Пути развития английского романа 1920-1930-х годов - Страница 3

Зигмунд Фрейд констатирует факты и вместе с тем он стоически приемлет создаваемую им на основании изучения психической деятельности анормальных людей пессимистическую картину жизни. И он твердо уверен, что эта творимая им самим «реальность» и есть истинная действительность. Она неизменна, как и натура человека, таящая в себе разрушительные инстинкты и неспособная к созиданию. Законы современного ему, раздираемого противоречиями, капиталистического общества Зигмунд Фрейд пытается представить универсальными.

Воздействие фрейдизма на творчество многих английских писателей было бесспорным, но сказалось оно в различной степени и в произведениях каждого из них преломилось в своеобразной форме. И если, например, Д. Г. Лоуренс, восприняв идеи Фрейда, воплощал их, обращаясь к традиционным приемам и формам реалистического повествования, то Джеймс Джойс пошел много дальше: самый метод его творчества впитал те приемы и принципы анализа и подхода к человеческой личности, ее психике, которые были свойственны Зигмунду Фрейду. Передача «потока сознания» становится характерной особенностью творческой манеры Джойса.

Не все были непосредственно знакомы с работами Зигмунда Фрейда[9]. Но уже в предвоенные и особенно послевоенные годы содержащиеся в них идеи стали достоянием широких слоев буржуазной интеллигенции. И люди, взглядам которых они были созвучны, с готовностью восприняли их и поспешили поднять на щит. Биографы и исследователи творчества Д. Г. Лоуренса (Р. Олдингтон, Г. Хоф) отмечают, что в период работы над романом «Сыновья и любовники», который обычно называют первым фрейдистским романом в Англии, сам Лоуренс еще не читал книг Зигмунда Фрейда, но был осведомлен об излагаемой в них теории и заинтересовался ею[10].

В опубликованном в 1913 г. романе «Сыновья и любовники» Лоуренс уделяет непомерно большое внимание проблеме «эдипова комплекса», выражающегося в повышенной привязанности сына к матери и в его инстинктивной неприязни к отцу. И хотя в этом раннем и лучшем своем романе Лоуренс не ограничивался только этой проблемой, все же именно в нем проявилось его стремление раскрыть определяющее воздействие физиологических начал на судьбу человека. В «Сыновьях и любовниках» был сделан первый, но решительный шаг в этом направлении, определивший характер последующего творчества писателя.

И все же своеобразие творчества Лоуренса отнюдь не заключается в обращении к фрейдистским мотивам. Его лучшие вещи были одной из форм протеста против антигуманной буржуазной цивилизации, обесчеловечивающей человека. Он писал о людях, стремящихся освободиться от условностей повседневного буржуазного существования, рутина которого подавляет искренность чувств и силу страстей. Но если писатели-реалисты объясняют поведение и психологию человека условиями его жизни, то Лоуренса увлекает мир темных инстинктов человеческой натуры, в которой от рождения заложена неистребимая потребность в свободном проявлении своих желаний. Чаще всего эти желания продиктованы индивидуалистическими наклонностями и эгоистическими стремлениями, но они восстают против лицемерия официальной буржуазной морали и косности бытовых условий.

Перекликаясь с фрейдизмом, писатели-модернисты пишут о людях с разорванным сознанием, бездеятельных, ни во что не верящих, обреченных на безысходное одиночество.

Таковы герои романов Олдоса Хаксли — циничные и вместе с тем объятые страхом перед жизнью, умные и ни во что не верящие, осознающие пустоту и никчемность своей жизни и бездеятельные. Их существование — это шутовской хоровод, уныло кружащийся в монотонном ритме повседневных будней. Послевоенный кризис буржуазного общества сказался на их сознании, выхолостив из него все, кроме изощренного цинизма. В романах Хаксли передано ощущение тупика жизни, осознание ее пустоты и никчемности.

Его герои — бездеятельные интеллигенты. Они способны вести бесконечные споры о философии и искусстве, о морали и политике. Но под маской образованности и утонченности скрываются самые низменные побуждения и помыслы. Отношения людей отравлены цинизмом; их любовь, не опирающаяся ни на какие моральные принципы, способна лишь унизить человека и превращается в заколдованный круг. Внешнее не соответствует внутреннему. И не случайно уже в одном из самых ранних романов Олдоса Хаксли («Шутовской хоровод» — 1923 г.) возникает тема двойника, столь характерная для модернистской литературы XX в., ибо она как нельзя лучше помогает раскрыть внутреннее раздвоение буржуазной личности. Герой «интеллектуального романа» Хаксли находится в конфликте со своим «я». Он понимает бесплодность своего существования, но это не побуждает его к действию.

Творчество Хаксли подрывает веру не только в силу интеллекта. Писатель не верит в человека, не верит в его возможности. Он стремится доказать неизбежность вырождения человека и цинично заявляет, что человек не достоин ничего, кроме жалкой роли придатка машин.

Наряду с фрейдизмом важную роль в развитии модернистской литературы сыграла также «теория интуитивизма» Анри Бергсона.

В своем идеалистическом учении французский философ Бергсон, отвергая роль практики, утверждал, что только интуиция дает возможность «непосредственного» познания истины и это познание происходит вне процесса чувственного и рационального восприятия окружающего.

Теория «интуитивизма», теория «бессознательного» порождена страхом перед реальной действительностью, стремлением уйти от научного познания ее законов. В теории Бергсона место разума заняла мистика. Материалистическому разрешению вопроса о соотношении бытия и сознания Бергсон противопоставляет свои идеалистические представления. Они легли в основу его теории «длительности» и его учения об особенностях человеческой памяти.

По учению Бергсона единственной реальностью является наша личность, наше, «я», которое длится, находясь в постоянном временном истечении. Эта «длительность», это непрекращающееся течение психической жизни и есть единственная реальность. Воспроизвести ее — это значит передать бесконечное разнообразие свойственных психической жизни человека настроений, переживаний, чувств.

В своей философии Бергсон уделяет много внимания проблеме памяти. Он выделяет два вида памяти — память-привычку и спонтанную память.

Память-привычка — это реакция на испытанное раздражение, это память рассудка, которая может воспроизвести прошлое в определенной последовательности, но она не способна донести, сохранить его во всем богатстве и многообразии его красок, звучаний, образов. Сделать это способна лишь непроизвольная спонтанная память. Она пробуждает бессознательные воспоминания, не приуроченные ко времени и возникающие вне зависимости от нашей практической деятельности в настоящем. Это память, основанная на высоко развитой интуиции. Благодаря ей можно заново пережить прошлое; толчком к этому может стать внешне совсем незначительное явление (солнечный блик, вкусовое ощущение, звук и т. п.).

Философия «интуитивизма» Бергсона, его теории о «длительности» и особенностях памяти наиболее полное выражение получили в творчестве французского писателя Марселя Пруста. В своем многотомном романе «В поисках утраченного времени» Пруст стремится к передаче движения времени, к детальному воспроизведению прошлого в его непрерывном течении, ежесекундно отражающемся в сознании героя.

Однако, обращаясь к анализу человеческой психики, Пруст изолирует ее от окружающего. Его интересует ее «истинная», «общечеловеческая» сущность. Он претендует на большие обобщения, говоря о психике и интеллекте вообще.

Все это и определяет своеобразие его романа, лишенного композиционной четкости, определенного сюжета и ясно очерченных образов. Но вместе с тем текучая проза Марселя Пруста тонко передает мимолетные впечатления и мельчайшие нюансы настроений.

Подобные явления имели место и в литературе Англии. Для английских модернистов — прежде всего для Вульф — творчество Пруста, особенности его манеры служили образцом.