Пышечка - Страница 8
И этот, второй раз, последовавший после семейного скандала, тоже отличался яркостью и необыкновенными ощущениями, немного отличавшимися от первого раза. Больше лирики, больше минора, еще острее и тоньше. Желтые, осенние нотки умирающей листвы.
Затем Евдоким отправился по своим рабочим делам, вернулся поздно.
Элла вышла навстречу, позволила поцеловать себя в щеку, все такая же печальная, но уже ирония сквозила в ее взгляде, в голосе. Из серии – «ну что теперь поделать, так уж вышло…»
Она приготовила простой ужин – тарелка с фруктами, несколько видов сыра, бутылка вина. Вроде бы ничего особого, но она показала, что не забыла о голодном муже. И потом, после ужина, опять у Евдокима с женой случился секс, и опять какой-то особенно яркий, но уже с иными, новыми ощущениями. Все такое зеленовато-голубое, переходящее в ясную синеву…
Так было каждый раз после семейной ссоры – они оба словно проходили через какую-то радугу, когда один оттенок страсти сменялся другим, чуть затихая, но продолжая удивлять…
Нос у Эллы выглядел чуть распухшим, под глазами пролегли тени, и багровела небольшая ссадина на одной из скул.
– Как ты, милая? – с великой осторожностью целуя ее лицо, спросил Евдоким.
– Была сегодня у врача, – с беспомощным смешком призналась жена. – Нос в порядке, не сломан. Ничего, пройдет. Врач спросил: это муж вас? А я – нет, упала с табуретки, когда кухню мыла. Кажется, он не поверил.
«Какая я скотина! Что же я творю, мужик, называется! – с раскаянием подумал Евдоким. – Это хорошо, что ей на работу идти не надо, а так бы… даже не знаю… Юрист еще. Да меня первого посадить надо!»
На следующее утро Элла вела себя как-то особенно. Отношения Евдокима и Эллы отличались нежностью, проникновенностью, были настояны на взаимном обожании. Супруги понимали друг друга с полуслова, были терпеливы и ироничны, снисходительны…
Евдоким отправился в Москву, ему предстояло очередное судебное заседание, и по дороге в город он вдруг подумал: впереди долгие майские каникулы, отчего бы им с Эллой не отправиться куда-нибудь? В романтическое путешествие по Европе, например. Весна, все цветет, тепло. Красивые места, древние замки, музеи. Вечерами в фиолетовых сумерках можно сидеть в кафе за бокалом вина, смотреть друг на друга влюбленными глазами… Пожалуй, Элла будет рада такому путешествию. И даже не пожалуй, а точно.
Если вспомнить, то Евдоким старался всегда ее порадовать после семейной бури, словно пытался компенсировать страдания жены. Подарками, путешествиями.
Впереди возник затор на дороге. Евдоким затормозил, остановил машину, потер лицо ладонями, словно пытаясь смахнуть с него что-то. Нечто напоминающее невесомую паутину – липкое, щекочущее, неприятное.
Кажется, в первый раз Евдоким пытался осмыслить происходящее. Нет, он и раньше со скрупулезностью юриста пытался разобрать каждую такую семейную ситуацию (отчего она возникла, что послужило толчком для выплеска агрессии, и прочее), но теперь, похоже, настало время сделать общие выводы. Ведь он точно больше не хочет повторения того кошмара? Он не хочет быть извергом, избивающим свою жену? Нет! Хотя, надо честно признаться, – секс после таких скандалов казался просто фантастическим. И для него, и для нее, судя по всему.
Евдоким, стоя в пробке, достал свой ежедневник, принялся листать его, глядя на даты. В сущности, эти скандалы с женой происходили с определенной периодичностью. Несколько раз в год, каждый сезон. Первые годы – реже. Но чем дальше, тем чаще случались эти стычки. В Элле словно копилось недовольство. Копилось постепенно. А потом жена буквально взрывалась. И доводила Евдокима. Каждая поездка в ежедневнике означала, что поводом к ней случился очередной скандал. Нет, с себя Евдоким не собирался снимать вину за то, что он распускал руки, но ведь если вспомнить, то жена не гнушалась ничем, чтобы вывести его из себя. И оскорбляла его покойных родителей, и его самого, и руки распускала тоже… Словом, Элла добивалась того, чтобы Евдоким ударил ее. И чтобы непременно брызнула кровь, без крови Элла уже не могла как-то… И потом она рыдала, ой как она рыдала… А он, дурак, винился перед ней на коленях.
