«Рабочий» в творчестве Эрнста Юнгера - Страница 27

Самой впечатляющей стороной перспектив, намеченных в «Рабочем», является полностью модернизированный, технический, реалистичный, сущностный, незамутненный и свободный от индивидуалистических уз объективный мир, к тому же обладающий собственной метафизикой. Именно наличие или отсутствие последней является решающим моментом для главных из поставленных проблем. Так, если проблематичное действие, осуществляемое сегодня фактическим социализмом и другими движениями подобного рода, можно отнести к чисто подготовительной фазе, то для перехода к активной стадии, являющейся необходимой предпосылкой для нового типа государства, решающей становится проблема последнего основания власти, той харизмы или печати, которые, как говорит Юнгер, чтобы прямо проявить себя, «использует знаки, которые легко распознает тот, кто готов им повиноваться». Проблема еще больше усложняется, когда Юнгер указывает на необходимость уравновесить соперничество мировых сверхдержав посредством вышестоящей власти, обладающей столь же высоким рангом; по сути, здесь предлагается нечто вроде того типа власти, которым обладала в Средние века Священная Римская империя над отдельными суверенными государствами. Уровень, соответствующий высшей легитимации, то есть позволяющий найти ответ на эти и другие подобные им вопросы, может быть только чисто духовным уровнем. Но какое место оставляет техника и ее прародительница современная наука не только активному или воинскому, но подлинно духовному мировоззрению? Очевидно, что наука современного типа ведет к полной десакрализации мировоззрения. Единственным ее оправданием является прагматичность, на которую указывает Юнгер, говоря о том, что научные системы являются системами рабочего и нацелены на мобилизацию и господство сил реальности. Но сложно представить себе, чтобы эта наука захотела вернуться к поиску духовного, сакрального или метафизического измерения реальности и признать его главенствующее положение, учитывая, что нынешнее человечество привыкло мыслить мироздание исключительно в терминах современной науки и техники, то есть как нечто неодушевленное. Однако именно это является существенным пунктом; в ином случае весь разговор о «метафизике» останется пустой болтовней.

Кроме того, в процитированном выше отрывке Юнгер говорит о «теологии» крайне обобщенно и даже иносказательно, не упоминая ни одной конкретной положительной религии, а следовательно, исключая также христианство. Более того, в одном месте «Рабочего» он высказывается о нем в том смысле, что духовная ориентация рабочего так же далека от направленности христианской души, как последняя далека от состояния души, свойственного классической античности. Новый человек, выбирая «огненный путь саламандры» и «разрыв пуповины», заложенные в героическом реализме, оказывается в крайне затруднительном положении во всех вопросах, связанных с проблемой смысла и последнего оправдания. Он не может рассчитывать на наследие традиционного мира (многие мотивы которого, как мы видели, хотя и вспоминаются с чувством ностальгии, парадоксальным образом смешиваются с жесточайшим модернизмом новейшего образца), которое позволило бы ему заранее избежать вероятных отступлений и поражений и четко установить качественное ранговое различие между своим правом и правом своих возможных противников. Таким образом, перед типом расстилается духовная пустыня. Его основная проблема состоит в том, чтобы удержать свои позиции и одновременно отыскать приемлемую «теологию», отличную по форме, но не по уровню, от тех, которые были свойственны великим традиционным культурам прошлого.

