Рассказы о Господе Боге - Страница 17

- Мне известно, как возник один союз, который был по-настоящему необходим. Вот послушайте. Не так давно в одном старом городе встретились три художника. Разумеется, три художника не стали говорить об искусстве. По крайней мере, так казалось со стороны. Они коротали вечер в уединенной комнате старой гостиницы, повествуядруг другу о своих дорожных и всевозможных прочих приключениях. Их рассказы становились все короче и немногословнее, и наконец от всей беседы осталось лишь несколько острых словечек, то и дело перелетавших из уст в уста. Между прочим, чтобы сразу исключить возможное недоразумение, я скажу, что это были настоящие художники, что называется, самой природой, а не случаем предназначенные для своего ремесла. Этот скучный вечер в гостинице ничего не меняет - сейчас Вы узнаете, что было дальше. В гостиницу стали приходить другие люди, профаны; художники почувствовали себя не в своей тарелке и решили уйти. И когда они выходили из ворот, они были уже другими людьми. Они шли посередине улочки, в некотором удалении друг от друга. На их лицах еще оставалось немного смеха, этого замечательного беспорядка в чертах, но глаза у всех троих уже были серьезны и вдумчивы. Вдруг шедший посередине толкнул своего попутчика справа. Тот понял его сразу. Перед ними протянулась узкая, залитая теплыми сумерками улица. Она полого поднималась, так что ее перспектива была очень ясна, и в ней было что-то таинственное, и все же знакомое, близкое. Три художника остановились на миг перед этой картиной. Они ничего не сказали, потому что знали, что об этом сказать невозможно. Ведь именно потому, что есть вещи, о которых невозможно сказать, они и стали художниками. Вдруг где-то поднялся месяц, серебристой линией очертил фасад дома напротив, и из какого-то двора донеслась песня. "Грубый эффект", - буркнул Средний, и они пошли дальше. Теперь они шли немного ближе друг к другу, хотя по-прежнему занимали всю ширину улицы. Неожиданно они вышли на площадь. Теперь тот, что шел справа, обратил внимание остальных на открывшийся вид. В этой более просторной и свободной композиции месяц уже не мешал, напротив, он был даже необходим. Он освещал площадь во всей ее широте, придавал домам удивительно живое, прислушивающееся выражение, а мерцающая поверхность мостовой была решительно прочерчена каменным фонтаном и его тяжелой тенью - эта смелость особенно импонировала художникам. Они стояли рядом, припав, словно младенцы, к груди настроения. Но им бесцеремонно помешали. Послышались легкие торопливые шаги: от тени фонтана отделилась мужская фигура, с заурядной нежностью приняла шаги и все, что они принесли, и прекрасная площадь в одно мгновенье превратилась в жалкую иллюстрацию, от которой три художника отвернулись, как один художник. "Снова этот проклятый литературный элемент!" - воскликнул Правый, с профессиональным прищуром разглядывая парочку у фонтана. Объединенные своим гневом, художники еще долго бесцельно бродили по городу; повсюду им открывались интересные мотивы, но каждый раз какая-нибудь банальная деталь сводила на нет тишину и простоту картины, вновь и вновь вызывая их возмущение. В полночь они сидели в гостинице, в комнате Левого, самого юного из них, и даже не думали о сне. Ночная прогулка пробудила в них множество планов и проектов, а кроме того, она ясно показала, насколько они едины в главном, и потому теперь они с живейшим интересом обменивались своими мыслями. Не скажу, что их фразы были построены безупречно; в их речах то и дело проскакивали словечки, которые ничего не сказали бы профану, но друг друга они отлично понимали, так что все их соседи не могли уснуть до самого рассвета. Но эта долгая беседа имела один настоящий, весомый результат. Было образовано что-то вроде союза; впрочем, он существовал, собственно, уже в тот момент, когда выяснилось, как близки намерения и цели трех художников - настолько, что лишь с трудом можно было найти отличия. Первое общее решение "союза" было исполнено незамедлительно. Через три часа они приехали в ближайшую деревню и сообща сняли крестьянский домик. Оставаться в городе на первых порах не имело смысла. Сперва нужно было выработать свой "стиль", известную уверенность в себе, взгляд, твердость руки и прочие подобные вещи, без которых художник, хотя и может жить, но не может работать. Взращиванию всех этих достоинств должно было способствовать постоянное общение, этот самый "союз", в особенности же его почетный член природа. Под "природой" художники понимали все, что сделал сам Господь Бог или мог бы сделать, случись подходящие обстоятельства. Ограда, Дом, фонтан все эти вещи, конечно, произведены человеком. Но когда они постоят какое-то время на земле и впитают какие-то качества деревьев, трав, может быть, отдаленных гор или облаков, они, так сказать, переходят во влпадение Бога, а значит и в собственность художника. По-тому что у Бога и художника - одно богатство или одна бедность, как