Пятнадцатый этаж (СИ) - Страница 7

— Я думаю, что ваша вина, Виктор Петрович, в том, что вы сами выбирали таких женщин. Сильных, независимых… — произнёс Антон.

— Самодурок я выбирал. Прав ты, хирург-психолог. Что для Татьяны я всегда был никем, что для Галины. Только от Татьяны ушёл гораздо раньше. Вру, не ушёл, она меня выгнала. Не поверите, ребята, мы студентами с Загорским лучшими друзьями считались. А потом появилась Татьяна. Хваткая, умная, знающая себе цену. Мы на пару за ней года три ухаживали. В кино втроём, на дискотеку, в парк. Ей нравилось. К окончанию учёбы я выбрал психиатрию, да и Загорский тоже, то есть мы заканчивали терапевтами, а она хирургом. Но дружба продолжалась. Потом работа в разных местах. Загорский отступил, женился удачно, на дочке шефа. Защитился через три года после окончания института. Таня тоже материал набирала, науку двигала. Мы жить вместе стали. Я ей помогал как мог. Весь быт на себя взял. У неё ещё дежурства. Да она пропадала на работе. А я её любил. Думал, что и она меня любит. Нам почти тридцать стукнуло, когда дочь родилась. Как говорила Таня: «Я для тебя сделала всё. Я выносила и родила. Остальное — твоя забота». Она не кормила и в декрет не пошла. У неё в приоритете была работа и докторская. Но и я работал. Марину мама моя растила.

— Виктор Петрович, погодите. Моя няня — баба Люба…

— Твоя родная бабушка.

— Почему же она ушла? Я любила её. И она меня тоже, единственная, кто любил.

— Потому что твоя мать решила, что ты взрослая и сможешь обходиться сама. Тебе на тот момент шесть исполнилось, она тебя в школу отдала. Видеться же с тобой ни мне, ни моей маме позволено не было. Мы на тебя слишком плохо влияли своей мягкостью. А из тебя должна была получиться железная леди, наследница, преемница во всём. У тебя даже фамилия матери. Для облегчения жизни. Потому как я никто и моя фамилия ни о чём не говорит. Но я готов был терпеть это всё. И вечные упрёки в моей никчёмности, и постоянные сравнения с Загорским, который так продвинулся. Тебе три года стукнуло, я купил куклу. Домой шёл счастливый. А дома Таня с Загорским. На глазах у моей матери. Потом развод, запрет видеться с ребёнком. Запрет только мне. Моя мама оставалась всё так же необходима до поры до времени.

— Спать пойдёмте, — произнесла Марина. — Сейчас я вам постелю. А завтра приходите сюда, если, конечно, к жене не вернётесь.

Марина закрыла двери в большую комнату, пусть выспится человек.

На душе у неё скребли кошки, а перед глазами стояла няня, баба Люба. Надо будет узнать завтра, жива ли она. Вот кого безумно хочется видеть. Прижаться, обнять. Единственный светлый человек в её жизни. А отца жаль. Нет, не возникло у неё других чувств к нему кроме жалости. Но и ненависти былой тоже уже не было.

Думалось о другом — что судить легче, чем понять. Что она так мало знает о людях, которые рядом, а всё равно судит. Несправедливо. А потом Марина уже привычно устроилась под боком у Антона и уплыла в царство Морфея.

========== Часть 9 ==========

По дороге на работу Марина и Антон обсуждали машину. Личный автомобиль доктора Полякова, который остался в Москве и тоскливо торчит там в гараже, а он так необходим здесь. Но за машиной надо ехать. А времени свободного нет — ни на поездку, ни на перегон машины в этот город.

Антон доказывал, что просто необходимо взять пару дней отгулов и смотаться в Москву. Марина не хотела отпускать его одного, а ехать с ним не могла. Как маму оставить?

Пришлось Антону согласиться с доводами Марины. А как иначе? Не ссориться же из-за этого. Легче без машины обойтись. И почему сразу на ней не приехал? Так нет, решил, что потом. А «потом» уже на полгода затянулось.

И вроде бы всё нормально, но Марина надулась. Так что, как только попали в отделение, она прошмыгнула в ординаторскую, а Антон отправился к себе в кабинет.

И понеслось. Сначала две плановые операции. Потом старшая сестра принесла заявки на медикаменты, Антон решил их проверить, потому что только что пытался назначить антибиотик, которого не было в списке, а за это явно не погладят.