Если отвлечься от конечных перспектив (которые, тем не менее, следовало бы прояснить с самого начала, поскольку лишь они могут определить различие возможных путей), то следует признать, что теории, выдвинутые Юнгером по поводу современного мира, несомненно, имеют этическую ценность. Юнгеровский рабочий, безусловно, представляет собой более высокий тип по сравнению с тем идеалом человека, который предлагают теории экономического материализма, нацеленные на процветание стадного животного и соответствующее превращение в буржуа даже тех, кто выдвигает лозунг антибуржуазности. Рабочего отличает антигедонистическая и антиэвдемонистическая духовная позиция фронтовика, прошедшего испытание великой войной как позитивно и безлично формирующей силы. Вне всякого сомнения, эти люди, готовые следовать не за тем, кто обещает, но за тем, кто требует, способны к созданию высшей культуры. Если бы подобный человеческий тип сумел взять под свой контроль и обуздать безграничное развитие средств, поставив их на службу достойной цели, это привело бы к реализации другой предпосылки, необходимой для установления нового порядка. Положительной чертой можно считать и требование отобрать существенное, «облегчить багаж», выкинув все признанное лишь пустой, отжившей формой, продолжающей удерживаться в жизни только благодаря предрассудкам и конформизму, и, следовательно, сделать свой выбор в пользу реализма, который ни в коем случае не является синонимом материализма. Наконец, если учесть, какое место в так называемых свободных странах отводят молодежи, которую уместнее назвать не потерянным поколением, в соответствии с привычным выражением (им чересчур часто злоупотребляют), но скорее сокрушенным, раздавленным или травмированным поколением, если задуматься обо всех формах компенсации, возникших в результате пренебрежения сокровенным смыслом существования и жизненными законами, способными упорядочить глубочайшие, стихийные слои бытия; если принять все это во внимание, то принцип «работы» в юнгеровском понимании, то есть в смысле бытия, целиком погруженного в действие, преодолевшего противоречия индивида, нетерпимого к любым формам бегства от действительности и достигшего новой свободой, не имеющей ничего общего с анархией, хотя и прошедшей через нее, заслуживает положительной оценки. Поэтому если в современном мире возникнут тенденции, подобные тем, которые, как казалось Юнгеру, он предугадывал в свое время в отдельных представителях нового поколения — даже если только «как сигнальные флажки, указывающие направление для армий, которые только находятся на подходе», — их, безусловно, можно счесть благоприятным признаком.

Но все вышеперечисленное является лишь первым шагом. Конечная стадия, связанная с проблемой последнего смысла, имеющей специфически духовную природу, о которой мы говорили чуть выше, выглядит трудноразрешимой (по указанным причинам), если только не произойдет какое-либо непредсказуемое событие «сверхъестественного» — в смысле не человеческого — порядка. Действительно, даже в мире рабочего и типа, коренным образом отличающемся от современного материалистического мира, не просматривается возможности для вторжения метафизического, сакрального или трансцендентного (каждый может выбрать определение на свой вкус) измерения, которое способно очистить и возвысить его; самой собой, это вторжение должно иметь экзистенциальный характер, а не быть просто новой теорией или маргинальным верованием.

В пространстве цивилизаций нередко повторяется то, что согласно теории мутаций происходит в биологии: некий непредусмотренный разрыв уровня становится началом развития в новом направлении и новой энтелехии живой органической материи. Юнгер отчасти подразумевал именно эту возможность в своем обращении к доктрине «гештальта»; «гештальта», который не является порождением истории, но сам, своим появлением определяет историю. Эта идея кажется нам вполне приемлемой на высшем, действительно метафизическом уровне, однако при этом не стоит заблуждаться по поводу того, что в данном случае мы имеем дело с простым постулированием некоего условия, время и саму возможность реализации которого сегодня никто не способен предугадать — ибо, объективно рассуждая, уже переход от пассивных, проблематичных, распадающихся форм современного мира техники и количества к активным и законным формам «типа» нам отнюдь не гарантирован.

Настоящая работа была уже отправлена в типографию, когда вышла новая книга Юнгера, озаглавленная «У стены времени» («An der Zeitmauer»). В отличие от других произведений автора последнего периода она отчасти возвращается к идеям «Рабочего»; в частности, видимо, именно поэтому в предполагаемом издании полного собрания сочинений Юнгера, о котором объявил издатель Эрнст Клетт, эти две работы планируется включить в один том.