посмотреть. Что же до природы, окружавшей новый дом художников, то Господь Бог, конечно, не предполагал в ней особенного богатства. Однако в скором времени художники изменили к лучшему Его мнение. Местность была равнинная, этого нельзя отрицать. Но благодаря глубине ее теней и высоте солнечных пятен на ней возникли вершины и бездны, между которыми бесчисленные полутона образовали луга и плодородные долины, что так ценятся в горных местностях. В округе росло немного деревьев, и почти все с ботанической точки зрения одного вида. Но благодаря чувствам, которые они выражали, - благодаря тоске какой-нибудь сухой ветки или трепетному благоговению ствола, все они казались разными существами, каждое со своим лицом, и художники могли без конца удивляться глубине и сложности характера какой-нибудь ивы. Воодушевление было столь велико, художники чувствовали такое единение в работе, что ровно ничего не значило, когда по истечении полугода каждый из них поселился в отдельном доме: это был, конечно, лишь вопрос помещения. Но здесь необходимо упомянуть о другом. Художники хотели как-то отметить годовщину своего союза, который в столь короткое время принес столь ценные плоды, и каждый решил втайне от других написать к этому случаю их дома. В день юбилея они сошлись, каждый со своей работой. Но так получилось, что они заговорили как раз об их жилищах, об их расположении, целесообразности и т. д. При этом они весьма разгорячились, и за спором каждый забыл о своей картине, так что поздно ночью они разошлись, так и не распечатав своих пакетов. Трудно объяснить, как это могло случиться. Но и в последующие дни они тоже не показали друг другу своих картин, и если один из них навещал другого (что случалось все реже, потому что они много работали), он находил на мольберте друга эскизы из тех времен, когда они еще жили вместе в крестьянском доме. Но однажды Правый (он и теперь жил с правой стороны, так что мы по-прежнему можем называть его так) случайно обнаружил у того, которого я назвал Самым Юным, ту самую картину, которую тот написал к юбилею и не показал друзьям. Он с минуту задумчиво смотрел на нее, потом поднес ее к свету и вдруг рассмеялся: "Смотри-ка, я и не знал, как метко ты сработалмо мой дом. Действительно остроумная карикатура! С этой чрезмерностью формы и цвета, с этой бесшабашной лепкой моего фронтона, в самом деле несколько выдающегося - определенно, в этом что-то есть". Самый Юный воспринял это не лучшим образом: он пал духом и отправился к Среднему чтобы тот, спокойный и вдумчивый, как-нибудь утешил его - подобные случаи всегда вызывали в нем малодушные сомнения в своем даре. Он не застал Среднего дома и в ожидании стал перебирать его работы тут-то ему и попалась на глаза картина, сразу вызвавшая у него какое-то странное отвращение. Это был дом - но какой идиот согласился бы в нем жить! Чего стоил один фасад! Такой фасад мог построить лишь дилетант, который не имеет ни малейшего понятия об архитектуре и тужится приложить в строительстве свои убогие представления о живописи. Вдруг он отбросил картину прочь, как будто она ожгла ему пальцы. У ее левого края он увидел дату их первого юбилея и надпись: "Дом нашего Младшего". Он, конечно, не стал дожидаться хозяина и в удрученном расположении духа вернулся домой. С того дня он и тот, что жил справа, стали осторожнее. Они искали теперь отдаленные мотивы и, разумеется, даже не помышляли написать что-нибудь ко дню второго юбилея их столь плодотворного союза. Тем усерднее ни о чем не подозревавший Средний писал мотив, расположенный поблизости от дома Правого. Он сам не знал, что не позволило ему писать сам дом. Но когда он принес Правому готовую картину, тот повел себя с необычной сдержанностью, взглянул на нее лишь мельком и сделал какое-то небрежное замечание. Потом, через некоторое время, он сказал: "Между Прочим, я не знал, что ты недавно так далеко уезжал". - "Я? Уезжал? О чем ты?" - удивился Средний. "Об этой добротной работе, - ответил Правый, - очевидно, какой-то голландский мотив". Задумчивый Средний громко рассмеялся: "Прелестно! Да этот голландский мотив находится за твоей дверью". Он смеялся, не в силах остановиться- Но его сотоварищу по союзу было совсем не весело. Он вымученно улыбнулся и сказал: "Остроумно". - "Да вовсе же нет, открой-ка дверь, я все тебе покажу", - и Средний сам направился к двери. "Стой, - крикнул хозяин, - да будет тебе известно, что я никогда не видел этой местности и никогда не увижу, потому что в моих глазах для нее вообще нет места". - "Но как же..." - недоуменно пробормотал Средний. "Так ты не отойдешь от двери? - продолжал кричать Правый. - Хорошо, сегодня же меня здесь не будет. Ты вынуждаешь меня уехать, потому что я не желаю жить в этой местности, понятно?" - И их дружбе пришел конец. Но не союзу, ведь он до сих пор не распущен в соответствии с уставом. Об этом никто не подумал и можно даже с полным правом утверждать, что он распространился по всей земле.