Расследование (СИ) - Страница 44

«Вот видите: вам везёт. Уже вторая стадия.» – Навязчивый актёр снова возник сбоку. – «А что такое первая стадия?» – «Когда один на один. Но это неполная классификация: есть ещё и дальше.» – «Куда уж дальше-то?» – «Есть ещё третья: те же плюс директор. Может, он ещё подтянется: кажется, он сегодня присутствует.» – Он помолчал. – «А моё предложение вы напрасно отвергаете.» – «Я пока ещё никаких предложений не слышал.» – «Разве? Тогда простите упущение: тут есть неплохое местечко: может, заглянем потом?» – Я решил быть настороже. – «Что-то не хочется: а насчёт стадий, я понимаю, вы не полную классификацию обозначили?» – «Совершенно верно: есть ещё четвёртая и пятая. И возможно: даже шестая. Но до неё, слава богу, пока не доходило.» – «А если конкретнее?» – «Да ничего сложного: когда они все ну очень расходятся, и у кого-то не выдерживают нервы – чаще у главрежа – дело может дойти до потасовки: пара пощёчин и оплеух – и они уже пошли махать руками! Несколько синяков и порванные костюмы – обычные последствия. В среднем случается раз в месяц. Но иногда дело и дальше идёт: когда уже сторонники подключаются. Но это ещё реже происходит: максимум раз в квартал.» – «А что вы подразумеваете под шестой стадией?» – «Предыдущее, но с применением огнестрельного оружия: но пока бог миловал.» – Он помолчал. – «И всё-таки: вы напрасно так отказываетесь. А может: вы просто стесняетесь? Так и скажите: я очень даже понятливый.» – Я решил не отвечать, тем более что процесс не стоял на месте: отвлечённый разговором, я не сразу понял, что в зале происходит перегруппировка и изменение соотношения сил: откуда-то возникло полтора или два десятка непонятных личностей в сером, вряд ли имеющих к театру непосредственное отношение: группками по двое или по трое они расселись в самых значимых и важных местах – у выходов на сцену и по бокам самых крупных скоплений – и пока я пытался понять, что бы могло такое значить – не прибегая к услугам помощника за спиной – в скандале случился ещё один поворот: за сценой что-то прогрохотало, дёрнулся задник – скрывавший общую нищету и убожество – и на сцену выкатился директор: самый грозный и опасный представитель фауны в этих доморощенных джунглях.

«Ага, я же говорил: вот и дождались!» – Комментатор всё не унимался, но я решил не обращать больше на него внимания: он не мог дать то, что мне требовалось, и я совершенно не собирался поддаваться его нажиму и воздействию: мне просто было интересно наблюдать за развитием конфликта, редко доходящего до такой остроты и сложности; нечасто – несмотря на достаточную практику – случалось мне сталкиваться с подобными проявлениями, так удачно расклассифицированными и приведёнными к единому знаменателю: настырный преследователь – надо отдать должное – оказывался выше конфликта и его постоянных участников, оставлявших не лучшее впечатление. И появление последнего из главных действующих лиц усилило общий настрой: выскочив на сцену, он принял инициативу в свои массивные лапы, и ситуация дала резкий крен в другую сторону.

Главной мишенью он избрал предводителя заговорщиков: совершенно явно тот представлялся ему основным противником, хотя и не слишком серьёзным и могущественным: дрожащим от напряжения басом он сразу заглушил всех оппонентов, смешивая с землёй и грязью выбранную цель. Подвергшийся нападению даже замолчал: настолько грозной была атака, и только общий свист и улюлюканье и редкие вскрикивания обложившегося соратниками завлита сдерживали в течение нескольких минут хорошо разогревшегося администратора; так продолжалось совсем недолго, но когда поверженный предводитель наконец пришёл в себя, было поздно: директор с наслаждением уже потрошил старую очкастую крысу, вынося на всеобщее обозрение одну подробность за другой: большей их части я даже и не слышал в тиши далекоудалённых кабинетов, и хотя они и выглядели не столь позорно, но при сложении в единую картину зрелище становилось ещё более впечатляющим: оказывалось, что помимо сомнительных заслуг на общественном фронте – в роли скрытого агента тайных служб – и столь же тёмных достижений в области искусства – за плечами вышеупомянутой крысы тянулась длинная цепь неблаговидных деяний в личной жизни: оставленные и забытые в глухой деревне родители, а также брошенные на произвол судьбы дети, в количестве трёх штук, выкинутые из памяти и сознания накануне стремительного рывка в карьере: рывка, обусловленного сотрудничеством с вышеупомянутой организацией.

