Рассказы о новомучениках и подвижниках Российских - Страница 3

– Який народ?

Ей представился большой храм, теснота церковного праздника. Да это же Троица! Троица благословенная, самый любимый и почитаемый в Могилеве праздник. Показалось, что она даже слышит запах листьев аира, приносимых вместе с молодыми ветвями березы. И вдруг из алтаря выходит Ваня, в полном архиерейском облачении! Его архиерейский жезл увит розами. Да такими крупными и душистыми, каких никогда не видела. Только зовут Ваню теперь по-другому. А как – не расслышала. И все собравшиеся слушают Ваню, что он говорит, слушают внимательно, едва дышат…

Из видения женщину вывел срывающийся от волнения мальчишеский голос:

– Да все ж были. И Земка с Еськой… и все… И Миша, и Роза…

Рассвирепела мачеха и сильно Ваню отхлестала соленой веревкой. Глядя на такие пытки за веру, брат Вани Алексей подошел и сказал:

– Мама, если ты Ваню бьешь за веру, то и меня побей: я тоже верую в Бога.

Досталось и этому «мученику» соленой веревки. А Ваня отполз за печку, чтобы мама кочергой не достала. Но тут Бог миловал – пришел отец, и мама смирилась.

Только в доме водворился мир, прибежала Земина мать, Сара. Кашляет, глаза горят, чем-то возмущена. Ваня еще издали в окошко увидел ее пунцовую шаль, в которую Сара куталась даже в жару, и черную кофту с длинными рукавами. С мачехой Вани у Сары были теплые отношения, женщины порой плакались друг другу на жизнь. Но у Сары были свои представления о чистом и нечистом.

– Ты слышала, что твой-то с моим сделал? Опять помазал его тем скверным вонючим маслом, я видела! На лбу до сих пор пятна!

Масло было от лампадки. Помазывал Ваня свечным огарком, крестообразно, как в церкви видел. Потому и пятна у Земы на лбу. Хорошо еще, Сара креста не разглядела – поняла бы как-то не так и еще больше расстроилась.

Мачеха вышла навстречу и ласково так сказала:

– Сарочка, чово ты ругаешься? Хай дети играют в попы, в дьяки, в раввины, хай играют. Только б не бились!

Сара расплакалась, женщины обнялись и пошли шептаться о своем, бабьем.

Ваню порой приглашали «послужить» вне родного чердака. К месту служения ватага шла «крестным ходом»: человек двадцать разного возраста сорванцов. Пели кто во что горазд: «тон деспотии» и «поя, поя, поя». Ваню слушали остальные во всем, что касается хода службы и песнопений «богослужения».

«Благодать» обильно изливалась и на соседские огороды: из тыкв и кабачков делали «митры» и «потиры», из подсолнухов, вырванных едва не на бегу, бывало и с корнем, – «рипиды». Какой же крестный ход без рипид? Но только хозяйкам это ох как не нравилось – попробуй поймай, когда сама немолода, легконогих похитителей. Ругалась-ругалась Домна на такое «благочестие», особенно на Ваню, заводилу, но ничего поделать не могла. Из надсаженной непосильным трудом груди полились вдруг черные проклятия: «Чтоб тебя мать твоя на кладбище снесла!» Будто других слов в человеческом языке нет. И муж Домны, Трофим, и дочь их Мария очень печалились, терпя воровство мальчишек. Ни сеют, ни жнут.

Владыка Иосиф, рассказывая духовной дочери о своем детстве, признался, как бы смущенно, что эту семью – Домну, Трофима и Марию – он уже пятьдесят лет поминает на проскомидии, ибо в детстве воровал кабачки и тыквы с их огорода.

Довелось Ване, уже будучи владыкой Иосифом, побывать в родных местах после Великой Отечественной. И чудо, что некоторые из еврейских детей, с которыми играл в детстве, оказались живы. Бог сохранил их от войны и плена. Жив был и Зема – теперь уже старик, портной, как и его отец. Жена Земы угощала владыку Иосифа гефилте – фаршированной щукой. А Роза так и сказала, что уцелели они потому, что Ваня их крестил и помазывал. И все улыбались, вспоминая эти «киндер шпилен». Детские игры.

Владыка Могилевский Арсений (Смоленец) дал Ване при постриге имя Иосиф, в честь Иосифа Прекрасного – «чтобы людей кормил». Однако если «кормить людей», то, значит, будут и предавшие братья, и богатый дом, и начальство в нем, и темница, и, конечно, видения, посылаемые Богом для поддержки людей в их запутанной жизни. Все названное Ваню ожидало и уже отчасти начало сбываться.

