это сырое старое кладбище, и процесс разложения прогрессирует быстро.
Кэмпион усмехнулся.
— Мы остановились в темном аптечном складе. Куда пойдем дальше? Прямо к Палинодам?
Инспектор помолчал, глубоко о чем-то задумавшись.
— Пожалуй, можно, — неожиданно легко согласился он. — По другую сторону улицы только старый зануда Боулс, вход в тупик, где когда-то были конюшни, потом банк — маленький филиал Банка Клоджа и подозрительная забегаловка «Под Лакеем». А теперь, пожалуйста, переходим к самому дому. Он стоит на углу, по ту же сторону, что и аптечный склад. Большой, на высоком цоколе, невозможно запущенный. С одной стороны — небольшой дворик, якобы садик, посыпанный песком и обсаженный лавровыми кустами. Сейчас там полно бумажных пакетов и котов.