«Вот-вот, я же говорил: везёт вам. Ещё чуть-чуть: и дойдёт до рукоприкладства. А тех вон людишек видите?» – Он явно имел в виду подозрительных типов в сером. – «Это люди директора. И когда они появляются: дело серьёзно. От них можно ждать чего угодно.» – Я уже сам почти понимал это, и с увлечением наблюдал за развитием представления: за тем, как копошатся в центре зала сторонники завлита и пожилой актрисы – бывшей любовницы режиссёра, и как их окружают и теснят, давая только огрызаться и отвечать вслух грубостью на грубость: до потасовки пока не доходило, но выражения так и летали по воздуху, грозя засорить и окончательно испортить атмосферу: типы в сером явно не впервые занимались подобным, превосходя противников знанием и опытом.

«А что теперь будет?» – Я был слишком уж заинтригован. – «Кто же его знает: но сегодня преимущество явно на стороне директора. А что касается нас с вами, то всё-таки: может, телефончик свой дадите?» – Я молчал. – «Так вы меня слышите? Я ведь неопасный.» – Я снова увидел, как актёр перегнулся через спинку кресла справа от меня: он излучал теплоту и любовь, но мне было это противно и неинтересно; неожиданно я почувствовал руку на плече: он, похоже, не мог уже удержаться и начал переходить к серьёзным действиям. Сразу же я вскочил: от неожиданности он повис животом на спинке кресла, но я не стал протягивать ему руку для помощи и поддержки: достаточно быстро я добрался до прохода. Занятые склокой и перебранкой совершенно не обращали ни на что другое внимания, и я спокойно миновал зал и выбрался в коридор, ведущий к служебному выходу. Преследователя за спиной не было, но мне, похоже, не везло в очередной раз: такие же типы в сером, что и управлявшие процессом в зрительном зале, обосновались теперь на проходной: едва заметив мой силуэт в полутёмном коридоре, один из трёх мордоворотов – самый толстый и массивный – вперился в неясные пока ему очертания и приподнялся с кресла, а другой что-то забубнил по мобильному телефону. Вполне возможно, что мне ничего и не грозило: но я не решился устраивать сомнительную и небезопасную проверку: не исключалось, что директор мог всё-таки заподозрить меня, и повторная встреча не слишком сильно меня радовала.

Дорога назад пока оставалась свободной, и я рысью побежал обратно в сторону зала. Добравшись до арки, я аккуратно выглянул: опечаленный актёр не спеша шёл через центр зала, добредя примерно до середины, а вокруг всё так же кипели низкие страсти и пороки; боковым зрением я заметил ещё большее оживление: в двух местах несильно пихались, и одна из женщин – видимо, уже пострадавшая – голосила на весь зал, призывая не самых решительных сторонников дать достойный отпор. Однако сторонники, судя по всему, хорошо понимали, с кем имеют дело, и пока ещё сдерживались и медленно отступали, загоняемые всё дальше в одно плотное и тесное скопление: типы старались, видимо, нейтрализовать недовольных и подчинить их своему влиянию, и пока хорошо справлялись с делом; я не мог больше оставаться здесь: единственной возможной дорогой мне казался путь в глубину театра, пока ещё неисследованную до крайних пределов; по дороге в театр я видел много дверей на боковой стене здания, и часть из них наверняка могли стать для меня выходом и спасением.

К счастью, директор и главреж уже покинули сцену: они сидели в первом ряду и тихо перешёптывались. Можно было подумать, что они о чём-то договариваются, оставляя прочие заботы подручным директора. Я бросил взгляд в зал: актёр пока меня не видел, и с максимальной быстротой я забрался по ступенькам и нырнул за кулисы. Насколько я помнил, неисследованными оставались помещения за архивом и комнатой, где я обнаружил тайную сходку заговорщиков. Почти сразу я вспомнил, где находятся эти помещения: я пробрался за задником через сцену и выглянул: никто не смотрел в мою сторону, а актёр явно двигался к служебному выходу, и несколько минут у меня ещё оставалось в запасе. Я осторожно спустился: всё ещё никто не реагировал на моё появление, и с максимальной я ринулся в полутёмный знакомый уже туннель: почти сразу я пролетел мимо архива – теперь пустого и закрытого – и дальше пришлось двигаться уже медленнее и с предосторожностями: рухлядь на полу не всегда чётко виднелась в тусклом свете полувыдохшихся ламп и светильников, и один раз я даже чуть не растянулся среди непонятных серых завалов.