Пять ящиков золота (Вояж на Гавайи) (др. перевод) - Страница 24

— Тут ведь дело такое, Эрик, — равнодушным голосом продолжал я. — Если на него одновременно броситься, то ведь убить он успеет только одного, так? А второй в это время окажется рядом и...

— А ну заткнись, сволочь! — нервно заорал Рид. — Да я вас обоих ухлопаю, прежде...

Я бросил в Рида горсть песка. Попал — не попал в глаза, не важно. Важно то, что Рид, увидев, что я что-то кинул в него, пригнулся. В этот момент ствол пистолета уже не смотрел на нас. Я рывком вскочил, крикнув:

— Улани, беги!

Грохнул выстрел, пуля ушла куда-то в сторону. Но какой-то толчок в бок все же сбил меня с ног. Это был Эрик, и он рвался напролом.

— Уйди, Бойд! Я его сам!..

Еще два выстрела! Лежа на песке, я видел, что Эрик продолжает нестись к Риду, и даже подумал в первое мгновение, что тот промахнулся, хотя расстояние было минимальное. Но Ларсон вдруг остановился, какой-то миг постоял без движения, потом ноги его подломились и он навзничь упал на песок.

Рид подошел ко мне. Ствол пистолета в его руке трясся.

— А сейчас ты, Бойд. Встать! Я тебя медленно убивать буду! Делать было нечего. Я перевернулся на живот, нехотя поднялся. Рид осмотрелся по сторонам.

— А где девчонка? Куда делась девчонка?!

— Наверное, стрельбы испугалась, — сказал я. — Сейчас бежит, куда глаза глядят. Искать бессмысленно...

— Что? — Рид чуть не завыл. — Ах ты, гадина! Сволочь... Да я тебя!.. Нет, ты у меня так просто не умрешь! Я тебя Рошелю отдам. Я полюбоваться хочу, как он с тебя кожу сдирать будет. Сам Питу помогу! Ты у нас поизвиваешься! Ты у нас повопишь... — у Рида перехватило горло, дальше шли уже не слова, а какое-то шипение. Наконец он совладал с собой. — Лопату бери, гад! Копай!

— Что копать?

— Могилу для Ларсона!

— А если он живой еще?

— Плевать! Значит, в земле сдохнет! Копай, говорю! — он щелкнул курком. — Я буду сзади. Дернешься — пуля в затылок! Заорешь — тоже! Кто-нибудь появится на пляже — так и знай, сначала стреляю в тебя, потом начинаю разбираться. Понял? Понял, спрашиваю?

— Понял.

Я поднял с земли лопату.

Копал я долго, угрюмо молча. Никто на пляж, конечно, не пришел. Яма становилась все глубже. Меня не оставляло чувство, что в жизни своей я никогда не был частным сыщиком, не пил кофе и виски, не флиртовал с женщинами, не знал счастья и удачи — только копал, копал, копал землю с самого рождения, не зная ни минуты продыху. Ларсон, естественно, был мертв, поскольку не может остаться в живых человек, в грудь которого в упор всадили две пули из крупнокалиберного. Выходные отверстия на спине были такие, что в них влез бы кулак — только Эрик с его бычьей силой мог с этими дырами еще хоть сколько-то пробежать. Я взял его за ноги и волоком дотащил до могилы. Потом, поднатужившись, сбросил тело в яму и начал засыпать землей. Бедный Эрик, честный, славный, простодушный, незамысловатый умом Эрик, на беду свою влюбившийся по уши в женщину, которая совсем не создана для того, чтобы стать домовитой и преданной женой моряка-скандинава, Эрик, ринувшийся за ней очертя голову, Эрик, с которым, сложись все иначе, мы могли бы быть добрыми приятелями — прощай, старина, и, честное слово, я не хотел твоей смерти, и не я в ней повинен!

На горизонте показались огни. Это яхта стремительно приближалась к пляжу. Я оперся на лопату и стал следить за ней глазами.

— Наконец-то! — сказал Рид. — Еще полчаса на то, чтобы загрузить золото — и рвем в Гонолулу!

— Если Пит тебя не пробросит.

— Не пробросит! — уверенно отозвался он. — Ему кое-что обещано, помимо золота!

— Что именно?

— Ты! — злорадно хмыкнул Рид. — А что думал; Пит шутил, когда клялся перерезать тебе глотку? Да он смакует предвкушение этого момента, он слюнки пускает. Бланш Арлингтон в его жизни, может, единственной любовью была, он ее на руках носил. А ты эту женщину убил. Последнюю утеху у старика отнял.

— Не я. И ты это отлично знаешь.

— Не знаю. Но, думаю, Пит не ошибается.

