Рассказы - Страница 4

Встретили мы Калюжного когда тот собирался сесть в свой великолепный автомобиль. Кузьменко пригласил его отойти в сторону для разговора. Они говорили минут пять. Потом я стал слышать как Иван повысил голос: «ты что <бл…> творишь?!» После этого испуганный директор попытался ретироваться. Кузьменко схватил его за шиворот и слегка приударив головой уже говорил ему что-то тихо. В конце этого диалога Кузьменко переспросил его громче понял ли его директор? Директор сказал что понял.

В тот же вечер Кузьменко задержали и выпустили через пару часов. Иван выйдя из милиции сразу отправился на поиски директора училища. Директора нигде не было. Ночью Иван зашел ко мне. Выпив водки Кузьменко говорил чуть ли не скрепя зубами: «<бл…..> отродье. Вот это и есть Россия! Была и есть. Эти культурники и гуманисты говорят о звере Сталине – мол был тиран и мучитель, а он был ангел – ниспосланный для России – Богом поставлен! как и Грозный. Церковники пищат о большевичках, стонут о том как их ёб… ангелочков мучали, а теперь свобода им и благодать. Посмотри на эту благодать. Им псам была дана благодать семьдесят лет… и что же покаялись они? Чёрта с два! До революции сосали кровь народную и опять сосут и поощряют беспредел под видом смирения. Только теперь вдобавок они считают себя мучениками от советской власти. Ух-х… проклятое фарисейское племя!»

Вообще болезнь российского общества Кузьменко во многом возлагал на церковь и как правило всегда гнев его оканчивался тирадой в сторону даже не Православной церкви, а сколько на её представителей. Хотя он особо не разделял христианские конфессии и не видел разницы между православными, католиками или протестантами. Все они по его мнению неизбежно деградировали в сторону лжи и лицемерия. Хотя к русской церкви как русский человек Кузьменко имел особую претензию. Когда я пытался приводить ему доводы о том что не все бессовестные попы, Кузьменко отвечал: «…оно то верно – не все – да вот что я тебе скажу: когда в <мусарню> (милицию) приходит нормальный человек – что бывает? Правильно…его либо ломает система; заставляя подчинится правилам игры; либо он бежит считая для себя невозможным оставаться в этой прогнившей среде. Если ни то и ни другое, то скорее всего человека уничтожают как врага внутри этого гнилого аппарата. Так и церковь как система со своими паршивыми правилами ломает любого; об этих установившихся правилах хорошо говорил Ницше. Нормальные люди как минимум… вынуждены хитрить перед самим собой; играя роль священника или неизбежно быть в глупой позе белой вороны. Христианин должен призирать церковь в том виде какая она есть – возрождать, восстанавливать, вливать молодое вино в старые мешки – бесполезно!».

Поговаривали, что Кузьменко был антихристианином во всех отношениях и в том числе имел отвращение к православной культуре и её традициям. Это неправда. Иван носил серебренный крупный византийский крест на шее. В комнате было несколько икон, одна из них была неплохая копия Троицы Андрея Рублева. Другая икона кажется…. Архангела Гавриила. Была у него огромная затертая библия православного издания.

Помню, как мы шли мимо одной старенькой церкви, осенью. Осенним вечером под небесным пейзажем вокруг куполов кружились в круговую галки. Иван всматриваясь и прислушиваясь сказал: «нигде нет наверное ничего подобного как у нас».

В душу, вернее в существование души – Кузьменко не верил – считая это платоновским учением. Однажды мы разговорились о душе и Кузьменко сказал примерно следующее: «Душа не может быть привидением в трупе. Плотник вкладывает душу в работу вместе с молотком или стамеской. Но в работе плотник и его инструмент – это одна душа. Душа может быть гораздо шире чем кажется… душа бывает там куда я её вкладываю».

