Пылающий камень (ч. 2) - Страница 7
Боян больше не удостоил труп ни единым взглядом — теперь он значил для него не больше, чем дохлая собака на обочине дороги.
— Идем, — обратился он к Ханне. — Белоснежная женщина должна смыть с себя этот запах и снова стать как лилия, правда? Мы отправимся на пир.
Когда они расселись за столами, Боян принялся развлекать леди Удальфреду немного неприличными, но веселыми историями о его приключениях с женщинами-воинами Саздаха. Он утверждал, что те не считали себя женщинами до тех пор, пока не захватят и не уложат в постель девственника. Потом они отрезали ему половой орган и оставляли себе как трофей. Ханна не могла съесть ни кусочка, хотя брат Брешиус и пытался ее уверить, что, если выпить немного вина, воспринимать действительность станет намного легче.
Она успокоилась только после того, как в зале показались двое запыленных разведчиков, которые доложили о приближении армии куманов.
Унгрийские воины спали, ели и развлекались, не снимая доспехов, поэтому были готовы в любую секунду вскочить на коней, в отличие от вендийских солдат. Последним понадобилось немалое время на сборы.
— Мать принца Бояна поедет с нами? — спросила Ханна, завидев паланкин.
Брешиус кивнул в сторону повозки, которая больше всего напоминала маленький дом на колесах — с дверью, окнами, которые сейчас закрывали ставни, и прочными стенами. Ярко раскрашенная, такая повозка выглядела бы странно в военном походе, если бы с нее на свисали кости, собранные в грубые ожерелья. Слава богу, эти кости принадлежали животным, а не людям. На крыше фургона было установлено небольшое колесо, украшенное разноцветными лентами, трепещущими на ветру.
— Шаманы кераитского племени не приносят удачу, — пояснил монах. — Удача заключается не в них самих, а в другом человеке, в ком-то, кто родился в тот же день и в то же время. Говорят, что удача матери Бояна была заключена в том человеке, который потом стал отцом принца, — и это единственная причина, по которой она вышла за него замуж. Но тот умер как раз в тот день, когда родился его сын, поэтому считается, что его удача перешла на Бояна. И принцесса племени кераитов осталась, чтобы наблюдать за ним. — Брешиус усмехнулся. — Но на самом деле ей не грозит никакая опасность. Даже куманы не решатся причинить вред кераитской принцессе. Они знают, какая судьба ждет того, кто хоть пальцем дотронется до шамана без его собственного позволения.
Каменная башня осталась позади, и Ханна с облегчением вздохнула. Прохладный осенний воздух, запах травы и ароматы цветущих кустарников заставили ее забыть о той ужасной вони в подвале. Но образ страшной, сморщенной головы, казалось, отпечатался в ее памяти навечно.
Они переехали реку вброд. Лето здесь было жарким и продолжилось сухой осенью, поэтому в реке было совсем мало воды. Сапиентия ехала перед Ханной, рядом с Бояном. Принцесса так весело смеялась, что можно было подумать, что они едут на охоту, а не на битву. Позади них в воду входили быки, запряженные в повозку. Их вели красивые мужчины-рабы. На мгновение Ханне показалось, что перед быками волны словно расступились, вероятно, это была лишь игра света. За повозкой следовали воины, им вода доходила почти до пояса. Кое-кто поеживался и морщился от холода, и тогда остальные принимались смеяться над такими неженками.
Армия перебралась через реку, свернула на восток и двинулась по берегу. Вендийцы затянули свой гимн, его подхватили унгрийские воины, и хотя не все они попадали в такт, все кричали с большим удовольствием, предвкушая битву. Унгрийцы перестроились, развернув фланги, Боян поскакал в центр, громко отдавая приказы своим людям. Примерно половина унгрийской конницы отделилась и скрылась в холмах. Вендийская пехота построилась в каре на возвышении.
В воздухе раздался странный звенящий звук. Казалось, он доносится отовсюду и ниоткуда. Лошадь Ханны нервничала. Как только «орлице» удалось ее успокоить, она встала рядом с братом Брешиусом за Бояном и Сапиентией, приготовив копье. Раздались воинственные крики солдат Бояна, они выли, ревели и рычали, как дикие звери. Но даже этот шум был лучше, чем загадочный звон. Ханна пыталась определить, откуда все-таки идет звук. На востоке облака потемнели. Где-то грохотал гром. Наверное, скоро хлынет ливень.
