Пыльное тысячилетие (СИ) - Страница 22
– Билл, потому что я ненавижу, когда меня соплями поливают. Реши уже и не мучай меня! – я выхожу из себя.
– Перед тем, как ставить меня перед выбором, ты должен был хорошо подумать... – рычит.
– А я не твоя игрушка, понял? Билл, ты еб*шь меня в жопу, неужели тебе этого мало? Что я еще должен?
– Заткнись! Том, уверен, что хочешь моего ответа?
– Да и прямо сейчас! – не уступлю.
Билл отчего-то кривится, затем отстраняется... Смотрит на меня. Изучает. Тянет время, неужели решает что-то? И этот человек мне только что в любви признался? Думает еще о чем-то. Ненавижу неопределенность. Терпеть не могу! И тот факт, что я трахаюсь в зад ничего не меняет!
– Том...
– Да или нет? – рычу.
– Упрямый осел! – наклоняется ко мне, хватает за волосы. Больно. Сжимает. Ярость в его глазах. – Ненавижу, когда со мной так! Том, я клянусь, я бы тебя сейчас ударил!
– Так ударь! – а я и не ищу легких путей.
– Мне просто нужно было время!
– На что? – почти задыхаюсь от гнева, что скопился во мне. – Я не понимаю, если ты хочешь со мной... То не надо времени...
– Хочу! Маленький ублюдок! Только ты можешь так со мной себя вести... – сжимает волосы в кулаке, и бесится. Психует.
– Я люблю тебя... – шепчу в его щеку. – Я так тебя люблю...
Он целует меня. Но осторожно, что совсем не вяжется с теми эмоциями, которые он сейчас испытывает. Это тяжело. Тяжело любить парня, говорить о своих чувствах – тоже тяжело. Тяжело отличаться от толпы, выбирая свой путь. И хочется, глядя каждому в глаза сказать, что я не виноват, что я и сам не понял, как влюбился в него... В парня. В мужчину.
***
Родители приезжали несколько раз, переживали сильно, но Билл их успокаивал, настраивал на лучшее. Он обаял мою маму до такой степени, что, когда она застукала нас целующимися, то лишь мило улыбнулась... Я был в шоке. Ну, не могут родители реагировать вот так спокойно на столь неординарный выбор своего ребенка. Как же так? А где истерики? Где упреки, мол, мы на тебя всю жизнь угрохали, сволочь ты неблагодарная? Но этого не было... Хотя я такой заряд стыда словил, когда рассказывал маме, как докатился до такой жизни, что похоже на всю жизнь хватит. Это было слишком сложно, признаваться ей во всем. Это была не первая в моей жизни исповедь, которую я посвящал ей, боясь взглянуть в ее глаза, но в этот раз было сложнее всего. Только она приняла, я ведь знал заранее, что примет.
С отцом оказалось сложнее. Он все-таки решил поговорить с Биллом по-мужски. Я, честно говоря, испугался за обоих. Они пошли выяснять отношения в какой-то бар и исчезли на двое суток. Мы с мамой как-то начали беспокоится...
Вернулись на третий день, побитые, помятые, но... Нормальные. Подружились. Хотя ни один, ни второй так и не рассказали, где они были и что делали. Билл лишь шепнул мне на ушко, что они договорились раскрыть эту тайну только на нашу свадьбу. Я в тот момент ужасно смутился.
Когда меня выписали из больницы, мне показалось, что я сотню лет провел в четырех стенах своей палаты. На самом деле прошло всего два месяца. На дворе, оказывается, уже все тает. Нет, я это и с окна видел, но выписка из больницы расставила все по своим местам.
А потом в моей жизни настала очередная жопа. Весна – пора любви, а у меня завал с учебой. Время, которое я пропустил пришлось нагонять. Билл старался как мог, помогал мне, но я все равно не успевал. Плюс еще тренировки и игры.
Наша команда вышла в полуфинал, да там и осталась, проиграв каким-то «Сибирским львам». Капитан нашей команды был готов разорвать каждого из нас, но за убийство, оказывается, сажают. Билл сидеть не хотел, поэтому просто орал на нас, закидывая баскетбольными мечами. Разницу в два очка он нам так и не смог простить. Этой же ночью он хорошо так наказал меня, отодрав слишком жестко. Сидеть не мог потом. Ну, на самом деле не мог. Валялся весь следующий день, а Билл, с виноватым видом, таскал мне водичку и покушать.
Однажды он спросил у меня, почему я со своим характером не лезу в активы. А не хочу. Так я ему и сказал. Нет желания трахать своего мужчину. Да и Билл спросил просто ради интереса, сразу же уточнив, что его задница слишком восприимчива к чужеродным предметам. Нет, он готов к пассивной роли, даже больше, может быть, он даже хотел бы этого, но я-то вижу, что ему это слишком напряжно. И говорит он об этом только из чистого уважения ко мне. Да и я ни на что не променяю ощущения его члена в своей заднице.
– Насаживайся... – поддерживает меня под бедра. Изучаем позу наездницы. Черт, как это неудобно. Подрагиваю. Кручу задницей, насаживаясь. Билл мне только что фантастически отсосал, теперь я должен ему кое-что приятное...
– Ну, расставь ноги пошире... – прошу его, продолжая насаживаться. Его член внутри наполовину, мне до сих пор немного больно. Упираюсь руками в его грудь, поднимаюсь по горячему стволу. Несколько круговых движений бердами, чтобы головка скользила у самого входа и подаюсь назад. Насаживаюсь, изгибаясь, тихо постанывая. Смотрим друг другу в глаза. Билл с силой сжимает мою правую ягодицу, затем шлепает.
– Не филонь, – двигается навстречу, – сядь до конца, Том! Быстро! – приказывает.
– Неа, – злю его. Я ужа давно понял, что он не терпит, когда ему не подчиняются. А в кровати так особенно.
– С*кин сын, – рычит, начиная двигать бедрами, пытаясь вставить глубже. – Я тебя сейчас так вы*бу, что в глазах потемнеет! Ты у меня не просто сидеть, ты у меня ходить не сможешь!
– Обожаю, когда ты мне угрожаешь... – насаживаюсь до самого основания. Резко. Билл выгибается, громко вскрикивая и хватаясь пальцами за мои бедра.
Я начинаю быстро двигаться, насаживаясь. Подпрыгиваю. Я и не думал, что его член так пружинит. Посмеиваюсь. Вот же идиот... Билл громко стонет, подаваясь на встречу, дергаясь подо мной. Его член снова и снова входит в меня, заставляя двигаться все быстрее. Собственный член стоит колом, дергается от каждого моего движения. На живот Билла капает моя смазка, которую он так пошло размазывает, а затем вбирает пальцы в рот, облизывает. Эти простые, но непростительно пошлые действия, окончательно взрывают мой мозг.