Рассказ о шпионе - Страница 46

Они оба смотрели на экран гидролокатора. Объект двигался в виде мерцающей точки. Вот он остановился, потом повернул. Напряжение стало критическим.

— У семи нянек дитя без глаза, — сказал командир. В уголках его губ играла слабая усмешка, но испарина, выступившая на лбу, все же выдавала волнение, несмотря на его самообладание. Своей фразой командир попал в самую точку. Я со страхом ждал, когда нос другой лодки продырявит нашу, и мне такая перспектива совершенно не нравилась.

Внезапно центральный пост наполнился какофонией звуков. Воздух заполнился хриплыми звуками, понижающимся и повышающимся свистом и визжанием системы ГГС — громкоговорящей связи. Я взглянул на пульт. На экране локатора бушевала снежная вьюга из вертикальных и диагональный черточек, мелькающих в бешеном ритме.

Капитан взял в руки микрофон ГГС и, стараясь перекричать помехи, приказал:

— Говорит капитан! Всем оставаться на местах! Помехи вызваны средствами радиоэлектронной борьбы.

Шум усилился до бешеной силы, когда средства РЭБ немецкой подводной лодки подействовали на электронное оборудование. Потом шум прекратился, стрелки приборов вернулись в первоначальное положение, экран потух, и средства сигнализации замолчали.

— Она быстро уходит на юг.

— Ублюдки, — процедил сквозь зубы старпом. Капитан подошел к экрану и похлопал оператора по спине: — Эл, больше, пожалуй, не надо никаких приключений.

Парень улыбнулся.

— Теперь только по нашему сценарию, сэр.

— Вот-вот. Сделай это для меня. Моя старуха-жена тебе не простит, если ты что-нибудь еще выкинешь, — сказал командир и вытер ладонью лоб.

Старший помощник капитана снова взял на себя управление. Я почувствовал легкую вибрацию, когда заработали гребные винты и потоки воды вновь побежали вдоль обшивки корабля, словно осторожные щупальцы.

— Курс ноль, три, пять.

Мы снова были в пути.

— И часто такое бывает? — спросил Шлегель.

— Иногда они нам надоедают, — признался капитан. — У нашего корабля водоизмещение 4000 тонн. А эта восточногерманская лодка — водоизмещением всего 1300 тонн, класс В… — Капитан вытер руки шелковым платком. Да, времена меняются, уступая место атомному веку. В прежние годы у капитана в руках была бы промасленная хлопчатобумажная тряпка.

— Откуда вы знаете?

— По размеру объекта на экране локатора. И кроме того, это их обычный класс. Они ее скопировали с немецкой подлодки устаревшего типа XXI времен войны. Если бы немецкая лодка обрубила нам нос, мы бы еще пол-океана кувыркались, прежде чем нам удалось бы выровняться. У нас лодка чертовски тяжелая, полковник. Да еще проблема с нашей высокой крейсерской скоростью. Вы сами видели, что произошло.

— Это всегда действует на нервы, когда маленькие обычные подлодки вытанцовывают перед носом, — признался старший помощник капитана. — Они как детки, но с противолодочным вооружением. Когда дело дойдет до боевых действий, к нам на хвост сядут не атомные подлодки красных, а целая свора этих маленьких обычных подлодок. Поэтому они их продолжают строить.

Шлегель кивнул.

— Восточные немцы переправляют свое вооружение в польские и русские порты. Северному флоту тоже что-нибудь достанется от их вооружения. Попомните мое слово.

— А им-то это зачем? — удивился капитан.

— А вы газеты не просматривали? Русские сели за стол переговоров о германском воссоединении. Вряд ли стоит сомневаться, что они позволят нам — капиталистическим реакционерам — взять все в свои руки, пока они не закончат операцию по перекачке вооружения и имущества. Не так ли?

— Какие корабли есть у Восточной Германии? Какие подразделения? — спросил капитан.

