Пять дней в Париже - Страница 12

На ней был простой черный купальник. Когда она выныривала на поверхность, ее каштановые волосы казались почти черными. Стоило ей заметить Питера, как в ее глазах появилось испуганное выражение. Первый день пребывания в Париже преподнес Питеру не только горькое сообщение о викотеке, но вот уже третью встречу с Оливией. К Оливии Тэтчер у него сложилось двойственное отношение – она была невероятно близка и вместе с тем так далека, что казалось, будто она обитает на другой планете.

Они какое-то время молча плавали на противоположных концах бассейна, затем несколько раз проплыли мимо друг друга, стараясь, однако, не посягать на чужое пространство. Затем, как будто сговорившись, сделали передышку на дальнем бортике бассейна. И он, и она запыхались от быстрых движений. Не зная, что делать, и не в силах оторвать от нее взгляд, Питер улыбнулся, и она улыбнулась в ответ. После чего снова поплыла, прежде чем он успел что-нибудь сказать или спросить.

Собственно, он и не собирался у нее ничего спрашивать, но у него возникло ощущение, что Оливия привыкла к тому, что люди преследуют ее или донимают вопросами, задавать которые не имеют права. Кстати, Питер удивился, заметив, что в бассейне нет ни одного телохранителя. Как будто они не знали, что жена сенатора спустилась сюда. Или же им вообще безразлично, где она. Когда он днем видел ее в обществе мужа, на нее никто не обращал внимания, никто с ней не разговаривал. Оливия словно пребывала в своем собственном замкнутом мирке, так же как и сейчас, в бассейне.

Она как раз доплыла до дальнего бортика бассейна, и Питер машинально тоже поплыл в ее сторону. Он не отдавал себе отчета в том, что делает. Как не имел представления о том, что будет, если она вдруг заговорит с ним. С другой стороны, это вряд ли произойдет. Оливия Тэтчер была из числа тех, на кого лишь смотрят, кем очаровываются, кем восхищаются, – своего рода икона или загадка. Но только не реальный человек.

Будто в подтверждение его мыслей, как только Питер приблизился к ней, Оливия грациозно выбралась из бассейна и одним быстрым движением закуталась в полотенце. Когда же он снова посмотрел в ту сторону, ее уже не было. Нет, он все-таки был прав. Это не женщина, это легенда.

Он тоже вернулся в свой номер и в очередной раз решил позвонить Кэти. В Коннектикуте сейчас было семь часов вечера, и она, наверное, уже дома, ужинает вместе с Патриком, если, конечно, не гуляет где-нибудь с подругами.

Однако – странное дело – ему расхотелось говорить с женой. Не хотелось притворяться, будто все хорошо, не хотелось лгать, утверждать, что дела обстоят прекрасно, равно как не хотелось признаваться в неудаче, о которой сообщил ему Сушар. Потому что завтра об этом уже будет знать ее отец. С другой стороны, то, что он не пообщался с ней, вызывало у Питера острый приступ одиночества – и это в Париже, в роскошном номере отеля «Ритц». В том месте, которому надлежало быть раем, но вместо этого оно стало чистилищем.

Питер лежал в постели, ощущая прикосновение к коже теплого ночного воздуха. Чувствовал он себя чуть лучше, по крайней мере, физически. Спасибо бассейну. А еще встрече с Оливией Тэтчер. Она была так прекрасна и в то же время так нереальна и – внутренний голос подсказывал ему – так отчаянно одинока.

Он не смог бы объяснить, почему ему так кажется и насколько это соответствует истине. Было ли так на самом деле, или же он где-то прочел об этом, или же понял это по ее красивым карим глазам, в которых таилась некая непостижимая загадка? Глядя на нее, это было невозможно понять. Он знал лишь то, что при взгляде на нее у него возникало желание протянуть руку и прикоснуться к ней, как к экзотической бабочке, – лишь для того, чтобы проверить, способен ли он на это и выживет ли она после его прикосновения.

Той ночью ему приснились редкие бабочки и женщина, которая разглядывала его, прячась за деревьями в густом тропическом лесу. Ему постоянно казалось, будто он заблудился, и всякий раз, когда его охватывала паника и он начинал звать на помощь, он видел ее, и она безмолвно выводила его на безопасное место. Он не мог сказать, кто она такая, но почему-то думал, что это Оливия Тэтчер.

Проснувшись утром, он все еще думал о ней. Это было странное чувство, скорее галлюцинация, а не греза. Питер всю ночь видел ее рядом с собой во сне, и теперь у него возникло чувство, будто он знает ее.

