Раб - Страница 27

– Тебе плохо? – спросила его санитарка.

– Мне хорошо, – ответил Кабанов.

Далее он прошел в столовую, где на фарфоровых тарелках с игривой надписью «Общепит» подали овсяную кашу с подливкой, хлеб и сладкий чай. Кабанов быстро управился со своей порцией, а потом вызвался в посудомойщики и целый час вместе с тарелками отмывал и согревал свои руки под струей горячей воды. Из столовой в составе безмолвной, шаркающей ногами толпы остриженных и накормленных людей он прошел в очередное помещение (Кабанов со счета сбился, из скольких комнат состоял этот длинный и благодатный конвейер). Это была спальня со стройными двухъярусными рядами манящих коек. Между ними вклинились тумбочки, на которых лежали потрепанные книжки и шахматные доски.

«Как здорово все у них устроено! – думал Кабанов. – Не пройдя санитарную обработку, не попадешь в спальное помещение. Здесь – вершина, апофеоз пути от грязи к чистоте!»

Он сыграл в шашки с мужиком, который привел его сюда, затем почитал старые газеты, из которых узнал много нового – и про Ирак, и про выборы на Украине, и про американского президента, удивлялся, качал головой, цокал языком. За полчаса до отбоя Кабанов добровольно напросился в уборщики и с удовольствием вымыл в спальне пол теплой водой.

«Вот совершенная организация! – с восторгом думал он, ползая под койками с тряпкой в руках. – Почему бы и в нашем подземелье не сделать так же? Прежде чем идти в спальню, будь добр – помойся. А в спальне поставить столы с шашками и подшивками газет. И назначать дежурных, которые будут следить за порядком и чистотой. А под столовую отрыть отдельное помещение с варочным отделением, посудомоечной и раздаточным окном…»

Его так увлекли мысли об усовершенствовании подземелья, что он и не заметил, как перемыл всю спальню. Наблюдавший за ним санитар одобрительно похлопал его по плечу и с неким затаенным смыслом сказал:

– Приходи в мою смену. Не обижу…

И подмигнул. А фантазия понесла Кабанова в далекий и несовершенный подземный мир. Лежа на необыкновенно мягкой койке и глядя в темный потолок, он мечтал, как проведет в подземелье свет, установит обогреватели, вентиляторы, лифты, которые будут поднимать и опускать груз на различные ярусы; и там появятся кинотеатры, спортивные залы, бассейны с солярием, библиотеки и даже театр. Кабанову вдруг нестерпимо захотелось самому написать пьесу о борьбе за должность Командора и поставить спектакль, в котором примут участие обитатели подземелья… И только когда рядом кто-то зашелся в туберкулезном кашле, Кабанов вырвался из плена сладостных грез и пристыдил себя: «С ума сошел? О чем я мечтаю? Да пропади он пропадом, этот подвал! Дивизия Дзержинского его с землей сровняет и поставит камень с надписью: «Здесь мучились в неволе рабы XXI века!»

Кабанова разбудили раньше остальных обитателей приюта и велели идти в столовую на раздачу. Кабанов хоть и не выспался, но все же за общественное поручение взялся с удовольствием. В то время как он расставлял на столах тарелки с пшенной кашей, стаканы с чаем и раскладывал хлеб, в столовую в сопровождении начальника приюта зашел милиционер. Стуча заснеженными ботинками по полу, отряхивая от снега шапку, он громко говорил, что здесь, как всегда, воняет, и пол скользкий, и ни к черту поставлен контроль за посетителями.

– Филиппов! – гремел милиционер, излучая вокруг себя уличный холод и свежесть. – Как я учил тебя вести журнал регистрации?

Начальник приюта, с бледным и рыхлым, как отварные свиные ножки, лицом, вздыхал, разводил руками и сетовал на скромные бюджетные вливания. Милиционер его объяснения не принимал и шлепал большой, как теннисная ракетка, ладонью по учетному журналу.

– Возьмем только вчерашний приход! Глянь сюда, Филиппов! – Милиционер стал тыкать пальцем в неряшливо написанные слова, похожие на заграждение из колючей проволоки. – Это что такое? Бердуплыев Хамадрил Приогрович…

– Но он так представился, – начал оправдываться начальник приюта. – А паспорта у него нет, говорит, украли.

– Да и без паспорта понятно, что фамилия придуманная. Где ты видел, чтоб такие фамилии были? Пердублы… тьфу! Язык поломаешь! А это вот что – Хатакура. Японцы у тебя ночуют?