Шлегель поманил меня. Я сказал:

— Фрегаты и береговые подразделения. Понадобилось долгое время, чтобы русские разрешили ГДР строить подводные лодки. Но выслуга у специалистов Народного флота не больше десяти лет. Офицеров готовят в течение четырех лет, причем абитуриентов набирают из тех, кто уже два года тянет свою лямку на нижней палубе. Так что средний стаж у офицеров при выпуске — шесть лет.

Капитан сказал:

— Если бы у нас офицеров выпускали через шесть лет подготовки в открытое море, то из нас бы в живых остались только я да доктор Харрис. Моему старшему помощнику только в следующем году доверят выйти самостоятельно.

Старпом даже не улыбнулся.

— Шесть лет подготовки! Вы когда-нибудь видели флотилию этих ублюдков, которые пыхтя и дымя проплывают через район учений НАТО или около кораблей другого западного флота? Я дважды видел, как они проходили через самую гущу кораблей в открытом море. Ни тебе сигналов, ни огней — вообще ничего. Плывут, и никакого тебе маневра. Прямо в десяти метрах от эсминца проходят. Отлично знают, что в соответствии с нашими инструкциями по безопасности мы должны уклоняться от столкновения. От этого они себя чувствуют такими сильными и могучими… Шесть лет! Моряки называются! Ублюдки — и больше ничего!

— Они специально так делают, чтобы узнать наши частоты для радиосвязи в чрезвычайных обстоятельствах, — разъяснил капитан. — Когда они идут на такие пакости, всегда берут с собой суда с оборудованием для радиоразведки.

— Сволочи, — процедил старпом.

— Я думаю, у восточных немцев неплохие корабли, — предположил капитан.

— Первоклассные, — подтвердил я. — Действительно, огромный вклад ГДР в Восточный блок — это прежде всего строительство вспомогательных судов для военно-морского флота. У них есть еще глубоко под землей большие запасы горючего, укрытия для подводных лодок в скалах и хорошо замаскированные якорные стоянки.

— Воссоединение? Да? — задумчиво спросил капитан, словно он слышал об этом впервые. — Для нас это вроде бы даже и хорошо. Это может откинуть красных назад, к полякам, верно?

— Верно, — ответил я, — или наоборот — подвинет их к самой Голландии. Это уж кто как думает. Все зависит от того, оптимист вы или пессимист.

— Штурмана на центральный пост!

Я внезапно проснулся. Дверь была приоткрыта, и из коридора в каюту пробивался тусклый оранжевый свет. Я включил ночник над головой и посмотрел на часы. Была полночь. Койка Шлегеля была пуста, койка Ферди — тоже. Я быстро оделся и поспешил из каюты.

Сначала дрейфующего льда почти не было, попадались только отдельные небольшие глыбы. Потом гидролокатор начал засекать ледяные глыбы побольше: величиной с машину, величиной с сарай, потом — с блочный дом. И кто их знает: семь восьмых или девять десятых частей этого айсберга скрыты под водой и остаются невидимыми? Да и какая в этом разница. Скрыто под водой достаточно, чтобы стать последней преградой на пути в нашей жизни. Или, как сказал Шлегель капитану, льда в этой глыбе хватит, чтобы охлаждать мартини всю дорогу от Португалии до Лос-Анджелеса.

Но раз уж вы ушли на глубину, то целиком зависите от водной стихии. А здесь двухкилометровой глубины Норвежского бассейна уже не было. Мы следовали над подводным хребтом Яна Майена в Баренцевом море, где глубина океана измеряется в метрах. Находясь уже восемь часов под полярным паковым льдом, мы могли прогнозировать толщу льда с довольно большой точностью. Но когда мы попадали в зоны скопления обломков льда, предсказать его толщину было значительно сложнее. Я много слышал о таких зимних глубоководных походах, но сам впервые участвовал в нем. И все чаще ловил себя на мысли о лодке, которую они потеряли позапрошлой зимой.

— Начальника электромеханической службы на центральный пост.

— Нигде не видно этой проклятой польской подлодки?

— Две подлодки ушли из зоны локации на юг.

— В Мурманск. Понаблюдай за ними на гидролокаторе.