Неожиданно зазвонил телефон. Звонил Фрэнк. В Америке было четыре утра, в Париже – десять. Тесть хотел знать, как прошла встреча с Сушаром.

– Откуда ты знаешь, что я вчера встречался с ним? – сонно спросил Питер, пытаясь привести мысли в порядок. Удивляться раннему звонку особо не стоило – его тесть всегда, каждое утро встает в четыре часа утра. В полседьмого или в семь он уже у себя в офисе. Даже теперь, когда до ухода с поста председателя совета директоров его отделяли считаные месяцы, он не изменяет заведенному распорядку ни на минуту.

– Мне известно, что ты в полдень вылетел из Женевы. Не в твоих привычках понапрасну терять время. Ну, давай, выкладывай хорошие новости.

Голос Фрэнка звучал жизнерадостно, и Питер почувствовал укол совести, с предельной точностью вспоминая то, что ему сказал Поль-Луи Сушар.

– Они еще не закончили испытания, – нарочито небрежным тоном ответил Питер, надеясь, что Фрэнк не заметит в его тоне фальши. – Хочу подождать здесь несколько дней, чтобы узнать окончательные результаты.

Фрэнк усмехнулся, слушая его, и впервые его смешок подействовал Питеру на нервы. Что же он, черт побери, сейчас ему скажет?

– Боишься даже на минуту оставить свое детище, сынок?

Но Питер намек понял. Они вложили в викотек огромную сумму денег, затратили много сил и времени, а Питер еще и мечту всей его жизни. По крайней мере Сушар не сказал, что препарат абсолютно безнадежен, подумал Питер, сидя в кровати. Тестю он сказал лишь то, что появились кое-какие проблемы.

Нет, конечно, проблемы возникли серьезные, но все равно еще рано расставаться с надеждой и опускать руки.

– Ну что ж, наслаждайся Парижем. Мы здесь будем на своем посту. Ничего из ряда вон выходящего не предвидится. Сегодня вечером я пригласил Кэти на ужин в ресторан «21». Раз уж она не возражает против того, что ты прохлаждаешься в Париже, то и я, пожалуй, смогу без тебя обойтись.

– Спасибо, Фрэнк. Мне еще нужно побыть здесь. Хотелось бы обсудить результаты с Сушаром, когда тот закончит испытания. – Питер решился намекнуть на истинное положение дел. – Очевидно, не все так гладко, скорее всего, всплыли небольшие недоделки.

– Наверняка ничего серьезного, – отмахнулся Фрэнк, даже не насторожившись после этих слов зятя.

Результаты, полученные в Германии и Швейцарии, были слишком обнадеживающие, чтобы вызвать реальную озабоченность. Питер тоже так считал, пока Поль-Луи не предупредил его, что викотек несет в себе потенциальную угрозу. Оставалось надеяться, что это лишь досадное недоразумение и в конце недели выяснится, что все проблемы – сущие пустяки.

– Чем же ты собираешься занять себя в эти дни? – поинтересовался Фрэнк.

Он всегда поддерживал дружеские отношения со своим зятем. Питер был человеком разумным и покладистым и оказался отличным мужем для его дочери. Он позволял Кэти заниматься всем, чем ей хочется, и никогда даже не пытался вмешиваться в ее дела. Она жила там, где ей нравилось, а сыновей отправила учиться туда, куда сочла нужным, – в Эндовер и Принстон.

Питер каждый год приезжал на Мартас-Винъярд и уважал отношения, сложившиеся между его женой и ее отцом много лет назад. Кроме того, он был успешным президентом фирмы «Уилсон-Донован». Он был хорошим отцом своим сыновьям. Фактически в Питере Фрэнку нравилось почти все, за исключением незначительных мелочей. Например, зять порой проявлял упрямство, не желая отдавать мальчишек в частную школу, или по ряду других семейных проблем, которые – как казалось Фрэнку – его не касались.

Маркетинговые идеи Питера уже вошли в историю корпорации – благодаря ему «Уилсон-Донован» стала самой успешной фармацевтической фирмой страны. В свое время Фрэнк создал ее буквально с нуля, превратив семейный бизнес в гигантское предприятие, но именно Питер помог ей стать международной империей. О нем регулярно писали журналисты «Нью-Йорк Таймс», а «Уолл-стрит Джорнэл» назвал его «вундеркиндом от мира фармацевтики».