Хотел на обед сходить вместе с Мариной, но старшая не уходила, одна заявка сменяла другую. И всё необходимо перепроверить и пересчитать.

Антон злился, он терпеть не мог вот эту хозяйственную часть своей работы. Но деньги любят счёт. И их приходиться считать. Особенно бюджет отделения.

Сдуру спросил про сына старшей, и её понесло. О своих чадах мамаши могут говорить безостановочно.

Антон совершенно не знал, как остановить словесный поток, вроде бы и сам спросил, теперь прерывать неудобно, и раздражало всё это. Спросил из вежливости, мальчишки давненько в отделении не наблюдалось.

А теперь Марина уйдёт на обед одна. И обидится. Последнюю неделю всё время обижается. Вот как переболела ангиной, так жутко капризной стала. А ещё хуже, если с Колей уйдёт.

Прекрасно понимал, что к Коле ревнует зря, но ревновал. И Колю просто ненавидел. Но уволить его не за что, врач он хороший, так что и этого терпеть придётся.

Внутреннее раздражение и напряжение нарастало.

Но всё как рукой сняло, когда в кабинет постучала, а затем вошла Марина.

— Антон Сергеевич, вы не могли бы мне помочь с пациенткой?

— Диагноз?

— Нет, с диагнозом всё ясно, у неё механическая желтуха, калькулёзный холецистит. Интоксикация. Она от госпитализации и операции отказывается. А я ничего сделать не могу, она не слышит моих доводов. Поговорите с ней, а? Решите вопрос.

— Хорошо, пойдёмте решать.

Он выпроводил старшую сестру, подписав все бумаги. И вместе с Мариной направился в приёмный покой.

Только на месте, увидев женщину, он смог оценить масштабы проблемы.

Дело оказалось не в желтухе, и не в тяжёлом состоянии человека всего пятидесяти трёх лет. Проблема была в мужчине, молодом мужчине, которого больная держала за руку, а он сидел на стуле и раскачивался взад-вперёд. Твердил одно и то же: «Мама, не умирай, пойдём домой, мама!».

Антон с Мариной подошли к женщине.

— Вот, я заведующего привела, пусть он вас убеждает. Если вы меня не слышите. — Марина изображала возмущение.

— Я слышу вас, Марина Викторовна, и заведующего вашего услышу, но вы же видите, Семён хочет домой. Один он не сможет, он как дитё малое. Только ростом большой, а так… —

из глаз пациентки катились слёзы, и Антон понимал, что и у него они слишком близко.

— Может быть, у вас есть кто-то, кто за Семёном присмотрит? — Антон пытался казаться спокойным. Посмотрел имя-отчество пациентки в сигнальном листке. — Нина Дмитриевна, Семёну нужна мама, так что давайте сделаем всё, чтобы она у него была. Так что там у вас с родственниками и друзьями? Я им сейчас позвоню, и вопрос будет решён.

— Нет у нас никого. Мужу бывшему умственно отсталый сын был не нужен. Это же позор, да надежды несбывшиеся. Он ушёл. Не знаю куда, просто ушёл. А друзья… Друзья есть на пирах в дни праздников. А когда боль изо дня в день, они тоже уходят. Так и остались мы вдвоём. Я и мой мальчик. Но вы не думайте, Сёмочка хороший, он тихий, может быть, вы и ему койку организуете? И мы вместе лежать будем. Вы же можете? Вы сами понимаете и говорите, что Сёмочке нужна мама. Так страшно оставлять его. Он ведь никому не нужен, совсем никому, кроме меня. Понимаете, доктор?

Антон понимал. Только земля из-под ног уходила. Но расслабляться он не мог. И принять решение должен был только он.

— Нина Дмитриевна, вы даёте согласие на операцию?

— Да, если…

— У вас прописка не городская, это очень хорошо. Сейчас я устрою вашего сына на время, а как выпишитесь, так его и заберёте. Я позвоню и договорюсь.

Он достал телефон из кармана и набрал вызов.

— Виктор Петрович, здравствуйте, дорогой! Поляков беспокоит. Тут у меня проблемка образовалась и ваша помощь требуется. Нет, с Мариной всё в порядке. Это по работе. Парень есть, Семён, по вашему профилю. Его бы на обследование положить и курс адаптации. Мать подпишет согласие, заявление и всё, что угодно. Очень вас прошу. Сколько у вас есть времени? Да в том-то и дело, Виктор Петрович, что времени у нас нет. Хорошо, договорились, вы сейчас будете, мы дождёмся.