Рассказ о шпионе - Страница 49

— Поэтому полковник ничего и не боится, — вставил я.

— Ну вы там! — недовольно буркнул Шлегель.

Радиовызов пришел вовремя. Сообщение было на норвежском языке, но русские операторы были бы необычайно глупыми, если бы поверили, что сообщение передано парочкой норвежских рыболовных траулеров, торчащих во льдах.

— Переходите в радиосеть N4, — было передано очень чисто азбукой Морзе, и потом последовали пять четырехзначных групп.

Шлегель заглядывал через плечо оператора, пока он расшифровывал радиограмму по кодовым таблицам. Потом он сказал:

— Передавайте сообщение: «На сегодняшний улов рынок стабильный. На завтра изменений не предвидится». А теперь подождем немного.

Наш оператор отстучал сообщение и после сигнатуры оставил ключ в покое. Потянулись минуты ожидания. Шлегель улыбался.

Когда мы вернулись в кают-компанию, Ферди погрузился в кресло, а Шлегель начал щелкать выключателем настольной лампы на карточном столе доктора.

— Нашему парню это удалось, — произнес он.

— Нашего парня с переносным передатчиком было слышно на пятерку. Сильный и чистый сигнал. Можно сравнить, пожалуй, только с тактическим передатчиком Северного флота, — заметил я.

Шлегель оскалил зубы так, как это делают люди на приеме у стоматолога. Видимо, это был знак, что Шлегель переходит в оборонительную позицию.

— Это был служебный передатчик, — признался он, — который подтвердил рандеву на вертолете.

Я уставился на него. Так много слов для такого простого сообщения? Неужели нельзя было запустить это в сжатом виде и с большей скоростью?

— Русский передатчик? — спросил я. — Так, значит, мы по их выбору сели голой задницей в эту лагуну?

— А чем тебе не нравится эта идея?

— А теперь только осталось дождаться русских вертолетов? Да они могут раздолбать нас в пух и прах!

Шлегель согласно кивнул и стал изучать расклад в бридже доктора. Он заглянул в карты обеих сторон и начал играть. Он не стал подыгрывать никому из условных партнеров, ему просто было интересно, что из этой партии выйдет. Не отрываясь от карт, он сказал:

— За подлодку можешь не беспокоиться, Патрик. Побереги свои молитвы для нас самих. Подлодки там не будет: она поднимется на поверхность, высадит нас и скроется, пока мы ее не вызовем. Насколько я знаю, встреча произойдет не в лагуне, а в другом месте. Нам придется туда добираться пешком.

— Добираться пешком?! — поразился я. — По этому полю белого ванильного мороженого? Да вы в своем уме?

— Ты будешь делать то, что я скажу! — рявкнул Шлегель таким же голосом, каким он говорил с капитаном.

— А если нет? Что вы тогда доложите своему грозному начальству? Что я переел булочек с корицей?

— Ферди! — окликнул Шлегель.

Ферди, с интересом слушавший разговор, вдруг вскочил на ноги, скороговоркой пожелал нам спокойной ночи и поспешил из каюты. Когда мы остались одни, Шлегель стал ходить взад-вперед по каюте, механически включая и выключая вентилятор и светильники.

— Значит, ты не веришь, что контр-адмирал Ремозива прибудет на встречу?

— За всю свою службу я уже досыта наслушался подобных историй, — возразил я. — Но если даже поверить во все это вранье, которое я слышал, и к этому прибавить объективные предпосылки и то, что я сам знаю, то можно почти с уверенностью сказать, что это скорей всего дохлый номер.

— Предположим, что ты меня убедил. — Он опасливо оглянулся, не подслушивает ли кто наш разговор. — Допустим, я сказал тебе, что это радиосообщение вынуждает нас теперь продолжать операцию, даже если мы сами уверены, что это фальшивка. Что ты на это скажешь?

— Я хочу знать весь сценарий.