О России Ваня говорил тоже очень пессимистично и далеко нелицеприятно. Я как любитель русской литературы говорил ему что желал бы что бы он почаще читал Чехова или Толстого. Он мне ответил вечером после случая с директором: «да читал я… ты и эти интеллигентишки живёте в своём надуманном каком-то мире – нет той России – если она вообще была такая. Нынешняя Россия состоит из детей <мусоров>, детей стукачей, надзирателей и недорезанных свиней из духовенства: все они виляют собачьим хвостом перед своим хозяином. Я был в монастыре, эта же какая-то армия мерзких похабных доносчиков и подлых мерзавцев! О государстве нашем я вообще молчу. Интеллигенты – это далеко ни Россия. Кстати, их-то Россия всегда топтала и уничтожала как первых своих врагов. Кто первый враг народа? интеллигент. Кто первый враг церкви? – это же касается и государства. Может твоя интеллигенция и останется где ни-будь в Париже или в Америке, а Россия исчезнет. Земли ты…. посмотри сколько! А Россия тем временем лежала и лежит на печи; при этом чиновнички благополучно воруют – как этот деятель директор. И что бы поднять с печи нашего брата или заставить собаку чиновника не воровать – им нужен жесткий рабский кнут! Вот и приходят пастыри подобно Сталину и лупят по этим бл….м харям! Этот народ раствориться как какая ни будь мордва или другая национальная гадость. Не будут Россию терпеть больше; как Бог в своё время устал терпеть жидов и отправил их в Вавилон к чёртовой матери. Вернулись другими людьми – совершенно другими. А наш народ далеко ни евреи. Оттяпают им какой-нибудь кусок – как индейцам, и будут жить в своём мире со своим прогнивающим православием и государственной сраной машиной». Дети, то есть воспитанники детского дома знали и в принципе может быть любили Кузьменко. Обращались к нему только на «ты» и с каждым у него были какие-то сношения. Мы как то стояли у входа в общежитие и девочки высовывались из окна с сигаретами, пытались шутить с Кузьменко: «здравствуйте дядя Ваня…ха-ха-ха…» Кузьменко помню нахмурился и сказал мне: «каждая вторая из них будет стоять на трассе или обсасывать притоны».

Вышел мальчик и не заметив нас, следовал беззаботно в своём направлении.

– Седин – стоять! – окликнул Кузьменко мальчика.

Мальчик увидев кто его позвал, мгновенно подбежал к нам. На его лице как и на многих лицах этих подростков, были отпечатаны грехи родителей. Он сильно заикался, глаза его напоминали о заторможенности сознания.

– Куда гребёшь Седин – водку жрать?

– Не-е-э-э-т. И-ид-д…у – курить… – выпустил с легкостью наконец последнее слово, мальчик.

– Иди.

Седин положил руку к «козырьку» и побежал дальше. Кузьменко внимательно посмотрел ему вслед и сказал мне: «у этих людей судьба написана на лбу. Вот тебе и свобода воли и свободный выбор…. А ты знаешь, как они поступают со своими детьми? Даже если детдомовские женятся между собой и имеют своё жилье – они как правило отдают своих детей в интернат.»

Глава третья.

Не буду утомлять дальше скучными и долгими дальнейшими описаниями моего героя, а приступлю к событию, которое прославило как бы Кузьменко и послужило причинной его ареста и последующей кончины. Скажу лишь со своей стороны что после того рокового события, мне показалось что я как бы знал что всё это время Кузьменко готовился и ждал своего часа. Вспоминая дни проведенные вместе с Кузьменко мне многие моменты и события связанные с ним, стали казаться каким-то преддверием добровольной неминуемой катастрофы. Скорее всего он готовился пусть не к конкретным действиям; исходя из продуманного плана, но нечто подобное он вынашивал в сердце своём. Наверное не обошлось без шизофрении – как сказал наш местный психиатр о диагнозе Кузьменко. Может быть если бы не гибель в тюрьме, то Ивана признали как душевнобольного и поселили в соответственном заведении.

Итак, что произошло. Весной в нашем монастыре расположенном на территории города, обычно ожидалось большое празднество на Святую Пасху. В этот раз ожидали приезда высокопоставленных духовных лиц. Одновременно должны были приехать несколько архиереев и чуть ли не сам патриарх всея Руси. То оказались, конечно слухи, но действительно было много гостей из других епархий и немало среди приезжих оказалось лиц высокого духовного звания. Причина тому: открытие вновь восстановленного древнего храма разрушенного некогда большевиками. В воскресенье, после всех пасхальных богослужений и празднеств собрались гости и простой народ около вновь возведенной святыни. Я там не был, но как известно из подробностей, организовано было пение большого хора, который состоял чуть ли не из пятидесяти голосов одновременно. Пение было слышно далеко за пределы монастыря. Наконец настала та часть, когда скажем, на сценической площадке собрались высокопоставленные гости и прочее духовенство. В центре сцены находился микрофон в который говорили поочередно выступающие. Вот тут и вышел на сцену Иван Кузьменко.