Брат отца Вани, Василий Наумович, рассчитывая получить продвижение по службе, приехал в Могилев и поступил курьером в гимназию. Человек он был общительный, внимательный, честолюбивый. Вскоре получил повышение – перешел на квартиру к директору гимназии, тогда генералу. У генерала Свирелина был единственный сын Володя. Ваня, известный живчик, полюбил бывать у дяди. Ему понравился сад, понравилось играть там. Дядя быстро нашел Ване дело: собирать и резать яблоки и потом нанизывать их на нитку для просушки. С Володей Ваня подружился и обучил его своим любимым играм: в литургию, в крестный ход. Настало Рождество. Василий Наумович попросил генерала пригласить Ваню на елку. Генерал позволил. Так Ваня впервые оказался в господском доме. И, взявшись за руки с детьми-дворянами, водил вокруг елки хоровод и пел. В подаренной Ване хлопушке был маскарадный костюм: рыцарский плащ. Этот плащ напомнил Ване фелонь. И снова захотелось петь, как когда-то: тон деспотии…

Ваня и не скрывал, что больше всего на свете хочет быть монахом. На Володю такое желание произвело сильное впечатление. Генерал, узнав об играх товарища своего сына, пожелал им содействовать. Мальчикам сшили красивые бархатные стихарики малинового цвета, сделали деревянные свечи, которые Ваня сам и с любовью «обложил золотом» – фольгой-поталью. Мальчикам даже разрешили «пономарить».

Однажды им позволили поучаствовать в малом входе на субботнем всенощном бдении. Мальчики чинно вышли, чинно поклонились, к немалому удовольствию священника. Ученики гимназии оценили таланты своих товарищей. Но какая же разница была между медлительным, мягким Володей и быстрым босоногим Ваней! Что-то обязательно должно было произойти, и вскоре произошло.

В конце ноября Ваня еще бегал по саду босиком, собирал последние яблоки. И так увлекся, что забыл о начале всенощной. Как вспомнил – бегом-бегом, успел, но надеть сапоги забыл. Облачился в стихарик, взял свечу и красиво, павою, исполнил положенный выход. Только когда свещеносцы расходились, строгий-престрогий владыка Стефан заметил, что из Ваниного стихаря торчат голые ноги в цыпках и ранах. Даже сукровица сочилась. Непорядок! Кровь на солее! Очень строго относился владыка Стефан к тому, что на солее происходило. Однако вида не подал, хотя Ваня, сто глаз, увидел, как архиерей изменился в лице. Улучив момент, владыка шепнул Ваниному дяде: «Василий, Ваньку вытрясти из стихаря и прочь отсюда выбросить, и чтобы духу его тут не было». Так и закончилось первое пребывание Вани-Иосифа в «доме правителя».

Владыке Стефану довелось снова встретиться с Ваней, когда тот стал уже владыкой Иосифом, а сам пожилой Стефан – его секретарем. Владыка Стефан, узнав, что именно Ваню-Иосифа он когда-то велел выбросить из алтаря, просто испугался. Что-то сделает с ним начальник? Но бывший Ваня, а теперь владыка Иосиф только улыбался, слушая трогательный рассказ о малом входе и босом мальчике с деревянной, обложенной поталью свечой. И дядю своего Василия, и владыку Стефана, и генеральского сына Володю, ставшего морским офицером и погибшего в сражении за родину, владыка поминал всякий раз, когда служил литургию.

– Твою благодарность, Ваня, только Поселянин смог бы описать, – не то в шутку, не то всерьез сказал как-то Ванин покровитель, владыка Арсений (Смоленец).

В судьбе Вани принимала участие Сама Царица Небесная. Было так: в конце мая окрестные жители собрались чествовать любимый чудотворный Ее образ. Дорогу, которой ходили с иконой от монастыря, обычно усыпали цветами. Ваня и раньше заготавливал несколько корзин нежных лесных ландышей. Предварительно вычислял, на каком расстоянии эти корзины расставлять, чтобы цветы для Царицы Небесной не заканчивались. Но в этом году ландышей почему-то не хватило. Тогда Ваня насобирал что было – ромашки, цветущую крапиву, репей. Доверчивая глубокая зелень сама ложилась в руки. Желтоватые сережки цветов крапивы звенели наподобие ландышей. Репей пах медово и смотрел огромными лиловыми глазами с длинными ресницами. Дорога перед иконой была вся усыпана цветами, но никто и не заметил, что под ногами вместо ландышей – цветущая крапивка… Ландыши снились владыке и в лагерях.