В последний год прибавились еще эти проблемы с окружающими, когда Элла начинала задирать какую-нибудь незнакомую даму, чья внешность казалась молодой женщине «неправильной».
В сущности, что получается? А то, что жизнь становилась все хуже и хуже. Промежутки между скандалами – короче, к ним присоединились и другие проблемы. Вот об этом свидетельствовали записи в ежедневнике. Такое впечатление, будто Элле чего-то не хватало, она вечно испытывала недовольство. Но секс, о, боги, какой секс у них был с женой после этих скандалов! – опять напомнил себе Евдоким.
А потом Элла ходила пусть и побитая, но тихая, спокойная, прекрасная в своей отрешенности. С ласковой, всепрощающей нежностью смотрела на мужа, который изводил себя чувством вины за то, что опять не сдержался.
И что же, смириться со всем этим? Ну да, такой вот у них странный брак, союз садиста с мазохисткой, что ж теперь… Но ведь Элла уже не может иначе, то есть ей непременно надо, чтобы муж избил ее до крови, ей надо увидеть кровь, а затем ужаснуться происходящему, утонуть в рыданиях, от которых у Евдокима рвется сердце…
Можно ли исправить эту ситуацию, устранить все эти скандалы или хотя бы сделать так, чтобы дело не доходило до битья? У Евдокима не получалось это сделать. Он вдруг вспомнил ту девушку, к которой Элла пристала на улице дня три назад.
Обыкновенная девушка, довольно милая. Пусть и не худышка, но весьма симпатичная. Что-то в ней было такое, да… На цветущий розан похожа. Ах нет, она не розан, она маргаритка! Крепко сбитая, но не плотная, а словно воздушная. Очень хорошенькая. Очень. Пожалуй, из тех девушек, которым полнота идет. Зефирка, словом… Почему, с чего Элла вдруг привязалась к этой Маргарите? Мороженое та ела. Но это так мило, кажется. Не беляш же!
Сзади загудели, Евдоким наконец очнулся, тронул машину с места.
Когда он прибыл в Москву и занялся своим привычным делом, то проблемы семейные отошли на второй план. Ведь будни юриста, специализирующегося на защите интеллектуальной собственности (а именно это являлось спецификой работы Евдокима), – очень кропотливый, часто скучный процесс, состоящий из написания бумаг, составления договоров, писем, исков, жалоб, постоянной беготни по судам. Да и клиенты тоже особые, поскольку в основном они – творческие люди. У них нервы, у них эмоции, они импульсивны и часто несдержанны… Работая с ними, Евдоким был вынужден всегда держать себя в руках. Но что случится потом, когда эта безумная семейная жизнь окончательно расшатает его нервы? Тогда, не исключено, он может распрощаться со своей работой…
А если когда-нибудь семейная драка закончится не столь удачно и Элла получит тяжелую травму? Делать инвалидом свою жену Евдокиму совсем не хотелось, как не хотелось и садиться в тюрьму… И как родителей Эллы жалко будет, они нормальные люди, к Евдокиму относятся хорошо… Что делать-то? Нет, обязательно надо что-то придумать, иначе все эти игры закончатся больницей для Эллы и тюрьмой, потерей работы – для него, Евдокима. Не об отпуске надо думать, не о подарках и путешествиях (которые ничего не меняли, кстати), а о том, как исправить ситуацию!
Может, отправить Эллу на работу? Она ведь работала раньше в какой-то конторе до знакомства с будущим мужем… И образование у нее есть. Экономическое. Может, пойдет опять работать, и ей станет не до истерик?
Или жене надо родить? Но Элла пока не хотела детей, да и вообще… Нехорошо это – заводить ребенка только потому, что отношения в семье ухудшились… Он же, малыш, не таблетка какая, не панацея от всех бед. Рождение ребенка только обострит ситуацию, но не улучшит. Но сама ситуация – ненормальная, чего уж там! – опять с раздражением напомнил себе Евдоким.
Может, ему стоит пропить какие-то успокоительные, чтобы не срываться в те моменты, когда скандал норовит перерасти в драку? Эта мысль показалась Евдокиму наиболее удачной. В самом деле раз он мужчина, то он и должен нести ответственность за сложившуюся ситуацию.