Путин, учись у Сталина! Как спасти Россию - Страница 6

В выступлении на II пленуме Северо-Кавказского комитета ВКП(б), посвященном Шахтинскому делу, ответственный за расследование Е. Г. Евдокимов довольно откровенно поведал, что ОГПУ давно установило контроль агентуры за старыми инженерами и бывшими собственниками, работавшими в советских органах[20]. Было установлено, что ряд инженеров поддерживали связи с бывшими владельцами. До лета 1927 года не было тревожащих признаков, и только изменение политической ситуации, разрыв дипломатических отношений с Великобританией и угроза войны заставили ОГПУ действовать. Хотя, конечно, Евдокимов был не вполне прав, признаки антисоветской деятельности отмечались и ранее.

Обычно в литературе все это дается в крайне искаженном виде, мол, в ОГПУ прицепились к мелким недостаткам и раздули из них дело. Однако это заявление Евдокимова позволяет сказать, даже не имея доступа к документам по делу, что главным каналом сбора информации была агентурная сеть ВЧК и ОГПУ, развернутая в Донбассе. Она стала формироваться еще в первые месяцы после освобождения от белогвардейцев и со временем охватила все предприятия и организации угольного бассейна. Это неудивительно, учитывая, что Донбасс имел исключительное положение в хозяйстве.

Евдокимов был хорошо знаком с Донбассом еще с Гражданской войны. С января 1920 года он был заместителем начальника Особого отдела Южного и Юго-Западного фронтов. Здесь же он познакомился со Сталиным, который входил в Советы Южного и Юго-Западного фронтов, а также Украинской трудовой армии, выделенной из Южного фронта на восстановление Донбасса. То есть Евдокимов был вовсе не случайный человек, который что-то там наговаривал на инженеров. Он активно боролся с белогвардейской контрразведкой, на которую работали будущие подсудимые по Шахтинскому делу и которой руководили будущие свидетели на процессе.

Агентура, тонкости работы которой так и остались под завесой секретности, служила главным источником сведений о настроениях и действиях старых инженеров и бывших владельцах шахт, а также была главным консультантом, поскольку среди агентов, безусловно, были горные инженеры, техники, квалифицированные горняки. Очевидно, именно агентура донесла достаточно сведений, чтобы вскрыть вредительство и оформление вредительской организации, а у следствия была лишь задача допросами обвиняемых и показаниями свидетелей это подтвердить. Поскольку ОГПУ было не заинтересовано в каком-либо раскрытии тонкостей агентурной работы, создалось впечатление, что доказательства обвинения получены непонятно каким образом. Из этого уже «разоблачителями» было состряпано убеждение о фальсифицированности процесса.

Между тем Шахтинскому делу предшествовали и другие процессы по шпионажу и вредительству в угольной промышленности. Так, в конце 1923 года ГПУ УССР была раскрыта шпионская деятельность главного инженера Кадиевского управления Гулякова, который действовал под руководством коммерческого советника Консульства Польши в Харькове Ружицкого (бывший совладелец Кадиевских шахт), который поддерживал связи с бывшими владельцами шахт, проживавшими в Польше. Гуляков и еще группа завербованных им инженеров старались не вырабатывать ценные участки угольных пластов, не вывозить запасы и тормозить подготовительные работы. Верховный суд УССР приговорил Гулякова к 10 годам лишения свободы, остальные инженеры получили от 2 до 7 лет лишения свободы[21].

Начало процесса «Промпартии» также скрыто секретностью, и даже не очень понятно, с чего оно началось, что послужило толчком для разработки этого дела. Это может быть, с равной вероятностью, как сообщение агентуры или показания Рабиновича, через которого чекисты, очевидно, по линии погрузки угля на железнодорожный транспорт – неотъемлемую часть угольного хозяйства, а также через активную деятельность их обоих в инженерных организациях вышли на Пальчинского. Однако Пальчинский мог быть арестован в порядке тех массовых арестов специалистов, которые проводил Евдокимов, в целях охватить всю вредительскую организацию. Случайный арест – весьма типичная причина провала законспирированных организаций.

От ареста Пальчинского до арестов других членов «Промпартии», которые прошли в два этапа: весной и летом 1930 года, проходит около двух лет. Вероятнее всего, удалось собрать только косвенные сведения об инженерном центре, нуждающиеся в проверке. 12 июня 1929 года арестовали другого активного участника, С. А. Хренникова. Но он умер от приступа стенокардии в тюрьме 25 декабря 1929 года, не дав показаний о существовании «Промпартии», хотя признавал себя организатором вредительства в металлопромышленности. На процессе его не раз упоминали в качестве активного организатора всей деятельности. Только весной – летом 1930 года была арестована целая группа участников «Промпартии». Иными словами, ниточка, которая вела к «Промпартии», была очень тонкой и несколько раз рвалась, и каждый раз с большим трудом находили новый след. Все тонкости этой предварительной следственной работы вряд ли когда-нибудь станут известны.

Все они были под наблюдением агентов ОГПУ, в этом нет никаких сомнений. Их прошлое уже само по себе превращало их в объект неусыпного внимания. Пальчинский был товарищем министра торговли и промышленности Временного правительства, был в августе 1917 года генерал-губернатором Петрограда, был помощником уполномоченного правительства по наведению порядка в столице и руководил обороной Зимнего дворца в октябре 1917 года. Рабинович был председателем правления Донецко-Грушевского общества и шахтовладельцем. Хренников был директором Сормовских заводов с 1914 по 1918 год. Однако они организацию не выдали.

Скорее всего, лишь арест сотрудника Госплана СССР В. А. Ларичева весной 1930 года, показания которого цитировал на XVI съезде ВКП(б) Г. К. Орджоникидзе, позволил полностью раскрыть всю организацию «Промпартии», что привело ее к полному и окончательному крушению.

Стенограмма процесса «Промпартии», полностью опубликованная в 1931 году, позволяет увидеть те скрытые пружины борьбы вокруг планирования и хозяйственной политики, которые действовали в 1925–1930 годах, и понять, на чем строилась и как развивалась позиция вредителей. Подсудимые, помимо моментов, связанных с вредительством и контактами с заграничными эмигрантскими организациями, подробно характеризовали настроения в кругах старого инженерства, их политическую позицию и отношение к хозяйственным и плановым вопросам.

Старое инженерство в поздней литературе часто рисуется сильно идеализированно, с упором на то, что это были высококлассные специалисты, политикой почти не интересующиеся. В этом была серьезная доля истины, поскольку почти все подсудимые по делу «Промпартии» действительно признавали, что были малосведущими в политических вопросах.

Но при этом тщательно обходится вниманием три немаловажных обстоятельства. Первое обстоятельство состояло в том, что старое инженерство было замкнутой корпорацией, не впускавшей в свои ряды чужаков. Второе обстоятельство состояло в том, что до революции крупное инженерство или прямо смыкалось с крупной буржуазией (многие инженеры были одновременно владельцами или акционерами производств), или было с ними тесно связано. Упомянутый уже С. А. Хренников был директором Сормовских заводов и был тесно связан с одним из самых крупных капиталистов в дореволюционной России – А. И. Мещерским. Связи не прервались и после революции. Третье обстоятельство состояло в том, что Пальчинский, Хренников, Рабинович и Федорович, как показывал Рамзин 28 ноября 1930 года, были руководителями инженерного мнения, были создателями крупных инженерных общественных организаций[22].

Если учесть эти три обстоятельства, то «физиономия», как выражался Крыленко, старого инженерства предстает совершенно в другом свете.