— Знаешь, знаешь, — кивнул головой я. — Потому что ты сам ее убил.

— Дурак! — он сплюнул и начал сигналить фонариком.

— Это ты ее убил, — жестким тоном повторил я. — Ты! Почему — действительно не знаю. Но, наверное, основания имелись, и основания серьезные. В тот вечер, когда я позвонил Бланш, ты был у нее. И это у тебя она спросила, во сколько мне к ней приехать. Ты ответил: в половине девятого. И, когда убивал, помнил, что вечером я появлюсь. Потому решил меня подставить. Раздел ее, нацепил леи на шею, сунул в руку спичечный коробок — чтобы я пошел по этому следу: бар «Хауоли», Улани...

— Свихнулся!

— Я и клюнул, идиот. Поперся в бар. А ты уже с Эдди Мейзом переговорил. Он мне начал лапшу на уши вешать насчет Ниихау, потом сдал, где отыскать Вирджинию и Ларсона. Понимал, что и Чой там будет. Так сказать, маневр по отводу в сторону — в сторону от тебя, естественно. Ты, в свою очередь, понимал, что оператор запомнит, что в тот вечер я звонил Бланш, и потому стукнул в полицию, чтобы они мной занялись.

— Шизофреник!

— Потом вот что было: я отказался на тебя работать и перешел на другую сторону. Тебя, однако, это уже не сильно волновало. Ты сказал Питу Рошелю, что это я перерезал Бланш горло. И я оказался обложен отовсюду. С одной стороны старый уголовник поклялся меня прирезать. С другой — Чой тоже ведь фрукт! Улыбается, поддакивает, а сам пулю в любой момент всадить может — к чему ему такая темная лошадка, как я? Ну, а не выгорит ни там, ни здесь — так лейтенант Ли по следу идет, раньше или позже он выяснит, кто последним был в доме Бланш, и тогда уж мне не доказать, что я здесь ни при чем.

Яхта остановилась. Присмотревшись, я увидел в ярдах ста от нас шлюпку. Покачиваясь на волнах, она приближалась к пляжу.

— Меня вот что интересует, — сказал я. — Зачем ты Кемо убил?

Рид сунул фонарик в карман и удивленно покосился на меня.

— Кемо? Кто это — Кемо?

— Только сказок не надо, что ты его не знаешь! Официант из «Хауоли» — тот, кто пытался помочь Улани.

— Первый раз слышу! — бросил он. — Ты его выдумал, наверное. Как и всю эту историю.

Пит Рошель принял у меня последний ящик. Мы поднялись на палубу. Рид что-то коротко сказал одному из матросов, тот с топором в руке быстро спустился в шлюпку и несколькими ударами прорубил дно. Шлюпка начала заполняться водой и через две минуты затонула. Круги еще расходились по воде, а яхта уже набирала ход, уходя от берегов Ниихау на Гонолулу.

— Выпить хочу! — глаза у Рошеля блестели. — Рид, ведь такое дело позади. Нельзя не отметить!

— Отметим! — одобряюще улыбнулся Рид. — Бойда в каюту отведем и отметим!

— Э-э-э нет! — Пит придержал меня. — Этого ублюдка я хочу иметь перед глазами. Чтобы не расслабиться. А то, как вспомню, что он с Бланш сделал, мне тошно становится, зато, как подумаю, что сам с ним делать буду — от души отходит, — он хрипло хохотнул. — В салон, Бойд, в салон!

У двери в салон Рошель изогнулся в шутовском жесте, предлагая мне пройти первым.

— Давай-давай, не стесняйся! Думаешь, Рошель размяк, если золото увидел? Не размяк, не беспокойся. Ты мне нужен не меньше золота! — он ласково похлопал меня по плечу, и я подумал, что так забойщик на бойне похлопывает бычка, прежде чем достать из-под окровавленного фартука нож.

В салоне на одном из кожаных диванов сидел Чой: непроницаемое лицо, отсутствующий взгляд. Эдди Мейз стоял спиной к двери; когда она открылась, обернулся, удивленно поднял брови.

— И Дэнни с нами будет? Ну, Пит, и заботишься ты о нем!

— А как же! — хмыкнул Рошель. — Налей ему, Эдди, пусть глотнет, покуда глотка целая.

Рид закрыл дверь и, встав на пороге, поднял руку: внимание!

— Дело сделано, друзья! — торжественно произнес он. — Золото наше! Четверть миллиона долларов отныне принадлежат нам троим, и, клянусь, это деньги, ради которых стоило пройти все то, через что прошли мы... — он вдруг заметил Чоя, сидевшего в углу, и осекся. — А этот что здесь делает?