— Это как раз то, что я тебе рассказать не могу. — Он провел ладонью по лицу и оттянул уголки рта, словно испугавшись наступления припадка истерического смеха. — Я скажу тебе лишь одно: если завтра нас всех перебьют, а Ремозива не прибудет, то даже такой исход будет удачным.

— Но для меня — вряд ли, — ответил я.

— Ты не понял, приятель, — сказал Шлегель. — Потому что если русские там завтра выкинут какую-нибудь штуку и возьмут тебя живьем, то они все равно многого не добьются.

Я улыбнулся, стараясь изобразить мрачную ухмылку Шлегеля. Я всегда хотел этому научиться, тем более у меня было много причин улыбаться таким манером.

— Патрик, я серьезно говорю. В этом деле есть секретные инструкции, по которым мне лучше быть убитым, чем взятым в плен. То же самое касается Ферди.

— А есть ли в этом деле секретные инструкции, согласно которым вы бы побежали и сообщили Ферди: все равно, попадет ли он сам в мешок, а вот меня нельзя оставлять живым?

— Да, любезный. У тебя не голова, а калькулятор. И где ты столько ума набрался? — Он недовольно покачал головой, но возражать не стал.

— Хочешь жить — умей вертеться. Таков естественный отбор в природе.

Мы стояли на центральном посту, одетые в утепленные белоснежные маскхалаты, что казалось нелепым среди офицеров в рубашках с короткими рукавами. Гидролокатор показывал над нами открытую лагуну, но капитан продолжал стабилизировать подлодку против течения и бороться со своей нерешительностью.

— Полковник, посмотрите сюда. — Капитан стоял около перископа. Его тон стал почтительным. То ли из-за последнего скандала со Шлегелем, то ли из-за письма из Пентагона, то ли потому, что капитан уже не ждал нашего возвращения обратно. Трудно сказать почему. Шлегель подошел к перископу и настроил резкость. Он с минуту смотрел в окуляры, кивнул и затем предложил взглянуть в перископ. Я смог увидеть только неясные очертания бледно-голубого цвета.

— Это с прибором ночного видения? — спросил я.

— А вот так — без него, — сказал кто-то и отключил прибор. В окулярах стало совсем темно.

— Ничего не видно, — ответил я.

Ферди тоже взглянул в окуляры.

— Это просто лунный свет, — насмешливо произнес он и рассмеялся. — Ты думаешь, русские для нас фонари понаставят?

Это разрядило обстановку, и даже Шлегель улыбнулся.

— Это лед? — спросил капитан. — Мне наплевать на освещение, но это лед или нет?

— А что, на гидролокаторе его не видно? — спросил я.

— Тонкий слой льда гидролокатор может и не показывать, — ответил рулевой офицер.

— Всплываем, капитан, — сказал Шлегель.

Капитан кивнул:

— Перископ вниз. Готовность ко всплытию.

Подводная лодка закачалась, когда ухнули цистерны, и всплытие закончилось. Удар об лед был таким, словно кузнечный молот со всего размаха опустился на стальную обшивку корпуса, сжатого со всех сторон. Капитан закусил губу. Все смотрели на капитана. Стало ясно, что подлодка получила существенные повреждения. Но было очевидным и то, что наше всплытие, несмотря ни на что, продолжалось. Мы поднялись на поверхность, словно скала, взметнувшаяся из водоворота взбаламученной воды. Капитан уже поднимался вверх по трапу. Я последовал за ним. Высиживать внизу было нечего, мне хотелось посмотреть на все своими глазами. После яркого света флуоресцентных ламп внутри подлодки я все же надеялся хоть как-нибудь рассмотреть бескрайние просторы мерцающего льда. Но мы были в зоне полярной ночи, и только слабый лунный свет освещал темноту и серый туман. Ледяной ветер прорезал мои легкие, словно острый скальпель.

Только лишь привыкнув к темноте, я смог разглядеть дальнюю оконечность лагуны, где темные воды превратились в пепельные нагромождения льда. Капитан, изучив вмятины на корпусе перископа, посмотрел на огромное ледяное поле, расколовшееся при нашем всплытии на мелкие льдины, которые качались на волнах.