Внезапно принц Боян оглянулся и посмотрел на нее и брата Брешиуса, а потом что-то произнес. Сапиентия запротестовала. Они обменялись парой резких фраз. Сапиентия даже побелела от гнева, а Боян зло нахмурился.
Наконец Сапиентия уступила. Она повернулась к Ханне и крикнула:
— Идите! Идите! Смотрите, что случится. Всадники расступились, и Ханна вместе с братом Брешиусом поехала назад сквозь строй.
— Что это за ужасный звук? — прокричала Ханна.
Монах не успел ответить, солдаты расступились, чтобы пропустить их внутрь каре. Возле повозки Ханна остановила свою лошадь. Вендийские солдаты закричали, и их крик подхватили унгрийские воины. И вот Ханна увидела куманов. Ей показалось, что они вовсе не люди: у них не было лиц, а за спиной вздымались крылья. Мелодичный звон стал громче. Куманы надвигались беззвучно — не слышалось ни военных криков, ни угроз, лишь легкий звон да стук копыт.
Унгрийцы атаковали. Они ринулись на врага, как стая голодных псов на добычу. Их крики полностью заглушили стук копыт и звон крыльев. Даже издалека Ханна видела, что Сапиентия нетерпеливо смотрит на ринувшихся в бой солдат. Она даже порывалась скакать вслед за унгрийцами, но Боян остановил ее, схватив за руку. Он ждал, наблюдая, как его люди стремительно и беспорядочно несутся на врага.
— Их всех перебьют! — закричала Ханна, которая представила, что случится с вендийцами после того, как их союзники так глупо бросились на врага.
Брешиус мягко усмехнулся, как человек, который давно не боится смерти.
Занавеска на одном из окон повозки шевельнулась. Ханна услышала свист, незнакомые слова на чужом языке, затем что-то легкое и белое вылетело из-за занавесок. Гусиное перо медленно, словно нехотя опустилось на землю.
— Вон там! — закричал один из солдат. — Они идут.
Куманы надвигались ровными рядами.
Сумасшедшие унгрийцы вдруг развернулись и выпустили залп стрел, их свист слился со звоном металлических крыльев. Когда унгрийцы стали беспорядочно отступать к линии вендийских солдат, враги понеслись за ними. Сапиентия пыталась послать свое войско вперед, она что-то кричала, отдавала какие-то приказы и даже схватилась за меч, но Боян снова помешал ей, перехватив руку. Строй унгрийцев распался, они отступали в совершенном беспорядке.
Брешиус что-то проворчал, Ханна с ужасом смотрела на отступление, не в силах вымолвить ни слова. Равнина выглядела как растоптанный муравейник. В спину одного из унгрийских солдат, оказавшегося в арьергарде, вонзилась стрела, он свалился с коня, и его тело мгновенно исчезло под копытами куманских коней. В ту секунду Ханна как никогда остро почувствовала собственную смертность и присутствие вечности. Из ровных рядов куманов вперед вырвались самые молодые и нетерпеливые воины. Теперь Ханна могла их подробно рассмотреть. Оказалось, что в них нет ничего необычного: перед ней были не крылатые творения, а лишь мужчины, прикрепившие за спиной крылья в подражание птицам. Лица их были скрыты металлическими пластинами шлемов. Часть кавалерии унгрийцев, которая скрывалась в холмах, вылетела из засады. Они набросились на растянувшийся фланг армии противника, который, предвкушая победу, слишком увлекся преследованием. Унгрийцы, которые до этого беспорядочно отступали, словно напуганные мощью врага, внезапно развернулись и атаковали куманов. При этом от прежней неорганизованности не осталось и следа.
— Хей-ли-ли! — закричала Ханна, подражая своей хозяйке. Она видела, как Сапиентия помчалась вслед за атакующими. Вскоре ее догнал Боян, который в одной руке держал знамя. Принц и принцесса ринулись в бой.
Куманы оказались между молотом и наковальней, у них не было никаких шансов. Множество дикарей было взято в плен. Боян, натешившись боем, отъехал к повозке матери и оттуда осмотрел поле боя. На Ханну он не обратил внимания, зато подозвал к себе брата Брешиуса. То и дело к принцу подъезжали воины и вручали ему то кусочек ткани, то нож, то изрубленный шлем. Каждую вещь он внимательно рассматривал, а потом отбрасывал в сторону и снова смотрел на сражающихся воинов.