– Бог с вами, Михал Сергеевич! Японцев у нас отродясь не было.

– А фамилия-то японская! Ты мне хоть одного узкоглазого покажи! Или вот – Кабанов Артем Анатольевич (услышав свою фамилию, Кабанов вздрогнул, поставил тарелку на стол и невольно, бочком-бочком, стал продвигаться к выходу). Почему я должен выяснять, реальная это фамилия или придуманная?

– Я сделаю запрос, – пожал плечами начальник.

– Да я без тебя уже сделал! И выяснил, что гражданин Кабанов Артем Анатольевич погиб минувшей осенью и похоронен на Литейном кладбище. А у тебя, значит, кто-то ночует под его фамилией. И не исключено, что это преступник, скрывающийся от правосудия. Давай, Филиппов, объявляй подъем и строй здесь всех в одну шеренгу!

Кабанов незаметно вывалился из столовой и на несгибающихся ногах пошел к выходу. Дежурный санитар, который хвалил Кабанова за усердие, ничего не заподозрил и приветственно махнул рукой.

– Пошел уже? Ну, будь здоров, до завтра!

На улице лютовала метель, ветер раскачивал фонари и срывал снежную фату с сугробов. Глубоко страдая от холода, Кабанов бежал к себе домой. Если кофточка еще кое-как согревала тело, то вот лысую голову мороз кусал нещадно. «Ничего, немного потерпеть осталось!» – успокаивал себя Кабанов, не сомневаясь, что теперь-то Ольга его узнает. Он не сомневался потому, что просто не имел права сомневаться. Рассчитывать на ночлег в приютах Кабанов больше не мог. Там его в любом случае примут за самозванца, назовись он своим именем или вымышленным. И, без сомнения, зафутболят в отделение милиции. А там, чем черт не шутит, могут пришить убийство самого себя. В милицию Кабанову все же придется прийти, но сделает это он по своей воле… Нет, даже не в милицию, а в прокуратуру, причем вместе с женой и Гришей Варыкиным, которые подтвердят, что он и есть тот самый Кабанов Артем Анатольевич. А сейчас всего-то нужно, чтобы его признала собственная жена.

Мороз оказался настоящим садистом. Кабанов, должно быть, посинел от холода. Его руки и ноги потеряли чувствительность, лицо окаменело, а кофточка, нашпигованная снежинками, превратилась в ледяной панцирь. Кабанов забегал в молочные и хлебные магазинчики, которые уже открылись, становился в очередь и, медленно продвигаясь к прилавку, немного отогревался. Когда продавщица спрашивала, что ему нужно, Кабанов делал вид, что ошибся магазином, что ему нужен пуховик и ватные штаны, и выбегал на улицу. Но так повезло ему всего дважды, а в остальных случаях продавщицы, едва завидев его в дверях, начинали громко кричать, издавая звук, похожий на паровозный гудок, и Кабанов, подобно забитой дворняге, пулей вылетал наружу. Несколько раз он отогревался в чужих подъездах, под лестницами, где крепко пахло мочой, и этот запах вызывал в душе Кабанова какие-то смутные теплые ассоциации. Чтобы как-то отвлечься от парализующего холода, Кабанов стал размышлять над тем, какой механизм положен в основу теплорегуляции и вентиляции воздушных масс в подземелье. Ведь там, несмотря на свирепствующие наверху морозы, было тепло. После детального рассмотрения нескольких шатких версий Кабанов пришел к выводу, что подвал был вырыт между каких-то мощных коммуникационных магистралей, возможно, в непосредственной близости от канализационных труб. «Какое простое и гениальное решение! – думал Кабанов, увязая в сугробе, из которого торчали худые, осыпавшиеся елки с остатками мишуры и серпантина на ветках. – Канализационные трубы обогревают подземные помещения! Тепло, выработанное человеческим организмом, возвращается к человеку и обогревает его жилище! Получается своеобразный круговорот тепла в природе!»

Инженерная мысль понесла Кабанова в мир высоких технологий, и он придумал просверлить в канализационной трубе несколько небольших отверстий, вставить туда конусовидные приспособления, обнести каждое такое приспособление кабинкой, в результате чего получится прекрасная уборная, гигиеничная и удобная. Кабанов уже вплотную приблизился к изобретению кроватей, подогревающихся за счет канализационной трубы, но это ноу-хау не удалось обстряпать окончательно, потому как он уже подошел к своему дому.