Пять дней в Париже - Страница 4

Кэти, работавшая в художественной галерее в Чикаго, ушла оттуда в тот самый день, когда он приехал в Нью-Йорк, и вернулась в родительский дом.

Фрэнк Донован был доволен. Его план удался – дочь вернулась домой, а он нашел умного и способного сотрудника с явным талантом маркетолога. Для всех заинтересованных лиц все обернулось несомненным благом.

Следующие несколько месяцев Питер сосредоточился в основном на работе, отодвинув личные отношения с Кэти на второй план. Сначала ее это сильно раздражало, но когда она пожаловалась отцу, тот мудро посоветовал дочери проявить терпение.

В конечном итоге Питер освоился на новом месте, перестал нервничать и ощущать себя новичком. Он аккуратно и четко выполнял свои обязанности, всячески стремился оправдать доверие Фрэнка и продемонстрировать ему свою лояльность.

Питер даже перестал ездить домой в Висконсин – не было времени. Однако позднее, к вящему облегчению Кэти, все же перестал отдавать себя без остатка работе и научился строить свой рабочий график так, чтобы в нем находилось место для отдыха и развлечений. Они стали посещать вечеринки и ходить в театр, Кейт познакомила его со своими друзьями. К своему удивлению, Питер поймал себя на том, что ему нравится их общество. Более того, он понял, как легко и непринужденно он чувствует себя в ее обычном окружении.

В последующие месяцы мало-помалу все то, что раньше настораживало Питера в Кэти, перестало его беспокоить. Карьера понемногу набирала обороты, и, к великому изумлению Питера, никто не удивлялся ни его успехам, ни тому, с какой легкостью он получил столь престижную работу. Напротив, все ему симпатизировали и всячески его привечали. Подвластные очередному порыву взаимных чувств, они с Кейт через год обручились. И вновь это событие не вызвало удивления ни у кого, за исключением, пожалуй, самого Питера.

Впрочем, он знал Кэти уже давно и теперь чувствовал себя в ее мире вполне комфортно, свыкшись с тем, что он в нем не чужой. Даже Фрэнк Донован заявил, что Питер с Кэти созданы судьбой друг для друга. Кэти с улыбкой восприняла слова отца. Она ни секунды не сомневалась, что Питер станет ее мужем. Она всегда это знала и всегда к этому стремилась.

Мюриэл от души порадовалась за брата, когда тот позвонил ей, чтобы сообщить эту новость. Против предстоящего брака, к великому огорчению Питера, высказался только отец. Хотя отец всячески выступал за то, чтобы сын согласился работать в фирме Донована, он в равной степени был настроен против его женитьбы на дочери этого человека. Отец был абсолютно убежден, что в конечном итоге сын до конца своих дней будет сожалеть об этом опрометчивом шаге.

– Ты всегда будешь для них батраком, если женишься на ней, сынок. Это неправильно, несправедливо, но так уж получается. Всякий раз глядя на тебя, они будут вспоминать, кем ты был раньше и кем стал теперь.

Питер отмахнулся от его доводов. Он уже с комфортом устроился в мире Кэти, обжился в нем, врос в него, принадлежал ему. Его же собственный прежний мир давно отошел в прошлое, став частью чьей-то чужой жизни. Теперь ему порой казалось, что в Висконсине он вырос как будто случайно или даже как будто это был не он, а кто-то другой, и он не имеет к этому факту прошлого никакого отношения.

Даже Вьетнам казался ему более реальным, чем детство и юность, проведенные на ферме. Временами ему бывало трудно поверить в то, что он и в самом деле прожил там целых двадцать лет. Не прошло и года, как Питер стал бизнесменом и настоящим ньюйоркцем. К отцу и сестре он по-прежнему относился с любовью и знал, что так будет всегда. Однако мысль о жизни на ферме, как и раньше, повергала его в ужас. Но как ни пытался Питер убедить отца, что поступает правильно, тот отказывался принимать в расчет его аргументы.

Хаскелл-старший оставался на прежних позициях, не одобряя брак сына, однако, в конце концов, согласился приехать на свадьбу, скорее всего, лишь потому, что устал выслушивать доводы сына, пытавшегося доказать правильность этого шага.

Впрочем, неожиданно все вышло иначе. Питер ужасно расстроился, что Хаскелл-старший все-таки не появился на их с Кэти свадьбе. За неделю до торжественного дня, когда отец работал на тракторе, произошел несчастный случай. Отец повредил спину и сломал руку. Мюриэл в это время была беременна четвертым ребенком. Приехать сама она не могла, а ее муж Джек не захотел лететь в Нью-Йорк и оставлять ее одну.

Поначалу Питер чувствовал себя брошенным своей семьей, но вскоре это ощущение притупилось, и он снова окунулся в круговорот повседневных дел и забот.

Они с Кэти отправились в свадебное путешествие в Европу, а когда вернулись, у них так и не нашлось времени для поездки в Висконсин. Вечно мешали какие-то дела, другие планы, инициаторами которых зачастую становились Кэти или Фрэнк.

Но Питер пообещал отцу, что они приедут на Рождество и на этот раз ничто не помешает ему выполнить обещанное. Он не стал заранее говорить Кэти о своем намерении: решил сделать для нее сюрприз. Да и вообще, он уже начал подозревать, что это, пожалуй, единственный способ съездить наконец к родным.

Но накануне Дня благодарения с отцом случился инфаркт, от которого он скончался. Питер воспринял смерть отца близко к сердцу. Его не отпускало чувство вины и горечи. Так получилось, что Кэти так ни разу и не встретилась с его отцом.

Питер взял ее с собой на похороны. Это было тягостное мероприятие, проходившее под проливным дождем. Кэти стояла рядом и выглядела бесчувственной, словно деревянной. Питер же чувствовал себя абсолютно потерянным. Мюриэл, стоя чуть поодаль, рядом с мужем и детьми, безутешно рыдала. Контраст между сельскими жителями и приезжими ньюйоркцами бросался в глаза. И Питер понял, насколько он отдалился от сестры и соседей, уехав отсюда, и как мало теперь между ними общего.

Кэти чувствовала себя в их обществе неловко и честно призналась в этом Питеру. Со своей стороны, Мюриэл тоже держалась с ней на удивление холодно, что, в общем, было ей не свойственно. Когда Питер попенял сестре на это, та заметила, что Кэти здесь чужая. Хотя она и жена Питера, она ни разу не соизволила навестить их, пока его отец был жив.

Кэти своим внешним видом, в дорогом черном пальто и меховой шапочке, резко выделялась на общем фоне. Было видно, что ей не терпится поскорее уехать, и Мюриэл сочла своим долгом сказать об этом вслух, к немалой досаде брата. Она отпустила еще какой-то резкий комментарий в адрес Кейт, и они с Питером заговорили на повышенных тонах, а потом оба расплакались.

Когда же адвокат огласил текст завещания, это вызвало еще большее отчуждение между ними. Отец завещал ферму Мюриэл и Джеку, и Кейт не смогла сдержать своего возмущения, когда это услышала.

– Как он мог так с тобой поступить? – кипятилась она, когда они остались наедине в старой спальне со стенами, на которых давно облупилась краска, где кирпичный пол был покрыт старым линолеумом. Это убогое жилище разительно отличалось от того дома, который Фрэнк купил для них в Гринвиче. – Он оставил тебя без наследства! – не унималась Кейт.

Питер попытался объяснить ей ситуацию. Лично ему все виделось совсем иначе.

– Это все, что у них есть, Кейт. Это – ужасное, богом забытое место. Здесь – вся их жизнь. У меня есть карьера, хорошая работа, у меня есть ты. Мне ничего здесь не нужно. Я никогда не хотел жить на ферме, и отец это знал.

Питер считал отцовское решение совершенно справедливым. Он хотел, чтобы ферма досталась Мюриэл. Для нее и Джека она значила все на свете.

– Вы могли бы продать ферму и поделить вырученные деньги. Мюриэл с семьей могла бы перебраться в место получше, – резонно рассудила Кейт, в очередной раз продемонстрировав Питеру, что ничего не поняла в их семейных делах.

– Они на это никогда не пойдут, Кейт. Кстати, именно такого поворота событий папа и опасался. Он не хотел, чтобы мы продавали ферму. Он всю свою жизнь положил на то, чтобы накопить денег и ее выкупить.

Кейт не сказала ему, каким кошмаром ей казалась ферма, но он понял это по ее взгляду, брошенному на него. Понял и по установившемуся между ними напряженному молчанию.